Диана Удовиченко - Меч Ронина

– Вряд ли. Мне кажется, мы попадаем в тела тех людей, которым осталось жить не так уж много.

– Утешил! – рассмеялась Настя. – Ладно, давай возвращаться. А то слухи о новом ухажере дойдут до моего покровителя, он будет ревновать.

– Совет, – поднимаясь, сказал Сенкевич, – Кажется, ты неплохо устроена? Сиди на месте и никуда не дергайся. Жди Платонова. Он обязательно должен появиться.

– Сижу, – буркнула Настя. – Куда мне рыпаться-то? Лишь бы ты не сбежал.

– Мы теперь повязаны, – Сенкевич безнадежно вздохнул. – И хотел бы от вас избавиться, да не рискну.

– Только уж в следующий раз поехали домой, пожалуйста, – жалобно попросила девушка. – Устала я от этих путешествий во времени и от чужих тел. Каждый раз как будто в плохую гостиницу попадаешь.

Сенкевич критически ее осмотрел:

– Согласен. Эта гостиница какая-то задрипанная. Но вот Жасмин, считаю, была пятизвездочным отелем, грех тебе обижаться. Да и Одиллия звезды на три тянула…

Настя с силой шлепнула его веером по затылку.

– Молчу-молчу, – Сенкевич шутливо, будто сдаваясь, поднял руки. – Зато у твоего родного тела самая шикарная задница.

– Так верни мне ее! – Настя резко развернулась и зашагала к дому.

Глава 7

Юным вельможей

Оборотилась лисица…

Весенний вечер.

Сенкевич

Закончив службу у сегуна, богатый дайме Маэда Тосицунэ, вместо того чтобы поехать в свое поместье, к верной жене, отправился в паломничество к монастырю на горе Курама, что возле Киото.

Проскакав почти сутки, Сенкевич оставил уставшего коня на постоялом дворе у подножия горы, заплатил за его содержание. Дальше – только пешком. Древний храм Курама-дэра, при котором и был монастырь, находился на самой вершине покрытой лесом горы Курама, и к нему вели ровно десять тысяч ступеней.

Одетый, как простой паломник, в сером плаще и соломенной шляпе, Сенкевич принялся карабкаться по каменным, выщербленным от прикосновения множества ног ступеням. Стояла безветренная, жаркая и влажная погода. Даже тень вековых кедров, растущих по обе стороны лестницы, не очень помогала. Корни древних деревьев, подобно обнаженным жилам, выступали из земли, оплетая склон горы. Между ними сочилось множество крошечных жемчужных ручейков, наполняя воздух влагой. Вскоре Сенкевич покрылся липким потом, но тренированное самурайское тело не подвело: он продолжал упорно взбираться к храму.

Наконец, примерно через час, он преодолел последнюю ступеньку и с облегчением выдохнул, осматриваясь по сторонам. Перед ним возник приземистый, с выгнутой крышей, храм. У входа стоял небольшой, до пояса Сенкевичу, камень с вытесанным на нем барельефом Будды.

Здание, казалось, было построено не руками человека, а родилось здесь само – так гармонично оно выглядело в окружении причудливых деревьев. Две огромные криптомерии справа обнялись ветвями и прислонились одна к другой. Стволы их были оплетены рисовыми веревками.

Слева от храма стояло такое диковинное дерево, что Сенкевич не мог не остановиться. Толстый, уходящий в небо ствол оброс целой рощей молодых ответвлений.

– Любуешься на древо-дракон, паломник? – раздался у него за спиной старческий голос.

Сенкевич обернулся. Перед ним стоял монах в черном одеянии – пожилой, сутулый, бритоголовый. Сенкевич даже растерялся. Храм был столь живописен, что он ожидал встретить здесь кого-нибудь экстравагантного, вроде наставника из фильма «Убить Билла». Но в человеке, заговорившем с ним, не было ничего экзотического.

– Это священное дерево, – продолжал монах. – В нем живет древнее божество. Видишь, вокруг ствола повязана симэнава? Это чтобы божество не покинуло свое обиталище.

Сенкевич не совсем понял: что плохого, если божество прогуляется, – но промолчал.

– Чего ты хочешь просить, паломник? – продолжал монах. – Дождя? Ясной погоды? Тогда тебе надо дальше, в святилище Кибунэ. Там молят о милости неба. Нужна воинская доблесть? Ее нужно просить в священной пещере тэнгу, что на противоположном склоне. Именно там великий Минамото Есицунэ обучался военному искусству. Или ты ищешь духовного просветления? Тогда ты поднялся слишком высоко. Посреди склона есть маленькая молельня Оку-но-ин. Там, в тишине, под сенью великого духа Мао-сон, ты будешь познавать дзэн. Я могу проводить тебя.

