Половецкий след - Посняков Андрей

– Так наших-то, деревенских, она всех знает, – высказав дельную мысль, Сучок перевел глаза на немого Андрея, который разводил руками и что-то мычал.

Как ни странно – все его поняли.

– Не, Андрей, в соседних деревнях тоже искать не след, – отпив квасу, тут же возразил дед. – Откуда мы невест-женихов берем? Из чужих деревень, соседних. Так что выходит, они нам уж и не чужие! У кого – кум, у кого – сват, у кого – племянники… У Брячиславы – тоже. Не-е, не годится это… Слышь, Мишаня! Может, у дружка твоего, Ставрогина, людей попросить?

– Не даст, – с ходу отмел Миша. – Он еще за Варвару не отошел… Да и не так много у него людишек – самому нужны… Да хватит уже кидать-то! Скоро сваримся тут!

– Ай, Мишаня, любишь ты в холоде мыться! Чего щуришься-то?

Сотник улыбнулся:

– Насчет людишек… пришла вдруг одна мысль. Не у Ставрогина спросим – чуток поближе…

– Так там все знакомые!

– Все – да не все, – отмахнулся Михайла. – Найдем и незнакомых. Если хорошо поискать… Тем более кое-кто там нам должен…

Через пару дней глава «разбойной ватаги» Архип оставил на заимке весточку – с седьмого поста увидели белый дым, передали начальнику караула. В записке говорилось о том, что часть оговоренного «разбойства» уже исполнена, за что заинтересованное лицо выражает самую искреннюю благодарность и просит пока что «лесных татей» не убирать – пущай еще побеспредельничают, дабы у кое-кого никаких сомнений не осталось.

Чтоб видел Тороп – всерьез забижают вдовицу, и людишек ей отдавать – некого. Ну, разве что одного-двух…

Миша тут же набросал ответное послание, в котором попросил прислать «для одного важного дела» хоть кого-нибудь. Главное условие: чтоб был чужаком и что-то соображать мог, возраст и пол значения особого не имели. Сего человечка – как жест доброй воли – надлежало как можно скорей прислать на заимку. И пущай там сидит, ждет, солому в очаге палит…

Седьмому посту строго-настрого было приказано – тотчас же доложить, ради того доклада караульщику разрешалось даже пост на время покинуть. А что там, на этом посту, и делать-то? Разве что за дымом на заимке следить.

Ответный дым появился быстро. Доложили. И сотник тут же вызвал Ермила:

– Отправишься нынче с сеном… На седьмой пост.

Отрок улыбнулся:

– На седьмом посту корову завели, господин сотник?

– Шутник, – Михаил хмыкнул – он вообще благоволил людям с чувством юмора, и Ермил был как раз из таких. И чем старше становился отрок, тем больше проявлял склонность к иронии и самоиронии – одному из признаков ума.

Да Миша и сам любил пошутить:

– Корову не корову, а козу ты оттуда заберешь! Да смеюсь, что ты глаза вытаращил! Не знаю, кого, но заберешь… кто там, на заимке, будет. Привезешь в крепость, на хоздвор, тайно… Проводишь сразу ко мне! И чтоб без лишних глаз.

– А! – сверкнул глазами парнишка. – Теперь понятно, зачем сено туда-сюда возить. А где его взять-то?

– Воз приготовлен уже. На хоздворе ждет. Так что отправляйся немедля!

– Слушаюсь, господин сотник.

Через пару-тройку часов Ермил уже стучался в двери:

– Разрешите войти?

– Вошел уж… – Сотник отвлекся от кипы разбросанных по всему столу бумаг, в большинстве своем – чисто хозяйственных, но попадались и жалобы, к примеру… А впрочем, черт с ними, с жалобами – тут дела пошли куда интересней!

– Ваше задание выполнено, господин сотник! Привез я вашу… хм… козу… Тайно и без лишних очей.

– Молодец! Ну веди же… кого ты там привез…

Хитровато щурясь, отрок обернулся и махнул рукой:

– Ну, заходи. Гостьей будешь.

Гостьей…

Дверь распахнулась шире, и на пороге показалось непонятное существо в длинном толстом халате почти до самых пят, белых войлочных сапогах с загнутыми носами и такой же шапке. Так обычно ходили в половецких степях… или еще подале!

– Однако! – удивленно прищурился сотник. – Ну, Костомара… А вообще-то – сам же просил чужого. Вот, получай. Уж точно – не свой.

Сняв шапку, существо поклонилось… и резко вскинуло голову, дерзко сверкнув золотисто-карими, сильно вытянутыми к вискам глазами! Золотые волосы упали на лоб…

– Здрав будь, князь!

