Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги! - Кузмичев Иван Иванович
– Как известно из сообщений лазутчиков, армия визиря насчитывает около ста двадцати тысяч воинов. Из них около сорока тысяч – степная кавалерия и примерно двадцать тысяч конницы старого образца. В янычарском корпусе чуть более пятнадцати тысяч воинов…
– Постойте, Алларт, – прервал я генерала. – Мне до сих пор непонятно: куда делась половина янычар? Ведь еще месяц назад в армии Балтаджи их было тридцать тысяч. Не могли же они сквозь землю провалиться?
– Никак нет, ваше величество, но от захваченных языков стало известно, что часть армии отошла к Салоникам, видимо, для предотвращения повсеместных восстаний в православных землях, – четко ответил генерал.
– Ладно, ими займемся чуть позже, продолжайте докладывать.
– Занимаемые нами позиции позволяют атаковать противника сразу же, как только он появится в зоне прямой видимости, при этом решающую роль в атаке должна сыграть артиллерия, в том числе часть мортирщиков полка Русских витязей, выставленных у подножия холма. Драгунские полки вступят в бой сразу, как прекратится обстрел пехотных шеренг врага. Тем самым мы получаем возможность вывести в правый фланг большее число полков до того момента, как противник сможет что-либо предпринять и подтянуть к потрепанному флангу резервы. Однако из-за того, что сил у нас меньше, используя данный маневр, мы можем оказаться в опасной ситуации в случае прорыва нашего центра. О левом крыле речи нет, там будет создана батарея из всей полковой артиллерии при поддержке трех регулярных полков и одного княжеского полка Молдавии…
Голос Алларта с небольшим акцентом вещал и вещал о первоначальных диспозициях, мягко обволакивая собравшихся бархатом голоса, выделяя приоритетные направления сражения, и при этом постоянно возвращался к возможным вариантам развития событий. В итоге его выступление закончилось полной поддержкой первоначального плана, разработанного Генеральным штабом.
Бои, развернувшиеся буквально перед нашим носом, только предвестники завтрашней баталии, однако спускать атаку на наш авангард нельзя ни в коем случае. Нужен жесткий отпор!
Снаружи затрубили горны кавалерии, одиноко заиграла литавра. Тройка драгунских полков получила команду отбить атаку турок. Конники быстро выстроились в походную колонну – по четыре всадника в шеренге. Зычные голоса русских офицеров, чудным образом перехлестывающиеся с иноземным говором, разнеслись по рядам, отправляя подчиненных по юго-восточной дороге.
– Шевелитесь, сучьи дети! Скорее, пережравшие тухлых яиц черви! – надрывал луженую глотку седоусый сержант, стоящий во главе фузилерского взвода в охранении артиллерийской батареи, в тщетной попытке привести рекрутов в чувство.
Часть солдат мгновенно вышли из ступора. Ор сержанта может сделать с солдатом все что угодно: и в бой послать, и под копыта конницы положить. Молодые безусые юнцы, косматые мужики – все дружно бросились занимать места в шеренге. И тем не менее каждый из солдат смотрел на лезущих по пологому склону холма турок с затаенной дрожью. Прощаться с жизнью каждому еще рано, пуля не проделала прореху в животе, а вражеский клинок не срубил полруки, оставив умирать от невыносимых мук! А значит, жизнь продолжается – каждый делай что должен, а там будь что будет!
Враги немыслимым образом сумели обойти русские позиции и зайти в тыл левого фланга, сминая на пути растерянные отряды молдавских воинов, стоящие первыми на склоне. Псковские, орловские, смоленские фузилеры приготовились к отражению атаки.
Забили барабаны молдаван, играя отступление. Полковник Миблах решил вывести княжеский полк из-под удара, полностью раскрывая сектор обстрела для легких пушек и ружей православных собратьев…
Сражение началось на следующее утро после атаки авангарда. Как и планировалось, после канонады осадной артиллерии, частично усиленной захваченными турецкими пушками, в бой вступили семь драгунских полков, поддерживаемых резервом из числа казаков гетмана Скоропадского и отряда калмыцкого тайши, барражирующего за спинами драгун. Тактика двойной атаки, применяемая в русской армии во второй раз, сводилась к взаимодействию регулярной конницы и степняков-калмыков.
