41 - 58 Хроника иной войны (СИ) - Гор Александр
На сидящего чуть в стороне от них в салоне «Дугласа» полковника авиации с орденами Ленина и Красного Знамени на гимнастёрке они особого внимания не обращали. Как и на капитана НКВД, «навязанного» в эту командировку Берией.
Посадка на явно недавно удлинённую взлётно-посадочную полосу авиазавода № 18, встречающее на лётном поле руководство завода и прилетевший в Воронеж загодя Ильюшин, заранее извещённые о том, что у гостей времени в обрез, протокольные слова приветствий и краткие ответы на вопросы о состоянии дел на предприятии. А потом подъём на вышку управления полётами, где всем, включая полковника, представившегося как командир 81-й авиационной дивизии дальнего действия (что вызвало уважительный взгляд Жигарева: именно та дивизия, что бомбит Берлин), и чекиста, выдали бинокли.
Потом был пронзительный шипящий звук, издаваемый стоящей в начале взлётной полосы крупной серебристой машины с непривычно длинными мотогондолами под крыльями. Но без каких-либо признаков пропеллеров. Непривычный самолёт, из задней части мотогондол которого вырвалось пламя, тронулся с места и начал стремительно разбегаться. Но, несмотря на эту стремительность, разбег явно затянулся. И лишь пробежав по взлётке метров восемьсот, самолёт, не уступавший в размахе крыльев ДБ-3, а по длине и превосходящий его, начал ввинчиваться в небо. Поразительно быстро, как истребитель. Сложились в мотогондолы стойки шасси, и подъём ещё больше ускорился.
Следом за бомбардировщиком от земли оторвался лёгкий Як-1, но он явно проигрывал новинке в наборе скорости и, кажется, в скороподъёмности. Но новичок дождался его на высоте около двух километров, после чего «дал газу». Да так, что истребитель мгновенно отстал.
— Какая у него скорость? — оторвался от бинокля Жигарев.
— Максимальная до 906 километров в час. Крейсерская — 700, — скромно улыбнулся Ильюшин, глядя на опешившего от ответа главкома ВВС.
Сделав «коробочку» над аэродромом, машина начала кругами набирать высоту, пока не превратилась в крохотную серебристую точку, чертящую в небе два сливающиеся за ней пушистых инверсионных следа. «Як» не только безнадёжно отстал, «болтаясь» где-то намного ниже, но потом и вовсе запросил разрешение на посадку и вскоре приземлился.
— А потолок?
— Практический — двенадцать с половиной километров.
— Но это же… Это же просто идеальный бомбардировщик! — вытер Жигарев пот на абсолютно лысой голове, выступивший из-за припекающего солнца. — Его же ни один истребитель ни по высоте, ни по скорости не догонит. А бомбовая нагрузка какая?
— Нормальная — тонна, максимальная — три тонны.
— Даже больше, чем у ДБ-3Ф?
— Больше, — кивнул Ильюшин.
— Сколько таких самолётов вы сможете выпускать в месяц? — повернулся главком уже к Шахурину.
— Как мне докладывают, только здесь, в Воронеже, есть возможности собирать из машинокомплектов самолёты для формирования одного трёхэскадрильного полка в месяц. Если процентов на пятнадцать замедлить темпы сборки ДБ-3Ф.
— Замедляйте! — рубанул с плеча Павел Фёдорович.
— Ну, это не нам с вами решать, товарищ генерал-лейтенант, — усмехнулся Алексей Иванович. — Наше дело — дать соответствующие заключения Туда.
Палец наркома указал на небеса.
— А вы что скажете, товарищ Голованов, повернулся к полковнику Ильюшин. — Для вашей дивизии такие самолёты подойдут?
— Какая у них дальность действия?
— Только две тысячи триста километров. Но самолёт очень требователен к длине взлётно-посадочной полосы: разбег при максимальной нагрузке почти километр, а пробег и того больше — 1700 метров.
Полковник задумчиво покачал головой.
— Многовато…
Конструктору осталось лишь развести руками. Впрочем, горькую пилюлю он подсластил фразой про то, что этот параметр можно уменьшить на полкилометра применением тормозного парашюта.
— А это уже намного лучше, — кивнул Голованов, уже примеряющийся к использованию Ил-28 в интересах своей дивизии дальнего действия.
Потом был подход к машине, совершившей посадку и действительно очень долго бежавшей по полосе.
