Шофёр - Никонов Андрей
– Есть, тётя Нюра, люди, которые думают, что я их обидел. Так они, если меня вдруг отыщут, мне отомстить захотят. Может, денег тебе предложат, чтобы ты сказала, где меня искать, ты возьми и скажи. А я с ними разберусь.
На шум во двор выглянул Федякин, спросил, который час, и отправился спать дальше. Сергей размялся, подтянулся во дворе на перекладине, роль которой выполнял стальной лом, облился водой и отправился на работу. По пути он зарулил в моссельпромовскую булочную на 3-й Сокольнической, взял бутылку молока, фунт ветчины и батон ситного хлеба. Хлеб был только что из печи, горячий, с хрустящей толстой корочкой, и Травин не удержался, остановился напротив Третьего театра Совкино и отлично позавтракал, поделившись последним ломтём окорока и краюхой хлеба с беспризорником. В гараже он появился без четверти семь, как раз к началу смены, натянул рабочую одежду и перекинулся парой слов с напарниками.
Над ямой стояла машина из проката, надо было наладить работу двигателя и отогнать в соседнее здание, в восемь приезжали машины такси, на каждого техника приходилось три автомобиля, за час их осматривали и при необходимости ремонтировали. На самом деле, новенькие французские автомобили практически никакого обслуживания не требовали, максимум – баллоны подкачать и проверить уровень масла, но к ним относились бережно и с пиететом.
С прокатной машиной Травин разобрался за сорок минут – забилась топливная трубка, и бензин подавался неровными порциями. Отогнав автомобиль, он встал на крыльце и закурил, как раз в это время служащие гаража спешили занять свои рабочие места. Мимо Сергея попыталась проскользнуть Сима, он её окликнул, но женщина шарахнулась от Травина, как от чёрта.
– Слишком впечатлительная, – решил Сергей, затушил папиросу и отправился в цех.
Без пяти минут восемь появился «рено», за рулём сидел бывший уже сменщик Сергея, Леонид Пасечник. Пасечник шоферил уже без малого пятнадцать лет и сам мог отремонтировать машину с закрытыми глазами.
– Правое переднее колесо шумит, надо впрыснуть смазки в подшипник, – сказал он, широко зевнул и отправился переодеваться.
Травин так и сделал, заодно проверил остальные колёса, отогнал машину на мойку, проделал то же самое с ещё одним таксомотором. К этому времени приехал Пыжиков. Увидев Сергея в спецовке, Семён покраснел от радости и, чтобы скрыть чувства, отошёл подальше, за угол, закурил.
– Зря ты это, – Травин, как всегда, подобрался незаметно.
Пыжиков чуть было папиросу не проглотил. Кровь отлила от головы куда-то в пятки.
– Это не я, – сказал он первое, что пришло в голову.
Идея написать на Травина кляузу поначалу казалась отличной, но со временем мысли об ответной мести со стороны напарника приходили всё чаще. Семён старался не думать о возможных последствиях, точнее говоря, надеялся, что Сергей не станет при всех его бить. Но когда тот оказался на расстоянии согнутой руки, все опасения вернулись десятикратно.
– Я про табак, – Сергей осторожно, двумя пальцами, отобрал у Пыжикова окурок и выбросил в ведро. – Смотри какой бледный, хоть в гроб клади. От дыма голова может закружиться, упадёшь ненароком и разобьёшься насмерть.
От слов «гроб» и «насмерть» Пыжиков побледнел ещё сильнее, и стоило Травину отойти, закурил следующую папиросу, чтобы успокоить нервы. Но тут же судьба, словно сжалившись, сделала ему шикарный подарок. Появилась Сима Олейник с какими-то бумажками, передала их кладовщику Кузьмичу, а на Травина даже не посмотрела. Машинистка прошла мимо бывшего шофёра, гордо вскинув голову и отведя глаза. Хорошее настроение практически вернулось к Пыжикову, он так же гордо прошагал мимо Сергея, залез в машину, дал сигнал и выехал за ворота.
– Чего это с ним? – Кузьмич кивнул вслед таксомотору.
– С Семёном? Кто ж его разберёт, – Травин вытер руки ветошью, – зазнался, наверное. Или съел чего-нибудь. Сейчас закончу с такси и примусь за прокатную. На «студебеккер» где у нас рычаги лежат?
