Второй полет Гагарина (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич
Потратив на нас драгоценную минуту, спровадил к замполиту. Тот всего четверть часа отрабатывал обязательную программу о наследниках боевых традиций защитников советского Заполярья, потом с ходу перепрыгнул на бытовые проблемы, понимая: верность Родине и партии лучше не испытывать на прочность хозяйственными неурядицами. Пообещал, что скоро достроится дом, каждая офицерская семья получит по отдельной комнате, а с ребёнком может рассчитывать даже на отдельную однокомнатную квартиру. Ситуацию «трое в одной койке, не считая собаки» обещал урегулировать сегодня же.
— Разрешите обратиться! Лейтенант Гагарин. Как обстоят дела со спортом?
Оказалось — зимой не очень. На открытом воздухе да в снегопады вообще никак. Но есть вариант. От финнов остались огромные склады. Естественно, по армейскому обыкновению они заполнены всяким особо важным, ценным и совсекретным хламом, который, при желании, стоило бы большей частью списать и вывезти на свалку, частью перераспределить по другим складам.
— Товарищ майор, я уже вижу своё первое комсомольское поручение: освободить один склад и оборудовать спортзал. Наберу офицеров из добровольцев. Получится ли рядовому составу определить наряд на работы в складе?
— В снежное время с солдатами сложно, лейтенант. Но если сидеть сиднем, точно ничего не выйдет. Полярная ночь длинная. Были случаи, офицеры от безделья в свободное время налегали на спиртное, здесь его много, дебоширили, женатые устраивали семейные скандалы. Во время сокращений полк от таких избавился. Но, считаю, мы обязаны предупредить возможные повторения. Завтра же идём инспектировать ближайший склад. Ещё вопросы?
— Университет марксизма-ленинизма! — не унимался я. — Мы трое — комсомольцы, но все как один желаем быть в первых рядах строителей коммунистического общества.
Если хотел произвести впечатление на замполита, то произвёл.
— Лейтенант Гагарин! Не много ли на себя берёте? Служба на Севере тяжела. Плюс спорт, комсомольские поручения, да ещё университет марксизма-ленинизма? Подарите жене своё фото, иначе забудет, как выглядите.
— Один раз живём, товарищ майор. За гробовой доской не наверстать.
Думаю, настоящий Гагарин вёл бы себя ещё активнее.
Напоследок спросил:
— Почему командир полка назвал нас «пехотой»? Мы пусть начинающие, но всё же лётчики.
В этом наверняка крылся некий северный подвох, я не ошибся, замполит нахмурился и кивнул на нашу форму — для ВВС, а не ВМФ.
— Потому что мы гордимся принадлежностью к флотскому братству, вам же выдали общевойсковое обмундирование. Носите, пока не выйдет срок для замены, или приобретайте флотское, с вычетом из денежного довольствия.
Мы трое были удручены — даже внешне отмечены, что «не свои» для военных из Луостари.
Из ненаписанного письма в Оренбург:
«Познакомился с начальством. Люди душевные, отзывчивые. Хотел получить форму военно-морского лётчика, и мне тут же пошли навстречу, посоветовав приобрести её за свой счёт. На просьбу предоставить отдельное помещение с открытой душой предложили мне самому поискать свободную комнату в гарнизоне, ибо офицерский дом сдадут не раньше лета».
Понятно, что на такой широте да в приграничной зоне чего-то возводить могли только строители одного сорта в СССР, а именно стройбат. Этих товарищей, так сказать, которые мне вовсе не товарищи, я наблюдал в продовольственном магазинчике, на военных они походили примерно в той же степени, что и на профессуру Гарварда. Рожи — чистые уголовники. Не зря в армии о них говорят: самый страшные в вооружённых силах, если им ещё и автоматы в руки дать, порвут НАТО как тузик грелку.
Я бы точно не дал. НАТО за бугром, а мы — тут.
Пока Юра оплачивал папиросы «Север», два передовика строительного производства двинули к тамбуру на выход. Через минуту оттуда раздался девичий визг. Мы с Дергуновым бросились следом.
В полутёмном предбаннике магазина стройбатовцы зажали девицу лет шестнадцати. Не насиловали, по крайней мере — до срывания одежды дело не дошло. Только тискали и щупали от души, та визжала и брыкалась, хулиганы ржали.