— Реактивный! Как и эти самые «Миги», к которым меня так и не подпустили, — поморщился генерал. — Чёрт знает что! От кого секреты? От главкома ВВС! А как я буду планировать действия подразделений, на вооружении которых стоят машины, о которых я не имею представления?
Сопровождающий начальство чекист покашлял в кулак, и Жигарев умолк.
— Ничего страшного, Павел Фёдорович, — улыбнулся Шахурин. — Вы же должны понимать: машины экспериментальные, ещё неизвестно, как они себя проявят. Поэтому Ставка и взяла их «под своё крылышко».
Вблизи самолёт тоже произвёл благоприятное впечатление. Особенно — кормовая оборонительная установка со спаренной 23-мм пушкой, позволяющей прикрывать машину в задней полусфере не просто сверху или снизу, а от любой угрозы, которая может подкрасться с хвоста. Подкрасться? Да кто же на такой скорости его догонит?
— При работе на небольшой высоте стрелок может вести огонь по земле, — пояснил Ильюшин. — Кроме того, при отказе одного двигателя самолёт может продолжать полёт, но его скорость упадёт. А значит, могут найтись желающие «пощупать на прочность».
— Такие плохие двигатели? — насторожился Жигарев.
— Двигатели просто отличные! — эмоционально возразил авиаконструктор. — Ресурс 200 часов, очень надёжный мотор, но техника есть техника, с ней всякое может случиться.
Ещё бы Сергей Владимирович не считал двигатель надёжным! Выпускаемые сейчас авиапромышленностью моторы пока могли похвастаться ресурсом всего 50–100 часов. И кому, как не Жигареву с Шахуриным, об этом знать.
— Керосин? — поведя носом удивился генерал-лейтенант.
— Вот именно! А не дорогой и дефицитный авиабензин.
— Но как вам удалось создать такой шедевр в тайне от всех? — похлопал ладонью по алюминиевому фюзеляжу командующий ВВС.
Ильюшин посмотрел на капитана НКВД, то ли давая понять, что вопросы секретности относятся не к его компетенции, то ли спрашивая разрешения приоткрыть завесу тайны. Но чекист промолчал, и пришлось молчать Сергею Владимировичу.
— Полковник Голованов, в течение какого времени вы сможете удлинить взлётно-посадочную полосу аэродрома дивизии, чтобы она могла принять хотя бы эскадрилью этих красавцев?
Но взгляд был обращён на Шахурина. Мол, сумеешь ли ты, товарищ нарком, к назначенному сроку построить десять самолётов?
— К сожалению, её удлинить невозможно, товарищ генерал-лейтенант. Нужно искать другое место для подобного аэродрома. Но если мне не изменяет память, из-под Калуги или Вязьмы эти машины вполне могут достать до Кёнигсберга или Варшавского железнодорожного узла. Очень сложные, но важные цели с серьёзной ПВО, которых Ил-28 можно не бояться.
— Подождите, подождите, товарищи, — глянув на загоревшиеся глаза лётчиков, попытался остудить их пыл Алексей Иванович. — Мы, кажется, сюда прибыли не для того, чтобы распределять цели для бомбовых ударов для ещё не построенных самолётов. Наша задача — подумать, есть ли смысл в постройке этих машин в принципе.
— А что там думать? — закусил удила главком ВВС и «резанул» ладонью по горлу. — Мне такая машина во, как нужна.
* * *За окошком купе офицерского вагона медленно проплывали пейзажи этой дикой страны, где до сих пор крыши белёных глинобитных домов кроют соломой. Война пришла в эти края меньше двух месяцев назад, но тут уже глубокий тыл непобедимой немецкой армии. И о прокатившемся нашествии постоянно напоминали следы боёв. Где-то закопчёнными стенами этих самых белёных халуп, где-то руинами разбитых то ли бомбами, то ли снарядами станционных построек, где-то заброшенными, начавшими осыпаться окопами. То тут, то там мелькали остовы сгоревших грузовиков, обломки упавших самолётов, искорёженные бронеплиты того, что когда-то было танками. Чаще всего — русскими, но попадались и рыжие от пламени корпуса немецких панцеров.
— Где-то здесь, под Дубно, я и был ранен, — потёр плечо майор с «испанским крестом» и чёрным знаком «за ранение» на расстёгнутом мундире.
