Дмитрий Галантэ - Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 2
Юриник вынужден был удовлетвориться такими объяснениями, хотя они и не очень походили на правду.
– Да уж, – недовольно пробурчал он, – бывает! Уж чудеса, так чудеса! А главное, как вовремя на тебя накатывает это что-то. Смотри, дружище, не подведи меня в следующий раз, а то боюсь, у тебя эти чудеса могут войти в привычку. Ты же рискуешь потерять свою индивидуальность, понимаешь, свою изюминку! И что тогда будет? Ну, подумай, сообрази скорей!
– А что тогда будет? Что ты имеешь в виду? Ты так сильно переживаешь только из-за того, что тебе не над кем будет потешаться?
Ничего не ответил Юриник, только бросил на Дорокорна недовольный взгляд. На этом пока все разговоры и закончились. Мы принялись молча убирать в комнате и приводить себя в должный порядок. За этим важным занятием нас и застал домовой, честно выполнявший своё обещание охранять нас по ночам. Он пришёл на доклад, а точнее, вывалился кубарем из стены нервно и стремительно, напугав при этом Юриника с Дорокорном, которые попытались в отместку стукнуть его подушками. Но он, ловко увернувшись, отбежал, семеня ножками, в сторону. Немного выждав, когда всё успокоится, он бравой походкой подошёл к Юринику и с ходу выпалил, вытянувшись в струнку:
– За то время, пока вы изволили почивать без задних ног, никаких происшествий не случилось. Кроме одной маленькой неприятности – у меня закончились пряники и, вообще, они мне порядком поднадоели, и я желал бы попробовать что-нибудь новенькое! Например, кешью в сахаре или шоколад. Вполне может быть, что и халву тоже захочу. Да-а, точно, пожалуй, начну с халвы и шоколада, но и от орешков в сахаре не откажусь, вы же знаете, я не привередливый! Только вы непременно должны меня не просто угостить, а сказать приблизительно так… Э-э, пусть лучше Юриник скажет, ибо у него достоверней получится, голос у него подходящей солидности, да и мне приятней будет: «Дорогой Максимилиан, а не желал бы ты сегодня откушать… или лучше отведать… уж будь так любезен, изволь насладиться…».
Размечтавшийся, было, домовой, испарился в мгновение ока, когда Юриник с силой запустил в него подушкой, с криком:
– А переваренной каши на лопате не соизволишь отведать, бестия рыжая, мохнатый ты сладкоежка? Халвы ему откушать! Ишь, тоже мне, ещё один падишах выискался! Одному падишаху подавай гарем, другому шоколада в халве на блюде! Не-ет, чует моё сердце, придётся всё-таки расчихвостить в пух и прах этого шельмоватого домового с явно выраженной манией величия!
Всё дело в том, что Максимилиан говорил свой доклад и излагал просьбу именно тем самым голосом, которым недавно вещал вместо Дорокорна, а потом этим же голосом он осмелился подтрунивать над Юриником. Сам же Юриник сломал себе голову, мучаясь нелёгким вопросом и теряясь в догадках: «как же Дорокорну удалось так быстро изменить свой голос, и что ему показалось в этом голосе таким знакомым?». Когда шустрый домовик подошёл с докладом именно к нему, то Юриник уже не сомневался, что всё это неспроста. Но как только он услышал голос домового, его словно осенило и он, наконец, припомнил, чей это голос сегодняшней ночью так сурово подкузьмил ему. А одновременно с этим осознал, что Максимка, на этот раз в сговоре с Дорокорном, вновь удачно подшутил над ним и, как всегда, вышел сухим из воды. Юриник увидел, что все вокруг еле сдерживали смех, и подумал: «А сейчас небось этот шишок сидит где-нибудь в укромном местечке и вовсю потешается надо мной».
– Мелкий и вислоухий косматый выскочка, подкроватный лишенец! Басота! Да я разнесу тебя по кочкам и разделаю под орех!
– Ты его ещё на роги намотай! – робко посоветовал Дорокорн и сразу осёкся, поймав разгневанный взгляд друга.
Юриник театрально-наиграно зашипел:
– Поговори мне ещё! Кстати, готовь свадебные подарки на всех, ты же, кажется, ручался?
Последнее он говорил уже гораздо спокойнее, видно, успел слегка отвести душу и весь иссяк. Но я заметил, что он ни разу не повторился, расточая эпитеты в честь проказника домового.
– Ну, мне всё понятно, сговорились, значит? А я-то как чувствовал, что здесь что-то не так! Сердцем чувствовал! Я всегда чувствую. Меня на мякине не проведёшь, я стреляный воробей, я предчувствую, у меня всегда предчувствие. Так и знайте на будущее: теперь за мной ответный ход, готовьтесь. Ишь, выискались два друга – геморрой да потуга, встретились два неприкаянных одиночества!
Не совсем понятно, к чему он приплёл геморрой да потугу, хотя, может быть, просто выражение ему это нравилось или, по его мнению, здесь подходили любые поговорки, где фигурирует число два? Или всё дело в том, что одно усиливает другое?
