Художник, что рисует... - Алекс Войтенко
Из бабушкиных рассказов о своей молодости и пребывании в партизанском отряде, я не раз слышал, о её подруге этнической казашке, родившейся на Дону. В отряде ее так и звали – Донская Казашка. Вот только после окончания войны, эта девушка вышла замуж и уехала в Узбекистан, в Ташкент. И бабуля об этом прекрасно помнила. Поэтому и сейчас она должна будет понять на что именно, я намекаю в своем послании. Так что я думаю, это ее успокоит, хотя бы немного. К тому же она знает, что у меня имеются деньги, а если я доберусь до Узбекистана, то вопрос с документами решить там будет гораздо проще.
Поезд подали вовремя. Проводница, скользнув по мне взглядом, лишь уточнила еду ли я один или будет кто-то еще. Ответив ей, что я один и еду поступать в мореходку, она лишь кивнула, и добавила.
- Если увижу тебя пьяным, ссажу с поезда. – И на этом наше общение завершилось.
В купе, в котором мне предстояло провести чуть больше двух суток, собралась довольно «веселая» компания, в виде семьи из трех человек. Во главе семьи, похоже, стояла дородная представительная дама, лет тридцати пяти. Привыкшая повелевать своим мужем настолько, что ее руководящие указания, порой переходили и на меня. Впрочем, довольно быстро она поняла, что все ее порывы, я чаще всего пропускаю мимо ушей, если они выходят за пределы разумного, и потому быстренько переключилась на своего мужа.
Ее мужа скорее можно было представить как убежденного подкаблучника, готового на все ради того, чтобы угодить своей необъятной супруге. Сам же он представлял собой тщедушного лысого, худенького мужичка, в больших толстых очках в пластиковой оправе, говорящих о его близорукости, и всем своим видом он напоминал сельского учителя, из рассказов русских классиков. Всю дорогу он парился в костюме тройке с неизменным галстуком, надевая его в то время, пока все спали, а затем выходя из купе, и занимая место в проходе, на откидном стульчике. Дождавшись пробуждения своей несравненной Наденьки, уже стоял над нею с горячим чаем в металлическом подстаканнике, и выкладывал на салфетку лежащую на столике несколько печенюшек. После чего садился напротив супруги, и влюбленными глазами смотрел, как та завтракает, готовый в любой момент, или сбегать за дополнительным стаканом чая, или выполнить любое другое желание своей несравненной женушки. После чего занимал место у двери на нижней полке, и почитывал газету, тут же срываясь с места, стоило только Наденьке лишь подумать о том, что:
- Хорошо бы заказать чаю. Что-то пить захотелось.
Сама Наденька, если и приподнималась со своего места, то только для посещения туалета и легкого променада по коридору вагона. Вагон-ресторан они не посещали, предпочитая питаться тем, что было взято в дорогу. Впрочем ресторан не шел ни в какое сравнение с тем, что у них было. Тут была и колбаса, нескольких видов, и какие-то заморские консервы, консервированные каши, супы, растворимые продукты, о которых я даже не слышал в это время, в своей прошлой жизни. А о некоторых из представленных деликатесов не догадавался и после перестройки. Как я понял чуть позже Надежда Павловна работала в одном из гастрономов Новосибирска, и потому имела возможность все это "доставать"
Третьим членом этой веселой семейки была девочка примерно моих лет или чуть помладше, для которой усидеть на месте хотя бы пять-десять минут, было сродни подвигу. За двое суток совместного пути, она успела перезнакомиться со всеми пассажирами нашего вагона, и успокоилась и только тогда, когда единственным более или менее подходящим для общения человеком ее возраста, оказался именно я. Болтушкой она была еще той, и тут же выложила мне всю подноготную своей семьи. Оказывается Надежда Павловна, ее маменька, работает в продовольственном магазине, а отец Евгений Андреевич, как я и предполагал, школьным учителем русского языка и литературы. Правда, не в сельской школе, а почти в центре города, в школе имени Бориса Богаткова, той самой, где я и обитал целых две ночи. Тут же узнал, что перед самым отъездом, в школе был большой переполох и хотя подробности переполоха ей неизвестны, но отъезжая они видели несколько милицейских автомобилей, и целую толпу народа, снующую возле дверей школы. Тут же девочкой были высказаны подозрения о том, что наверняка на школу напали бандиты, и выкрали из кабинета директора какие-то важные документы. Я разумеется поддерживал ее разговоры, но про себя удивлялся ее неуёмной фантазии.
Что же касается милиции, то все говорило о том, что скорее всего либо кто-то все-таки услышал мои выстрелы и позвонил куда следует. Хотя вряд ли, в этом случае мне бы точно не дали выспаться. Скорее все-таки обнаружили бардак в тренерской и кто-то унюхал запах сгоревшего пороха, или разобрав стопку матов, нашел следы пуль. Впрочем, я уже был далеко, и если это дело и свяжут с известным оружием, не меня ни оружия уже не найдут. Во всяком случае я на это надеюсь. Хотя вполне могут прицепиться к оставленным в туалете вещественным доказательствам в виде миски с остатками рыжей краски, тюбика, перчаток и упаковки. Но опять же я уже сейчас достаточно далеко и с каждым мгновением удаляюсь все дальше. В общем буду надеяться на лучшее. Даму, кстати я тоже узнал. В