Старик обрушил на Сенкевича столько информации, что тот даже растерялся. Не зная, как приступить, начал сразу с главного:

– Мне нужна энергия…

– Тогда ты пришел в правильное место, – добродушно улыбнулся монах. – Гору Курама называют местом, где рождается энергия. Посмотри вокруг, паломник. Энергия повсюду. В этой сырой земле, в корнях и стволах криптомерий и кедров, в воздухе, напитанном целительной влагой ручьев и рек. Почерпни ее, возьми сколько можешь.

Если бы все было так просто…

– Мне нужна энергия человеческого знания, – вывернулся Сенкевич. – Энергия мудрости, которая хранится в ваших библиотеках.

Монах молча устремил на него проницательный взгляд ясных глаз. Решив прибегнуть к общепринятому способу договора, Сенкевич достал из-за пояса кожаный кошель, встряхнул его.

– Я провожу тебя к настоятелю, – кивнул монах.

Ополоснувшись у входа в каменном сосуде для омовений, Сенкевич скинул сандалии и вслед за монахом прошел в храм. Внутри было прохладно и тихо, стояли статуи Будды, перед которыми дымились курильницы. Настоятель, совсем старенький монах, встретил гостя доброжелательно, принял подношение – здешние служители привыкли к высокопоставленным посетителям, которые делали щедрые пожертвования. Сенкевич показал подорожную, подписанную самим главным чиновником бакуфу, и служебную грамоту с печатью сегуна. Настоятель даже не взглянул на бумаги.

– Чего ты ищешь, паломник?

– Мудрости, – поклонился Сенкевич. – Я хочу изучить труды из библиотеки храма.

– Что ж, знание дается для того, чтобы делиться им с людьми, – кивнул настоятель. – Но мудрость содержится не в книгах, а в сердце. Мудрость дает Сонтэн, энергия жизни Вселенной. Он – источник всего мироздания, начало и конец, абсолютная истина.

Сенкевич слушал и все больше убеждался: он пришел по адресу. Здесь наверняка много знали об энергиях.

– Нужно всего лишь не делать ничего пагубного для своего тела, ума и сердца, работать на благо людей и погрузиться в Сонтэн, доверяя ему бесконечно, – пояснил настоятель.

Понятнее не стало. Все это несколько противоречило жизненным принципам Сенкевича, но он почтительно поклонился и решил разобраться позже.

Монах, которого звали Одзе, был дан Сенкевичу в сопровождающие и наставники. В хранилище рукописей, которое находилось за храмом, пахло пылью и сандалом. На длинных полках были аккуратно разложены свитки.

– С чего бы ты хотел начать, Тосицунэ-сан? – спросил Одзе.

Сенкевич разглядывал огромную библиотеку и чувствовал, что погружается в уныние. Как здесь отыскать нужные труды, он и придумать не мог.

– Что тебя интересует в первую очередь? – помог монах.

– Духи, Одзе-сэнсэй.

Сенкевич ожидал гневного восклицания, запрета, слов о том, что тайны духов не должны открываться простым смертным. Но Одзе спокойно ответил:

– Это обширнейшая область знаний. У тебя уйдет не один день только на беглое ознакомление.

– Здесь есть такие труды? – уточнил Сенкевич.

– Конечно, – кивнул Одзе. – Монахи Курама-дэра славятся тем, что умеют запечатывать духов.

Сенкевичу представился джинн, запечатанный в бутылке. Разговор становился более предметным. Получалось, что достаточно сильный дух мог стать источником негативной энергии для построения портала. Оставалось только найти такую сущность и суметь заполучить ее силу. Или отыскать место, в котором запечатан уже готовый дух. Но для этого нужно было хотя бы узнать, где и как монахи хоронят несчастных тварей. На этом Сенкевич и решил сосредоточиться.

– Могу ли я прочитать про запечатывание духов, Одзе-сэнсэй?

– Таких трудов в библиотеке нет.

– Но как же монахи учатся этому?

– Путем самосовершенствования, постоянных молитв и медитаций. Для начала надо постичь мир духов, научиться видеть их. Это доступно далеко не каждому. И на познание уходят многие годы.

Одзе пустился в пространные рассуждения, из которых следовало, что видеть духов может лишь истинно просветленный человек, верующий в Сонтэн, живущий по принципам непротивления злу и регулярно пребывающий в состоянии медитации.

Медитацией Сенкевич и так регулярно занимался, но просветляться было некогда, а уж тратить годы на такое сомнительное занятие он точно не собирался. Оставался второй вариант: найти запечатанного духа, освободить и как-то договориться или использовать без его согласия. При условии, что он, Сенкевич, сумеет увидеть сущность. Перебив Одзе, который продолжал вдохновенно расписывать прелести молитв и преимущества самоотречения, он спросил: