Территория пунктира (СИ) - Велесов Олег

— Они все готовы пойти за тобой, — негромко проговорил Ксенофонт.

От костров стали подходить люди и каждый старался выразить своё сочувствие, значит, действительно готовы пойти за мной. Это хорошо. Если я хоть что-то понимаю в интригах, старшим теперь станет Менон, за ним стоит большая часть армии и все стратеги. Ни я, ни Ксенофонт ему не нужны. Нас обвинят в измене и распнут как Ария, а мне не хотелось бы висеть на кресте и подыхать под палящими лучами солнца. Николет Менон заберёт в свою палатку, будет её лапать. Сократа убьют, Никарха тоже убьют. Но эти шесть сотен гоплитов станут для нас щитом. Менон не осмелиться развязать войну, пусть даже при полной уверенности в победе. А вот послать нового убийцу он наверняка сможет.

Глава 9

Горел костёр. Сократ что-то стряпал, Николет дремала, положив голову мне на колени. С реки дул тёплый ветерок, но я всё равно накрыл её своей хламидой. Каждый вздох, каждое прикосновение этой женщины вызывали во мне радость. Я легонько поглаживал её по волосам, и радость становилась сильнее. В какой-то мере я даже чувствовал себя сукой за вчерашнее приключение с рабыней. Конечно, я ничего Николет не обещал, да и верность никогда не была моей отличительной чертой. В своей прошлой жизни я не был женат, и никто и никогда не вызывал во мне радость. Сегодня всё изменилось. Не знаю почему, но Николет, эта милая древнегреческая гетера из Сус, сделала меня другим, и я готов любому кобелю оторвать за неё голову, тем более Менону.

Я должен защитить её, а для этого необходимо понять, что произошло. Клеарха убили по приказу фессалийца. Факт! И того раба, Сира, тоже подослал он. Моей смерти он хочет, потому что я набил ему рожу, выставил на посмешище, и месть в этой ситуации выглядит вполне оправдано. Но отца за что? Клеарх не любил Менона, но и не ущемлял. Не смотри ни на что, тот всегда был вторым по значимости… Видимо, эта вторичность его и задевала. Пока был жив Кир, Менону не светило ничего, потому что царевич персов уважал Клеарха, и в случае его смерти на должность главнокомандующего поставил бы меня. Но вот Кира не стало, и Менон начал действовать…

Ищи мотив, и ты найдёшь, кому это выгодно. Аксиома.

Рядом присел Ксенофонт, протянул руки к огню. Я посмотрел на него. Странно осознавать, что рядом с тобой — живой классик. Его книги пройдут сквозь века, люди будут читать их и восторгаться. Правда, самое известное его сочинение «Анабасис» теперь никогда не будет написано, и виной тому я… Неловкое ощущение. Как будто украл что-то. Но талант всегда возместит потерю. Вместо «Анабасиса» Ксенофонт напишет другую книгу, которая должна стать намного интереснее — книгу о походе на Вавилон. Если, конечно, мы оба в этом походе выживем.

Сократ подал блюдо с обжаренными в масле мучными шариками.

— Ешьте, господин. Это придаст вам силы.

Я попробовал один шарик. Вкусно. Съел второй. К нему бы кетчупа или майонеза, но и так сойдёт. Подул Николет на ушко, поднёс к её губам шарик. Она наморщила носик: не хочет.

— Утром стратеги выберут Менона старшим, — сказал Ксенофонт. Он взял палку, поворошил угли. Вверх взметнулись искры, на мгновенье стало светлее. — На совете нас снова попытаются убить. Потом скажут, что мы напали первые. Опровергнуть их слова будет некому. Готов умереть, друг мой?

— Что предлагаешь?

— Не ходить на совет. И быть всегда на виду. Если Менон убьёт нас на глазах у гоплитов, он потеряет поддержку армии.

На глазах у гоплитов? Ксенофонт прав, будет так, как он сказал. Однако убийц Менона я не боялся. Каждый раз, находясь в сложной ситуации, я перемещался в тело другого человека. Принципа этого перемещения я пока не понимал, всё происходило спонтанно, без моего прямого участия, но это наверняка можно поставить под контроль и менять тела по собственному усмотрению. Если я научусь этому, то смогу защитить не только себя и Николет, но и всех, кто находится рядом. На совете, когда Менон попытается убить нас, я попробую использовать этот навык в деле.