Задача перед двумя атакующими группами ставилась одинаковая – поддерживать друг друга и уничтожать противника в поле зрения согласно полученному приказу. Причем атака драгун заключалась в сшибке с врагом, а степняки в это время должны были вести настильную стрельбу из луков поверх голов драгун. Опасность задеть своих не так велика, как кажется: калмыки – отличные лучники, дело свое знают на ять.
Пехотные каре пока стояли. Вопреки традиционной тактике, когда пехотные линии играют главенствующую роль, на сей раз они должны были сыграть главную партию во втором действии, после того как кавалерия закончит свою.
Взрывы «кубышек» смешивались с громыханием тяжелых двухпудовых гаубичных гранат, солдаты противника то и дело падали на землю, навечно уходя от мирских забот к гуриям и оазисам. Картечь разлеталась по рядам турок смертельным градом, стелясь над землей, словно трудолюбивые пчелки, собирающие кровавую пыльцу.
– Мустафа, прикрой нас слева!
Седовласый ногаец, служащий в сотне своего господина долгую четверть века, послушно склонил голову, выхватил саблю. Дикий визг разлетелся над десятком воинов сотни, в одно мгновение отделившимся от основного отряда, скачущего наперерез гяурским конникам.
Кто-то сбоку от Мустафы вскрикнул, будто молоденькая женщина. Бросив мимолетный взгляд, десятник увидел Рашида – юного мальчишку, еще совсем недавно вступившего на опасный путь воина Аллаха. По алой чалме расползалось темное пятно, ладони из последних сил сжимали узду, но пальцы быстро слабели, и после нового скачка верного жеребца Рашид завалился набок, упав под конские копыта. Едва слышный хруст – и тело мальчишки изломанной куклой осталось позади несущегося на врага отряда.
Мустафа лишь крепче сжал зубы, крутанул пару раз клинком и с новым визгом сильнее сжал бока гнедого жеребца. Десятнику вторили остальные: рты разинуты в безумном крике, в глазах горит небесный огонь правоверных воинов – никто из них не отступит, только умрет или убьет любого противника на своем пути.
Сшибка!
Русский клинок пропорол рукав Мустафы, но он даже не заметил, лишь взмахнул саблей в сторону и пронесся дальше, ощутив на мгновение едва уловимое препятствие человеческой плоти. Звон клинков, грохот близких выстрелов, канонада батарей – вакханалия безумия сражения нарастает с каждым мгновением, и нет ей ни конца ни края. Минута, другая, но десятник продолжал биться. Уж не осталось рядом с ним верных воинов; ладонь его вся в крови, и не поймешь в чьей: плечо Мустафы залито черно-алым, а по рукояти сабли стекают капли русской крови.
Но воин Аллаха даже не чувствовал своих ран, как не вел счет убитым, он просто несся вперед, летел умирать и забрать с собой как можно больше врагов своего Отечества. Но постепенно силы покидают старого ветерана: уже не так силен удар, и клинок все реже отбивает встречные удары.
Но на последний удар Мустафа не смог не отреагировать. Перед ним гарцевал русский офицер в золотом шарфе, со злой усмешкой глядящий на изможденного воина. Подняв тяжелую кавалерийскую саблю, офицер бросил коня вперед, на гнедого жеребца десятника. Ногаец пустил коня влево, уводя с линии атаки, делая быстрый выпад в голову гяура, но вместо чавканья плоти услышал звон металла. Новая попытка – и вновь звон.
Русский офицер зло сплюнул в сторону и без замаха с силой опустил саблю на десятника. Мустафа попытался было отбить атаку, но рука не выдержала молодого напора, сабля пропустила тяжелый клинок, и алый росчерк на груди набух кровью. Глаза десятника не успели опуститься вниз, чтобы увидеть рану, как клинок офицера быстрым движением снес голову с плеч. Голова покачнулась и завалилась назад, повиснув на кожаном лоскутке.
Последний безумный степняк упал в русских рядах, узким клином пропарывающих вязкую массу турецкого воинства.