– Не князь я… – Михаил дернул шеей.

Блондинка! Смуглая кареглазая блондинка, с легкими монголоидными чертами. Симпатичная, вполне… Возраст же…

– Тебе сколько лет, дева?

– Я родилась в лето белых трав, господин.

Ясно! Сама не знает. Ну, обычное дело. На вид где-то эдак… Шестнадцать, может двадцать… поди разбери. Личико чуть скуластое, губы пухленькие, зубки белые…

– А зовут-то тебя как?

– Генюльчалан.

– Ка-ак? А можно короче? Скажем – Геня?

– Старая хозяйка Ланой кликала. – Обиженно дернулись ресницы, лицо же осталось непроницаемые, словно у каменной бабы.

– Ну, Лана так Лана, – Миша махнул рукой. – Садись вон к столу, потолкуем… А ты, Ермиле, ступай… Благодарю за службу!

Отрок вытянулся и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

– Ты раздевайся, дева. У нас тепло.

Разминаясь, Миша прошелся по горнице, подошел к окну, глянув на затянутое темными снеговыми тучами небо. Ну что ж – февраль, он февраль и есть. Интересная эта Лана, или как там ее… Гелюн… Гелун… Ну, лишь бы была умна, а не так, как та челядинка, от которой толку практически ноль. Будем надеяться, Костомара абы кого не прислала… Ну…

Сотник медленно повернулся… и закашлялся. Сбросив с себя всю одежду, Лана сидела на скамье абсолютно голой и исподлобья смотрела на своего нового хозяина.

– Ты что это? – грозно нахмурился Михайла.

– Господин, ты сам приказал раздеться…

Ну вообще-то – да. Только не это имел в виду…

– Не до конца… Одевайся!

– Поняла, господин…

Вскочив с лавки, девушка послушно натянула узкие штаны и тунику. Потянулась за халатом…

– Ты еще шапку надень! – хмыкнул молодой человек. – Да не надо ж! Шучу! Есть хочешь?

– Да, господин.

По велению сотника из столовой вмиг принесли разного рода кисели, пироги, кашу, даже щи с мясом…

Девчонка не стеснялась, уплетала за обе щеки, правда – недолго, насытилась быстро. Не доев пирог, погладила себя по животу и сытно рыгнула:

– Уф-ф! Наелась. Спасибо тебе, господин.

– Кваску?

– А кумыса нет?

– Нет, кумыса нет, – Михаил весело рассмеялся – ему начинала нравиться непосредственность гостьи… или рабыни, наложницы… Как и сказать?

– Ты знаешь, зачем тебя прислали?

Вскочив, Лана поклонилась в пояс:

– Исполнять любое твое желание, мой господин! Я теперь у тебя навсегда. Подарок!

Сотник подавился квасом…

– Так старая хозяйка сказала, – еще раз поклонилась дева. – И еще сказала, что ты – хороший и добрый.

– Вот, значит, как… Хороший и добрый, – поставив кружку на стол, Михайла махнул рукой. – Да брось ты кланяться! Скажи лучше, откуда так хорошо русский знаешь? Ты ж из степи?

– Из степи, – вытянутые к вискам глазищи на миг затуманились, словно бы в них сейчас отразилась великая бескрайняя степь, полная пряных запахов трав и скрипа колес половецких кибиток.

– Из степи… – еще раз – уже шепотом – повторила Лана. – Я – из рода «желтых» кыпчаков. У вас говорят – «половые», «половцы». Моя матушка была из Рязани. Пленница, наложница… Я ее плохо помню.

– Рано умерла?

– Убили… Слишком строптива была. Не понравилась старому хану – вот он и велел содрать с нее кожу. Живьем. Потом набили кожу соломой – сделали чучело, отпугивать от вежей птиц. Я часто приходила, когда обижали… прямо к этому чучелу… к матушке… Она как живая была…

– Одна-ако…

Бесстрастное лицо степнянки, казалось, не выражало никаких чувств. Вот только глаза вдруг сверкнули… недобро так, дерзко, с вызовом…

– И потом ты отомстила, – негромко промолвил сотник. – Когда подросла.

– Да, – девушка спокойно кивнула. – Когда старый хан призвал меня к себе на кошму, я воткнула ему в сердце заколку! Потом сбежала… прихватила с собой мать – так по траве и тащила. Похоронила, сожгла. Там, у костра меня и взяли. Не наши. Каракыпчаки – «черный» род. Я царапалась, отбивалась… Стегали камчой, потом продали туровским купцам. А они – хозяйке. Хозяйка – славная, не била. Только велела теперь тебе служить. Ты приказывай, господин. Я все сделаю.