Виктор Сиголаев - Фатальное колесо
Это еще одно маленькое, но значительное отличие застойной детворы от несовершеннолетних индивидуалистов наших дней. Здесь повсюду «команды» — дворы, районы, шайки, банды, кружки, спортивные секции. Я помню, как за верхушку крутизны самозабвенно дрались учащиеся музыкальной студии Дворца культуры строителей с зазнайками из музыкальной школы на Очаковцев.
«Наше сольфеджио лучше!», «Нет, наше!», «Ах, так? На, получай…». Команды!
Сейчас наша команда грузится в автобус. Тяжести укладывают в багажные карманы, рюкзаки аккуратно складывают под сидениями. Мою помощь деликатно игнорируют. Тогда я занимаю одно из кресел в центре, сажусь ногами в проход (мешая всем) и начинаю набренькивать на гитаре.
Моментально вокруг меня возникает девчачье кольцо и, оказывается, что я откуда-то знаю походную «Картошку», «Подружку-кружку», «Дикарский гимн» и «Отважного альпиниста», на мотив известной песенки детей капитана Гранта:
«Жил отважный альпинист, был он молод и речист,И не часто, скажем пря-ямо, был чист.Брал пятнадцать он вершин, ночевал среди лави-и-ин,Но всегда он улыбался, мамин сын».
«Мамин сын!», — орут уже и присоединившиеся пацаны, хулигански поглядывая на Галину Анатольевну. Она улыбается своими милыми ямочками.
Автобус давно уже в пути. За окном мелькают диковатые склоны Лабораторной балки. Мы выезжаем из города. Слева на холме кипит стройка, там скоро появится микрорайон «Победа» — «PREX», как нарекут его юные обитатели-оторвы.
Проводив глазами ускользающие подъемные краны, я пытаюсь удивить девчонок «Несмеяной» Маркина, которому сейчас лет четырнадцать. Оказывается, что все эту песенку отлично знают!
Ах, та-ак! А это? «Плакала девчонка, слезы не унять…». Знают! А так? «Мне бы жизнь свою как кинопленку прокрутить на десять лет назад…» Знают!!! Правда, почему-то, без припева про зацелованный песок. Но припев выучивают моментально, и орут так самозабвенно, будто всю жизнь пели.
Все уже слегка охрипли. Потому что не поют, а горланят, азартно выпучивая глаза и стараясь перекричать друг друга.
Господи!
Да откуда же у вас столько необузданного энтузиазма и энергии? На каком поганом жизненном вираже наше поколение растеряло все это золото? Слегка взгрустнув, я наигрываю: «На недельку до второго… я уеду в Комарово…».
Девчонки, успокаиваясь, навостряют уши. Ага! Танич еще этого не написал. А Игорь Николаев в это время — школьник еще, лет на шесть старше меня. «… Поглядеть отвыкшим глазом на балтийскую волну».
Парни сзади практически висят на плечах девчонок, а те даже не замечают этой неописуемой наглости. «И на море буду разом… кораблем и водолазом… Сам себя найду в пучине… если часом затону».
Замираю.
«На-а не-дельку… — хватит грустить, гитара звенит задорным ритмом — … до второго!.. Я уеду… В Комарово…».
Со второго припева уже подпевают все. Включая Галину Анатольевну. Потом меня заставляют спеть еще раз, на бис.
Ага! Проняло? Потом еще, на дубль-бис. Девчонки шустро чиркают слова в блокнотиках.
И еще…
И до Бахчисарая пели, нет, орали, только исключительно «Комарово». Прости меня Игорь Скляр. Песня становилась супер-шлягером за двенадцать лет до своего рождения!
Все! У-ф-ф, хватит, приехали…
Бахчисарай.
Глава 17
Богатые персидские ковры и золотые подушки. Затейливая арабская вязь и неповторимые узоры на стенах. Журчание колоритных фонтанов. Пение птиц.
Наша группа ходит экскурсией по Ханскому дворцу. Молоденькая и очень миленькая девушка татарской наружности очень старательно рассказывает нам, где и как размещалась, чем жила многочисленная семья Крымского владыки. Я бы сказал, через-чур старательно.
Мне немного скучновато. Во-первых, я бывал здесь уже не один десяток раз. Без всякого сомнения, красиво. Я еще раз побываю с удовольствием, но… ничего нового. Радует только живописная экзотика места.
Во-вторых, все, что рассказывает экскурсовод, несмотря на ее миловидность, суховато. Я бы рассказал лучше и больше. Про невообразимую карусель династии Гиреев, про благородство и предательство, про самоотверженность подвига и корыстную алчность, про изумительную роскошь дворцов и ужасающую нищету хижин.