– Ох ты и хитёр-бобёр, значит, месяц вынюхивал, где и что у нас заныкано, а теперь в техники пробрался и будешь изгаляться, – кладовщик усмехнулся в усы, – раз такой прыткий, иди сам и бери, где положил.
Сергей так и сделал. До полудня он провозился со «студебеккером», а потом пришёл черёд другой прокатной машины. Многие из них больше стояли в цеху, чем ездили, сказывалась и нехватка деталей, и общая потрёпанность, и преклонный возраст большинства автомобилей. Ровно в три Травин передал гаечный ключ сменщику, переоделся и зашёл в прокатную контору. Там шофёрам платили почти как в такси, по пять рублей за обычную смену.
– Мамой клянусь, – Давид Геловани, заместитель Коробейникова, перекрестился, – на сегодня нет ничего, мы заявки до часу дня получаем. Как только что-то появится, клиент твой, многие именно на вечер машину с водителем заказывают. Но! Если свободных шоферов не будет.
И он важно поднял указательный палец вверх.
Травин пожал Давиду руку, сдавив чуть сильнее, чем обычно, и отправился обедать. Не получилось заработать извозом, всегда оставалась товарная станция или, как вариант, ресторан. Мысли на короткое время вернулись к военному со шрамом, но зацикливаться на этом Сергей не стал – если неприятности случатся, то он найдёт, как с ними справиться. А если нет, то и волноваться нечего.
Возможность поработать на прокатной машине появилась в среду, Геловани сам спустился в цех и торжественно вручил Травину мятый листочек бумаги.
– Держи, дорогой, – торжественно сказал он, подменяя гласные и смягчая шипящие, в особых случаях у Давида усиливался кавказский акцент. – Хороший заказ, как для себя берёг. Завтра в четырнадцать нуль-нуль, на шесть часов, ровно шесть целковых получается.
– Как в два? У меня смена.
– Смена-шмена, берёшь? Человек тебя просил.
– Что ты мне тут заливаешь? – Сергей отобрал листочек. – Говоришь, у тебя заказали машину с водителем, и именно со мной? А ну давай подробнее.
На лице Геловани проступила растерянность, он уже понял, что зря сболтнул про желание клиента, заказ после этих слов одолжением Травину уже не выглядел.
– Позвонил мужчина один, – сказал он, пытаясь подгадать, как повернуть всё в свою пользу, – в заказ такси, говорил, мол, шоффер меня возил от вокзала в гостиницу, такой хороший, как фамилия, скажи. Дату назвал, время и номер машины. А как узнал, что ты таксомотор больше не водишь, хотел уже отказаться, но я ему про прокат сказал. Возьми, дорогой, говорю, Травина с машиной, три рубля в час всего, шесть часов – два червонца, и авиационный бензин по оптовой цене. Нет, берёшь или да?
– Или да, – Сергей кивнул, – спасибо тебе, Давид, сочтёмся.
И пошёл к старшему мастеру, договариваться насчёт дополнительных часов перед сменой, работы в цеху всегда хватало.
* * *Ковров в который раз пересматривал бумаги, вытащенные из шкатулки. Навыки, отработанные за много лет, пригодились и на этот раз, сложенный листок бумаги незаметно для чужих глаз спрятался в манжете, и Радкевич ничего не заподозрил.
На листочке, доставшемся Радкевичу, была нарисована карта Москвы, художник старательно вывел Москва-реку и основные дороги, и следы его работы отпечатались на втором листе. Но нажимал он на грифель не слишком усердно, многие детали оказались неразборчивы. Три чётких кружка и следы ещё двух, рядом с ними цифры через чёрточки и знак дроби, явно – даты, различить, что конкретно написано, не удавалось. Под датами автор схемы написал круглые числа, здесь он нажимал карандашом сильнее. Пять чисел от двух тысяч восьмисот до трёх тысяч шестисот в сумме давали шестнадцать тысяч, рядом с каждым числом стояла приписка «имп», что значило, по нехитрым подсчётам, тринадцать пудов золота в пятнадцатирублёвых монетах царской чеканки.
Второй лист всё ставил на свои места, на нём аккуратным круглым почерком с ятями и фитами было написано:
«Дорогой брат, надеюсь, что увижу тебя по возвращении. Если со мной что-то случится из несчастий, ты уж проведай наших родственников и Лене накажи. Люди они одинокие при жизни были, кроме нас, позаботиться о могилках некому.