— Отставить! — гаркнул Дергунов. — Не то патруль вызову.
Девицу отпустили. Ближайший обернулся к Юре.
— Слыш, летёха. Шёл бы ты нах со своим патрулём! — после чего оба свалили.
Дергунов метнулся вдогонку, сжимая кулаки, но я ухватил друга за рукав.
— Не лезь. Думаешь, гарнизонное начальство не знает об их выходках? Значит, есть причина терпеть. Отправят этих на губу, кто нам дом построит? Или пришлют с Большой Земли других, не лучше.
На фоне стройбата не только авиаторы, но и артиллеристы, а также представители других родов войск, обитавшие в Луостари, казались рафинированной интеллигенцией. Пусть я не прав и зря распространяю нелюбовь на всех военных строителей на основании собственных единичных встреч с их представителями, увы, таков личный опыт, пальцем его не заткнёшь. В пятьдесят пятом, буквально за пару лет до моего попаданства, командиры военно-строительных отрядов на фоне низкого состояния дисциплины получили полномочия по применению наказаний, но, видимо, не очень-то помогло.
Благодаря этим посетителям, а может из-за расположения магазинчика в промежутке между казармой и домом для семейных, к заведению прикрепилось народное название «Промежность», очень к нему подходящее. Настоящего наименования, не исключаю, не помнили и продавцы.
В мрачном пейзаже северного городка компанию стройбатовцам отлично составляли чайки.
Из того же письма:
«Природа Севера удивительная, наверняка тебе понравится. Здесь всюду летают огромные белые птицы удивительной красы. Это — большие морские чайки, здесь их почему-то именуют бакланами, хоть настоящие бакланы чёрные».
Если условным тёмным днём в гарнизонном городке раздавалась стрельба, нас предупреждали: не нервничайте, просто у кого-то не выдержали нервы и человек принялся садить по бакланам из дробовика или даже табельного «макарова». Форточки ещё можно открывать, а вот окно лучше не надо, мусорные птицы учуют запах чего-то для них привлекательного и запросто прилетят. Мало какое жильё выдержало нападение баклана!
Ваня Доронин первым пострадал от крылатых гадов, ещё только шли из части в гостиницу. Перед входом в подъезд обнажил голову и потёр рукой голову, жалуясь на жжение. Оказывается, ему на фуражку шлёпнулся птичий помёт, снайперски — мимо ромбика искусственной кожи, пришитого с внутренней стороны, он прожёг ткань насквозь, будто состоял из чистой концентрированной кислоты или щёлочи. Иван брезгливо почистил фуражку и волосы снегом. Через дырку неровной формы просвечивал уличный фонарь.
— Не расстраивайся, — утешил Дергунов. — Получим лётные шлемофоны, будем в них ходить. Они тёплые и кожаные, главное, их так быстро бакланье дерьмо не разъест.
Забегая вперёд, скажу: не разъедало насквозь, только оставляло на коже неопрятный след как ожог, ровно так же на лётных куртках и морском обмундировании.
Через тернии к звёздам — путь в космос Юрия Гагарина? Нет, через холодрыгу, одна лежанка из двух кроватей на троих мужиков, птичьи какашки, ссыпающиеся на голову, и наглых стройбатовцев. Жизнь, как обычно, оказалась куда прозаичнее, чем возвышенные жизнеописания биографии героя.
Ожидания оправдались на сто процентов только в одном: летать много и летать тяжело.
Аэродром, построенный финнами, находился в окружении сопок, до полукилометра в высоту. Поставить красные фонари на верхушках нельзя — их увидят с самолётов НАТО. В беспросветную ночь сопки сливались с общей чернотой. Фары выхватывали что-то видимое, только когда МиГ уже приближался к полосе. Любая навигационная ошибка на посадке, если не попасть в створ полосы, неизбежно влекла катастрофу.
Что бы ни происходило, для приземления нужен визуальный контакт с полосой. При нормальной погоде посадочные огни видны хорошо, но никакой синоптик на севере не мог предсказать внезапного появления снежных зарядов, то есть очень интенсивных снегопадов, снижающих видимость до нуля, и это не фигура речи. В городке мы держались за руки, чтоб не потерять друг друга из виду, это когда крались пешком, а что говорить о самолёте, несущемся со скоростью более двухсот километров в час?
