Сергей Калашников - Своё никому не отдам

Опять же, если даже как сейчас, со среза дульного заряжая палить без передыху, то пушка нагревается так, что, иной раз, картуз полыхает при зарядке и прибойник из рук вырывает.

— А вот глянь, Пётр Акинфиевичь! Если мы вот таким манером клин сбоку заколотим, а после выстрела встречным ударом его колотушкой выбьем? — Гриша развернул листочек с рисунком.

— Хитро! — старый пушкарь склонился над чертежом. — В линиях, что ли размеры проставлены, али в пальцах?

— Нет, в миллиметрах, — Гриша вытащил линейку и показал для наглядности нанесённые на неё две шкалы.

— Хм! Невелика пушечка. Пожалуй, осилим такую. У меня тут ведь не такая большая печь, как в столице. Обычно я для лафетов скрепы отливаю или по мелочи всякую всячину, а только если бы ещё поменьше сделать для пробы пушечку, то вернее бы вышло.

Гриша молча исправил размеры, деля их пополам. Ну и пусть двадцать пять миллиметров — это почти то же, что и в стрелецких пищалях. Тут надо сначала принцип проверить.

— А ствол я тогда от пищали перекую, железный, — словно прочитав его мысли продолжил Пётр. — Нет, длину не уменьшай, тут и прибавить можно. Чай не из бронзы лить стану, вытяну на наковальне. Ты мне лучше скажи, не вывалится ли пу… ядро из дула, когда мы его сзаду протолкнём? Опять же картуз с порохом назад упасть должен, поскольку орудие поднято и то же ядро назад выкатиться норовит, заряд выталкивая.

Кто бы что ни подумал, но вопросы эти Гриша очень надеялся услышать. Он достал следующий листок и расправил его на столешнице.

Расстались они через несколько часов. Стопочка монет на опыты, оставленных на столе, были последними из тех, которые ещё оставались в распоряжении царевича. Пора наведаться в терема и потрясти дворецкого. Быть того не может, чтобы не имелось в его распоряжении загашничка, оставленного на чёрный день предусмотрительным папенькой. А приближение этого самого черного дня он уже чует — уж больно много денег в дорогу вложил.

Карету Васька запряг тройкой. Если кто не обращал внимания, то в пароконной упряжке лошадок ставят по обе стороны одной жерди — дышла, соединённой с поворотной передней осью повозки. Это в здешних местах практикуется редко. Крестьяне обычно владеют только одной лошадкой, которая ставится между двумя жердями — оглоблями. Но если снаружи оглобель ещё по одному животному припрячь, что вот тебе и тройка. Однако на здешних лесных дорогах такой упряжкой проехать тяжело — много тесностей и иных неудобий.

Присмотрелся повнимательней — точно. Оглобли вместо дышла прилажены и колёса как-то не так прилажены, а в чём разница — не понял.

Поехали опять же не туда. Не по обычной дороге, что через стрелецкую слободу, а приняли левее и стали подниматься на возвышенность, за которой стоит пороховая мельница., оставляя справа огороды. А путь здесь езженный и впереди повозка тащится.

Только восползли наверх — остановка. Передний мужик слез с воза и на дороге ковыряется. Васька тоже к нему подошёл, начал помогать. Потом вдвоем повернули телегу и занялись каретой. Выпрягли пристяжных и привязали их сзади одна за другой. Гриша вышел посмотреть и удивился. Телега стояла на брусовой дороге. Вот чем она показалась ему странной! Оси удлинены.

Тем временем его карета, накатив левыми колесами на наклонно положенный брусок, тоже въехала на деревянную дорогу и утвердилась на ней. Потом Васька с возницей убрали подкладки, отложив их тут же в сторонку, вернулись к своим повозкам, и как поехали!

Лошади шли размашистой рысью, а оба экипажа двигались стремительно и плавно, почти как лодка по спокойной воде. Только стальные шины колёс ровно рокотали по поверхности бруса. Справа остались навесы, под которыми выдерживался корабельный лес. Как раз в этом месте над ездоками промелькнули огромные козлы.

«Видимо, брусья здесь грузят на повозки», — подумал Гриц, провожая глазами отъезжающую назад кучу опилок и пильщиков, машущих длинными пилами. Чуть погодя перебрался на козлы. Он достаточно ловок, чтобы проделать это на ходу, не останавливая движения.

— Вась, а что делать, если кто-то навстречу едет?

— Не, до полуночи все должны туда катить. А уж потом до самого обеда — обратно.

Надо же! Уже и график образовался, и мужики телеги свои переделали мигом — удлинили оси.

Слева остался заповедный лес. Его язык как раз здесь почти до самого залива доходит. Потом, время от времени, удавалось между деревьями разглядеть домики крестьянских деревень. Они обычно стоят у воды, то есть у ручьёв, которые гордо именуют речками. Отсюда, с водораздела, по которому проходит дорога, получается не слишком близко. Несколько вёрст… то есть километров. Решил же всех научить по-новому мерить, а сам забывается.