Я рассказал бы, как горел Бахчисарай, зажженный Минихом, и как он же спешно отстраивался Потемкиным к приезду Екатерины. Как веками умирали здесь невольники-славяне, и как стали страдать их бывшие хозяева, когда Потемкин иезуитским политическим маневром вернул бывших невольников на север. А Бахчисарай стал чахнуть в горах мусора и отходов, ибо некому стало заниматься элементарной уборкой. Воинам не с руки. Предкам этой милой девочки.
Скучно мне, просто. Вот и зашевелился в сознании первоклассника задремавший было учитель истории. Опять же дух места, колорит, как я уже говорил.
Группа с экскурсоводом ходила где-то по известному маршруту, а я, скучая, пытался высмотреть в экспозиции чего-нибудь новенького. Или пропущенного ранее.
Не-а. Все тоже и тоже…
Гляжу, и Галине Анатольевне скучновато, отбилась от стайки и самостоятельно рассматривает экспонаты. Наверное, отдыхает в одиночестве от нашей шумной ватаги. Ну и не буду ей мешать. Я, сунувшись было в одну из комнат гаремного корпуса, и, заметив скучающую подобно мне Галину Анатольевну, тихонько шагнул назад.
Э-э! А так здесь делать нельзя!
Уже практически скрывшись, я вдруг заметил, как наш инструктор в наивной своей непосредственности забрела за деревянную оградку гаремной экспозиции и взяла с инкрустированного столика из фруктового натюрморта одно из искусственных яблочек. Надо же! Нюхает. Оно же пластиковое! Или… как тут в этом времени — из папье-маше! Святая простота. Может, на диванчик завалишься? Который раз так в десять тебя постарше будет?
В руках у нее неожиданно появилось второе яблоко. Точь-в-точь как первое! Что за ерунда? Я готов поклясться, что Галина Анатольевна второй раз даже не протягивала руку в сторону столика. Что за фокусы?
Я замер. Потом слегка пригнулся и припал к деревянному откосу, чтобы меня не так просто было заметить.
Дело в том, что наша не очень красивая, но очень обаятельная инструктор, любезнейшая Галина Анатольевна, любитель поострить и посмеяться вместе с детворой, сделала то, во что трудно было поверить. Трудно, если бы я не видел это своими собственными, уже дней как десять не близорукими глазами.
Она мягким вороватым движением опустила первый муляж в карман куртки, а второй желтоватый шарик, имитирующий не самый любимый в Крыму фрукт, и который появился у нее в руках невесть откуда, еще раз понюхала и аккуратно положила на поднос. К таким же бестолковым его соседям.
Потом, как ни в чем не бывало, щелкнула по носу бронзового павлина, стоящего на похожем столике рядом, и неспешно направилась в противоположном от меня направлении — догонять группу.
Еще толком не разобравшись в ситуации, я, недолго думая, перепрыгнул через стойку, схватил злосчастное яблоко со столика и запихнул его в карман брюк. Не убудет. Наспех разложив оставшиеся муляжи на подносе так, чтобы не было заметно пропажи, я сиганул обратно.
И…
… чуть не врезался носом в пожилую женщину-экскурсовода, заводившую в зал сдержанно гомонящую группу иностранцев.
— Извините, — буркнул я, не поднимая головы, и крабом стал процарапываться среди импортных брюх, животиков и талий, — I'm so sorry… I'm so clumsy… I`ve no excuse… Fucking bunch of fatties… [1]
Последнее, надеюсь, не очень громко.
Но какова Галина!
* * *— Вах! Какой джиги-ит. Вах! Савсэм маладэ-эц! Вах!
С каждым «Вах!» пол павильона ухает куда-то вниз, на миг замирает и несется мне на встречу. Но огромные лапы очередной раз подхватывают под мышки мое хлипкое тельце и как перышко снова забрасывают его к потолку.
— Вах!
Прорвавшись через лабиринт тучных иностранцев, я метнулся было в следующее помещение, но тут же со всего размаху врезался в необъятную массу гигантского грузина, загораживающего практически все пространство. Не успел я опомниться, как немедленно был подхвачен на руки и мне стали делать «Вах!».
— Вах! Мак-кхеркхеббулоба бавшви! Вах!
Я подозревал, что вместо чадометания, видному представителю славного кавказского народа достаточно было просто несколько раз присесть, успокаивая неприятные ощущения внизу живота, куда и пришлась моя голова при встрече.
Но не тот темперамент! Из любой неприятности могут сделать праздник. До чего ж замечательные люди.
Ик! Когда ж он устанет?
— Вах!
— Генацвале! Эй, генацвале! Ик!
— Уф-ф, дагк-кхлили…
Меня возвращают на землю.
— Ты куда бэжишь, бавшви? Зачэм бэжишь? Э?
Грузин все-таки уселся на корточки и дружелюбно потрясывает меня за бока. От его «нежностей» моя голова болтается из стороны в сторону как груша и норовит совсем оторваться от своего черенка.