Я лёг, положил руку под голову. Небо расчертили длинные серебристые дуги. Звездопад. Надо закрыть глаза и загадать желание. Чего бы я хотел? Наверное, того же что и остальные: пусть всё будет хорошо.

Проснулся я сам. Сократ хлопотал возле костра, готовил мучную похлёбку. Ксенофонт точил о камень ксифос. Николет не было. Я огляделся.

— Она ушла к реке, господин, — пояснил Сократ. — С ней Никарх. Он проследит, чтобы никто не мешал ей приводить себя в порядок.

Я встал, потянулся, сделал несколько движений руками. Ксенофонт взмахнул мечом.

— Вот лучшее упражнение для рук. Вспомним детство?

Детство? Ах, да… Я напрягся, вытягивая из мозга воспоминания.

В наших детских играх Ксенофонт всегда побеждал. Он был сильнее, быстрее и старше меня — не на много, но это давало ему преимущество, поэтому он валял меня на тренировочной площадке палестры[22] на потеху прочим мальчишкам. Однако нашей дружбе это не мешало, и до тех пор, пока отец не увёз меня в Спарту, мы часто сходились в учебных поединках. Почему бы не попробовать снова?

Я вытянул из ножен фалькату. Она намного тяжелее его ксифоса, и предназначена не для фехтования, а для рубки. Мне бы и самому было интересно почувствовать разницу между ними и понять плюсы и минусы.

— До первой крови?

— До первой крови.

Ксенофонт проворно вскочил и ударил без предупреждения. Я отклонился, сделал два шага назад и резко прыгнул вперёд. Фальката опустилась сверху вниз, наотмашь. Любой другой лёг бы мне под ноги, разрубленный надвое. Ксенофонт ушёл от удара поворотом корпуса и — будь он проклят! — шлёпнул меня ксифосом плашмя по спине. Не больно, но обидно. Обиду я заглушил тут же. Отец наставлял: никакие чувства не должны застилать разум.

Я отступил, Ксенофонт потянулся за мной, сделал несколько быстрых махов по касательной. Мне пришлось уходить от него по широкому кругу. Можно было подставить фалькату в жёсткой защите, но не хотелось в дружеском поединке превращать лезвие меча в пилу. Ксенофонт понимал, что я буду беречь оружие, поэтому и напирал так нагло.

К нам стали подходить гоплиты. Образовался круг. С разных сторон послышались голоса, предлагающие делать ставки. Кто-то поставил против меня обол. Его не поддержали. Цена выросла до двух оболов, потом до трёх. Было неприятно слышать это, однако факт на лицо — Ксенофонт был лучше. По сути, он давно мог закончить поединок, царапнув меня острием ксифоса, но тянул время. Наше единоборство доставляло ему удовольствие.

Под лавиной ударов я снова был вынужден отходить. Усталости я не чувствовал, дышал ровно, спокойно, и в скорости вроде бы не уступал афинянину, а вот в тактике проигрывал напрочь. Ксенофонт знал больше приёмов, он постоянно маневрировал, заходил слева, справа, вытягивал меня на себя, заставляя проваливаться. Я же, словно будёновец, более-менее сносно владел только тремя ударами.

В какой-то момент я увидел возвращавшуюся с реки Николет. Наш дружеский поединок она восприняла как нечто большее, закричала, схватилась за лицо. Я приподнял руку, мол, всё нормально, не беспокойся, и почувствовал скользящее движение в бок. И сразу острая боль. От неожиданности я вскрикнул, попятился, а Ксенофонт засмеялся.

— Вот и первая кровь!

Я опустил фалькату, приложил ладонь к боку. До этого мне доводилось получать раны только на пожарах. Не знаю, что больнее — ожёг или порез — но в любом случае и то, и другое неприятно. Подбежала Николет, отвела мою руку, и крикнула Сократу:

— Воды!

Ксенофонт фыркнул:

— Ерунда. Зашить, перевязать, через неделю заживёт.

Я был согласен с ним, но Николет так посмотрела на афинянина, что тот невольно попятился под её взглядом. Она промыла рану, Сократ подал иглу с овечьей жилой. Разрез был небольшой, сантиметров восемь. Николет сжала края и уверенно вонзила иглу в кожу. Боль дострелила до самого мозга, но я сделал вид, что ничего не чувствую. Подумаешь… А в мыслях поторапливал её: ну шевелись же ты!