Право убийцы - Валерий Александрович Гуров
Дверь закрылась.
Когда комендант развернулся обратно, я увидел совершенно белое и безжизненное лицо, по овалу которого шел рваный шрам. Выглядело так, будто комендант носит кожаную маску, и кто-то присобачил ее ему на лицо степлером. Он зашёл в комнату, прихрамывая и опираясь на трость, на навершии которой застыл небольшой череп невиданного зверя. Я сразу заметил на другом конце трости съёмный колпак-чехол, почти наверняка прятавший именно лезвие клинка.
— Подъем, бездельники, поужирались до поросячьего визга… не понял, а какого лешего у вас свет горит! Что за посиделки⁈
Голос действительно был электрический и шел отнюдь не из рта коменданта. Какой там, губы его даже не шевелились, а лицо оставалось каменным и таким же безжизненным, как прежде. Звук шел из динамика, прикрепленного к груди. А что касается его слов, то, судя по всему, комендант был прекрасно осведомлён о вечеринке кандидатов. Он с ходу лупанул тростью по одеялу, под которым прятался Дуда, и попал по голени.
— Или вы, паршивцы, думаете, что я вам дам отлеживаться, чтобы вы, утырки, сил набрались перед специализацией⁈ Морковку вам в задницу!
— Ай-ай! — заверещал сосед, одеяло зашевелилось.
— Вот тебе и ай, вы сюда что, на санаторий прибыли? Пахать у меня будете, разгильдяи, мне из вас мужчин делать, замену себе растить! — проревел динамик на груди коменданта.
Он резко обернулся к моей кровати, и в меня впились безжизненные глаза, тоже протезы. Зрачки светились красными точками вмонитрованных объективов камер. По всей видимости, от них сигнал поступал в мозг. Похоже, головной мозг был единственно живым в его теле. Комендант взял динамик и поднес его ближе к моему лицу.
— Ты на него посмотри, воробушек! График тебе, значит, не писан⁈ В жопе ветер, в поле дым? Какой самоуверенный прощелыга!
Взмах, и в меня полетела трость. Я вскинул руку и поймал трость в паре сантиметров от своего лица. Поймал с трудом, потому что скорость, которую развивали протезы, впечатляла.
— Я просто раньше встал, не думал, что это станет для кого-то проблемой, — спокойно сказал я, не отводя взгляд от глазков камер.
Комендант хоть и не отреагировал внешне, однако резко замолчал. Впился в мои глаза своими протезами, красные огоньки загорелись ярче.
— Отпусти трость, — проскрежетало из динамика.
Я не стал удерживать трость, хотя мог в любой момент переломить ее пополам, но надо максимально соответствовать образу кандидата.
— Простите, — я счел нужным извиниться, хотя бы и держурно, портить отношения с этим киборгом мне не с руки.
Боковым зрением я видел, как дрожал Дуда, выглядывая из-под одеяла. Подумалось, что комендант сейчас взбесится, для него я очередной воробушек-сопляк, что-то о себе возомнивший. Но ничего подобного не произошло, мне даже показалось, что из динамика послышалось «крайне недурно», но так тихо, что я различил даже не сами слова, а будто какой-то намёк на них.
Нисколечко не удивлюсь, если среди всей кучи электроники, работающей как единый сложный механизм, найдется место функции сканера. Надо отдать должное местным инженерам, в моем мире ученые были далеки от подобных прорывных решений и технологий. А как бы такие разработки помогли нашим ребятам-ветеранам, которые, оставшись без конечностей, лепили себе вместо рук и ног деревянные протезы. Но сказав «а», говори «б» — наши лучшие умы были заняты тем, что сражались с тварями разломов и не могли позволить себе такую роскошь, как работа в лаборатории.
— Чьих будешь, соколик, и откуда ты прибыл к нам? — прорычал комендант, анализируя меня, как сканер, своими глазными протезами.
— Вронский Марк, город Ростов, — озвучил я известные вводные, хотя насчет Ростова не был уверен до конца, ничего кроме акцента меня с этим городом не связывало, да и тут я полагался только на то, что сказал ушлый таксист.
— Он сирота и бездарный, Викентий Самуилович, на вчерашнем сборе отсутствовал, про обход не в курсе и с порядками нашей академии не знаком, — решил вставить свои пять копеек Дуда, отчеканив слова на военный лад.
Я покосился на соседа — вот хрен Дуду поймешь, он меня сейчас выгораживает или наоборот, засаживает? Но за наводку мерси, раз на сборе меня не было, то буду ссылаться на это, как на обоснование собственной неосведомленности. Надо только придумать легенду, которая бы объяснила мое отсутствие не только ночью, но и днем… Да такую, чтобы звучала более или менее правдоподобно.
— Цыц, Иванов, тебя не спрашивают! — перебил комендант и зашипел: — Приютский, значит, посмотри на него, сиротинушка Вронский… видел бы тебя отец, стыдоба!
Вот и про родителей понятно стало, близкой родни у меня точно нет, раз приехал из приюта. Один вопрос решен, но сразу возник другой — раз комендант знал моего отца, то почему меня самого видел впервые. Впрочем, прикрываться отцом здесь действительно не получится, да я и не собирался.
— А ну-ка приняли упор лежа, куропатки, оба!
Дуда тотчас вскочил с кровати и упал на пол, встав на кулаках. Сосед не только словом, но и делом показывал, что хочет остаться в академии. Поэтому угодничал настолько, что язык едва не торчал из заднего прохода этого киборга.
— Тебя тоже касается, Марк!
Я с секунду поколебался, но встал на кулаки рядом с соседом. Раз назвался груздем… а дальше по тексту.
— Пошли отжиматься, сморчки! С хлопками, морковка вам в задницу! И р-ряз!
Следующие минут пять мы только и делали, что пыхтели, выполняя повторения, и хлопали почти синхронно. Комендант считал, взяв довольно высокий темп. Терпеть ненавижу, когда мне указывают, но чего только не сделаешь ради дела. Я видел, что полноватому соседу тяжело даются отжимания с хлопками, тем более — на скорость. Он постепенно начал отставать, сбился со счету, и хлопки зазвучали реже и тише. Мне чуть легче давалась нагрузка, как менее габаритному из нас двоих, но привычная легкость в руках все же отсутствовала, хотя темп удавалось держать. Но чем дальше, тем больше комендант уменьшал паузы между повторами. Ясное дело — ждёт, когда мы выдохнемся!
— И — семьдесят тр-ри! И семьдесят… жопы не поднимаем!
Дуда, лицо которого превратилось от напряжения в спелый помидор, а глаза за малым не вылезли из орбит, первым рухнул навзничь, совершенно обессиленный. У меня сил осталось чуточку больше, но руки уже дрожали. Усталость комендант расценил по-своему и врезал тростью мне по пальцам.
— Теперь на одной
