Время жить - 3. Осколки мира. Часть 2 - Мила и Виктор Тарнавские
Люди, заполнившие верхнюю палубу, выглядели измученными, но до изумления счастливыми. Всем в эти минуты хотелось только радоваться, что их тяжкий путь подошел к концу, и наслаждаться чистым морским воздухом, спокойным морем и ясным небом.
Последние трое суток были самыми тяжелыми. Три дня «Капитан Заман» сражался со штормом, пробиваясь на запад против ветра и волн. Три дня, пока длилась жестокая болтанка, пассажиров не выпускали наверх. Ни Собеско, ни Даксель, ни Чир Чолль не страдали от морской болезни, но им тоже пришлось тяжело. Уже к концу первого дня шторма в крохотной каютке в носу судна, где они ютились, стало нечем дышать. О том, что творилось на переполненных людьми нижних палубах, Собеско предпочитал даже не думать.
Разве что только с кормежкой в последние три дня было получше. Конечно, местная жратва не отличалась ни изысканностью, ни разнообразием – суп типа кондер, полужидкая каша с редкими волоконцами тушенки и каменные сухари – но зато ее было много.
– Это уже Гордана? – Чир Чолль протиснулся к Собеско через толпу. – Западный континент, да?
– Нет, это еще не материк, – Собеско потрепал его по плечу. – Это остров Ксаннет.
– Да-а? – разочарованно протянул Чир Чолль. – А вы точно знаете? Вы его уже видели, да?
– Видел, – Собеско невесело улыбнулся. – Даже дважды...
В первый раз далекие вершины острова Ксаннет точно так же появились из облачной дымки ясным летним утром семнадцать лет... полжизни назад.
Наверное, это был лучший месяц в его жизни. Отец, получивший длительный отпуск на поправку здоровья и по рекомендации врачей выбравший морское путешествие, был все время рядом и никуда не спешил. Мать словно сбросила с себя груз военных лет и вдруг перестала ворчать, придираться и жаловаться на жизнь. Она просто лучилась от счастья, принимая знаки внимания местных дам и выглядела так, как и должна была выглядеть аристократка из старинного рода, заботливая мать и любящая жена гранидского полковника и героя войны. Наконец, зануда и язва сестрица осталась дома, гуляя медовый месяц со своим скучным мужем-адъютантом.
Ну а сам Кен, семнадцатилетний гимназист выпускного класса, уже твердо наметивший себе путь в летное училище? Для него это была первая заграничная поездка. Из голодной послевоенной Граниды – в роскошь, изобилие и бешеный ритм деловитой горданской столицы. Ему тогда понравился Реперайтер, но не слишком понравилась Гордана в целом. Сытая, равнодушная, зацикленная на деньгах невоевавшая страна, где чиновники и разбогатевшие бандиты пользовались большим уважением, чем военные и инженеры, а сверстники разъезжали на тарахтящих мопедах и были способны говорить только о модных певцах, имена которых ему ничего не говорили, шмотках, комиксах и гулянках.
Тогда он не думал и не мог представить, что двенадцать лет спустя эта страна станет его новым домом, и он снова увидит остров Ксаннет с палубы парохода. Увидит, будучи эмигрантом, изгнанником, человеком, лишенным родины. Но и тогда он мог не беспокоиться за свое будущее, имея в кармане и синюю картонку – горданский вид на жительство, полученный в консульстве еще до отъезда, и подписанный контракт с «Ренгером», и аванс, превышавший его офицерское жалование.
И вот, жизнь описала еще один круг. И нет уже ни контракта, ни денег, ни вида на жительство, а вокруг сотни тысяч таких же беженцев, его товарищей по несчастью и конкурентов за немногие места под солнцем. Но зато только здесь и сейчас понимаешь, что правы были древние, говорившие, что каждый конец – это на самом деле новое начало...
– С добрым утречком! – к Собеско и Чоллю присоединился Дилер Даксель. – Чего это вы так рано подскочили?.. А, вот оно что... Дошли, значит. Вот она, Гордана.
– Это только остров Ксаннет, – уточнил Чир Чолль.
Даксель пожал плечами.
– Какая разница? Все равно, Гордана. Интересно, что теперь дальше?
За все время плавания они ни разу не говорили на эту тему.
– Что дальше? – Кен Собеско задумался. – Дальше нас высадят на Карантинном острове, там мы по местному закону должны будем прожить семнадцать дней. Потом переправят на Ксаннет или прямо на материк. А дальше... Честно говоря, плохо я себе представляю, что дальше. Я ведь в прошлый раз был из привилегированных. У меня был контракт с фирмой, были деньги. И все семнадцать положенных дней я с комфортом прожил в гостинице, питался в ресторане, сидел по вечерам в кабаке с... этими... Потом поехал сразу в Реперайтер. К остальным я как-то тогда не приглядывался. Их, кажется, селили в длинные такие бараки, разбитые на клетушки. На материке их ждали два или три месяца бесплатного проживания в общежитии и биржа труда. Родственники им еще помогали. Или земляки. Еще вербовщиков на Карантинном было, конечно, как мух, но на их посулы покупаться охотников было мало... А больше я и не знаю.
– Ничего, – оптимистично заявил Даксель. – Окажемся на Карантинном, разберемся. Мне бы только Кару там отыскать...
– Послушайте, – Чир Чолль дернул Собеско за рукав. – А вон тот остров, он, случайно, не Карантинный?
– Похож, – Собеско пригляделся. – Да, это определенно он.
– Тогда тут что-то не то, – недоуменно сказал Чолль. – Мы должны к нему идти, а на самом деле отдаляемся.
– И верно, – Кен Собеско развел руками. – Тогда из меня вообще плохой советчик. Что-то в этот раз все идет совсем по-другому.
Насколько по-другому, Собеско полностью осознал только через полтора часа, когда «Капитан Заман», дав приветственный гудок, вошел в небольшую бухту у северной оконечности острова Ксаннет.
Берег бухты был усеян палатками. Здесь были сотни, тысячи палаток, а среди них – десятки тысяч людей. Собеско приходилось разом видеть сто тысяч человек – на стадионе в Шилги, во время матча за кубок страны, но на этом месте поместилось бы с десяток подобных стадионов.
Среди моря палаток стояли длинные одноэтажные здания, очевидно, портовые склады и пакгаузы, и высился одинокий старинный портальный кран, похожий на колодезного журавля. От набережной отходило несколько коротких