Так весело началось утро первого учебного дня. Через некоторое время волнения поутихли. Дормидорф, настроившись на серьёзный лад, сказал учительским тоном:
– Ладно, пошутили, и хватит, давайте лучше решать, когда мы приступаем ко второй части нашего плана: захвату и обезвреживанию?
– Нам ничто не мешает сделать это сегодня ночью, – за всех ответил Юриник.
– Мне тоже кажется, что тянуть с этим делом не следует, мы и так зря потеряли несколько дней, пока добирались сюда – высказал я своё мнение.
А Дорокорн, насмешливо скривив губы, добавил:
– Несколько дней – это пустяки! Ещё неизвестно, какие трудности у нас могут возникнуть впереди, и сколько времени мы потратим, чтобы преодолеть их! Кто знает? Да и на обратном пути всякое возможно.
– Да, так частенько бывает, – согласился Дормидорф, – вроде бы всё продумаешь и учтёшь, ан нет, не тут-то было! Обязательно возникнут всякие непредвиденные обстоятельства, на которые порой можно угрохать больше сил и времени, нежели на само дело! Значит, решено, сегодня ночью. Нужно отправить домового предупредить геронитов, что около одиннадцати вечера мы их будем ждать возле лестницы.
– Да, – добавил Дорокорн, с опаской глядя на Юриника, – и пусть женщин с собой не берут, а то эти самые непредвиденные обстоятельства могут начаться очень даже предвиденно!
– Нет, какой ты всё-таки завистливый человек, – сокрушался Юриник, – стоит только мне, твоему лучшему другу, хоть в какой-то маленькой степени обрести, наконец, заслуженный почёт и уважение, как ты тут как тут! Так и норовишь всё испортить! Наверное, сам глаз положил на какую-то из моих красавиц, вот и переживаешь?
Дорокорн даже захлебнулся от праведного возмущения и уже хотел дать отпор дамскому угоднику, когда вмешался Дормидорф:
– Вот ещё что, пусть герониты берут в плен всех, кого пожелают, а нам оставят лишь хозяина школы. Нам сегодня предстоит схлестнуться с самим грозным Джорджиониусом, а у вас одни волосатые девчонки на уме! Опомнитесь, пока не поздно, мой вам совет! А то околдуют они вас женскими чарами и утянут в подземный мир, а потом накинутся всей гурьбой, и не будет у вас ни сна, ни отдыха! Заездят они вас заживо! Помяните моё слово, заездят и уделают начисто! Укатают, как Сивку-Бурку крутые горки, уж я-то знаю этих женщин, как облупленных, особенно тех, кто помохнатее! Как вспомню, так вздрогну! Ух, страстные они во всём, ядрёна Матрёна! Э-эх, будь я помоложе, так показал бы вам, как всё должно делаться! Ну да ладно, уговорили, будет время, тогда и покажу, вот давайте только дело сделаем, а там уж и стариной тряхнём!
Воцарилась длительная торжественная минута молчания. Мы, поражённые этим всплеском эмоций и темперамента, стояли словно столбы, замерев на месте и раскрыв от удивления рты. То, что нам сейчас довелось услышать, как-то не клеилось с образом добропорядочного и девственно-чистого старче. Образом святоши, который доселе так удачно поддерживал наш бравый любитель залихватски потрясти стариной. Да-а, что-то Дормидорф разошёлся не на шутку, а сам в то же время эдак хитро на нас посматривает, будто проверяет реакцию. Пойди там, разбери, серьёзно он это говорил или шутил.
А он тем временем уже обращался к домовому:
– Максимилиан, где ты запропастился? Передай геронитам, что я только что говорил! Да не вздумай распространяться там про женщин и про мою трясучую старину! Нужно говорить про время и место встречи, а то знаю я тебя, шутника! Слышишь, что ли, Максимилиаша?
– Слышу, слышу, – отвечал домовой, медленно появляясь возле входа в комнату, – а где же, интересно узнать, та самая милая женщина, о которой ты так много рассказывал?
– Какая-такая милая женщина, да ещё и о которой я так много рассказывал? – ошеломлённо вопросил Дормидорф. Все заинтригованно уставились на него.
Домовой, сосредоточенно хмуря брови, что-то с усердием и скрипом вспоминая, проговорил весьма удивлённо:
– Ну, как же? Та милая, но очень крупная женщина… как её? А-а, ядрёна Матрёна, вот!
Дормидорф делано грозно цыкнул на него:
– Тебе-то как раз про неё лучше ничего не знать, а то по ночам кричать будешь сильно и этим ещё больше мешать нам спать! Уж я это точно знаю. Вот ещё что, шутник, пусть герониты ворона поймать не забудут! А то мы его тутушки напоим или накормим сонной травой, а он через некоторое время очухается и примется бродить по коридорам да колобродить, словно неприкаянное приведение. Вот тогда его, родимого, и нужно брать тёпленьким. Запомни: часа три, ну, от силы четыре после ужина – это крайний срок! А то ищи его потом, свищи, как ветра в поле.