До терема докатили быстро. За час с небольшим получилось. Потом кучер свёл экипаж с колеи, запряг пристяжных и через четверть часа Гриц уже был на месте. Надо же, кажется ему тут рады. Во всяком случае, улыбаются не натужно, а приветливо. Сразу забежал к Пелагее на кухню. Получил расстегай и кружку молока. Не парного, но теплого. Хорошо-то как, словно в детство вернулся.

А вот дворецкого велел позвать в папенькин кабинет. Тут уже по-взрослому нужно поговорить.

— Никифор Никонович! Не стану ходить вокруг да около. Деньги мне надобны, и немалые. Чтобы селитру подвозить к пороховой мельнице дорогу строю за казённый счёт, и вот эта самая казна, что Чухнин мне передал, исчерпана. А траты впереди немалые. Так что, пора из тех денег, что на содержание теремов папенькой оставлены, в дело общее вложить. Уж очень худо дела обстоят в царстве нашем с огневым припасом.

— Бог тебе в помощь, царевич. А денег я сейчас принесу. Уж не обессудь, что не много их, ну да сколько есть.

Из двух кожаных кошелей, что принёс старый слуга, один оказался довольно увесистым. Второй тоже солидный, однако, меньше всё-таки. Когда садился в карету, вспомнил, что забыл отдать кучеру расстегай, прихваченный для него. Ну да ладно, он привычный, на козлах пожуёт.

Глава 10. Поездка

Когда подъехали к полотну брусовой дороги, до Гриши вдруг дошло, что до самой полуночи им в сторону города ехать не стоит. Ведь в это время идёт движение на север, а это значит, что встречные попадутся им не один раз. Очень уж лихо мужички оседлали удобный путь. То есть постоянно придётся уступать путь встречным, что вызовет множество задержек.

— А поехали на север, хоть глянем, сколь далеко дорогу дотянули, — высказал он мысль, пришедшую ему в голову.

Так и сделали. Колёса наматывали вёр… то есть километры. Деревенька вдали мелькнула лишь один раз. Они, чем дальше, тем реже попадаются. Поваленные во время стройки деревья по обе стороны были даже не очищены от ветвей и лежали неопрятными грудами. И дорога то шла на спуск и пролегала по высокой насыпи, то поднималась и оказывалась внутри неглубокой траншеи. Зато качество её не менялось. Так же ровно ворчали по дереву железные шины колёс. Ни ям, ни кочек. Красота.

Через час Василий поменял лошадь в упряжке, переставив её назад. Ехали-ехали, а конца-краю дороге так и не видно. Кое-где попадались следы покинутых стоянок рабочих, угадываемые по кострищам и по остовам палаток или шатров. А в основном стена леса тянулась по обе стороны. Леса светлого и зрелого, не слишком затянутого подлеском.

Уже вечерело, когда справа появилось явно не покинутое людьми селение. Тут и с дороги съехать было удобно — не канава и не насыпь, а ровное место. Дальше впереди виден мост, первый за весь путь, а в низине под ним запруды на перегороженном ручье и палатки, к которым ведёт спуск вдоль склона, явно недавно прокопанный, судя по свежей земле под откосом. По нему и скатились вниз потихоньку.

Тут как раз собирались ужинать, но по причине прибытия августейшей особы капрал построил личный состав в шеренгу и отдал рапорт:

— Ваше Высочество, капральство выделенное для очистки селитры готовится к ужину.

— Хлеб да соль, братцы, — рявкнул Гриша не подумав.

— Милости просим, — нестройно ответили одетые не по форме новобранцы.

— Плохо ещё обучены, — засмущался пожилой усач. И к подчинённым: — Разойдись.

Последняя команда — не иначе, как от расстройства. Или это не им, а бабе и девке, что выглянули из-за сруба из брусьев, поставленного на каменном фундаменте.

— Это те, что дорожники не приняли, — капрал уже красный, как свёкла, видимо ожидает нагоняя за то, что использовал строительный материал не туда, куда следует.

— Давайте ужинать будем. У меня мёду с собой привезено, я сейчас, мигом обернусь, — и царевич побежал к карете, где Василий уже занимался лошадьми.

В горнице тем временем накрыли стол и даже еду положили едокам в отдельные миски — видимо стараясь всё устроить по-благородному. Командир объекта и его супруга — больше никого здесь не было, постарались принять высокого гостя по-возможности церемонно, хотя разносолов особых тут не наблюдалось — густое варево, в котором и мясо встречалось. Поначалу Гришу еда занимала сильнее, чем желание поговорить, что хозяев не смущало. Потом, когда глоток меду, выпитый за приезд, растёкся по жилочкам, капрал и его супруга слегка посетовали на то, что холода уже не за горами, и лист опадает. А там выяснилась, что недельная выработка этого заводика составляет ровно десять пудов, а больше не выходит, потому что дорога до самой копи ещё не готова и во многих местах мешки с накопанным перетаскивают вручную, или веревками поднимают. А то можно и больше делать, особенно, когда печи просохнут.