Прямой наследник (СИ) - "Д. Н. Замполит"

Под дождь выскочил мужик и, заворачивая подол рубахи, пробежал за угол, а из распахнутой на мгновение двери донеслись еще и припевки-потешки:

—...а как у барина-боярина...

Ага, скоморохи людей веселят, не иначе.

Хляби небесные мало-помалу иссякли, с Дмитриевской, настороженно нас оглядев, к корчме свернули три угрюмых и промокших всадника.

— Владычные, — как о само собой разумеющемся, сообщил Волк.

Теперь уже и я понял, что одеты молодцы, так сказать, более строго, с преобладанием черного цвета — такие кафтанцы носили митрополичьи дворяне и сыны боярские. В ратную пору они воевали отдельным полком, а мирное время служили владыке даньщиками, волостелями, охраняли палаты и дворы митрополита или вот ездили по разного рода поручениям.

Верховые спешились, двое кинули поводья третьему и полезли внутрь. Песни и музыка мгновенно оборвались и через минуту один владычный выволок за шкирку мелкого мужичка с растрепанной бороденкой, второй следом нес бубен, рожок и маленькие, в локоть, гусельки.

— Ко владычному двору, на правеж... — не то чтобы осуждающе, скорее, с сожалением протянул у меня за спиной один из молодших.

Не любит церковь скоморохов, считает бесовщиной, и в церковной ограде хоронить запрещает. А других развлечений разве что хороводы и кулачный бой. Но как ни старались клирики, как не давили, все равно скоморошество выжило. А раз не можешь предотвратить, значит, надо возглавить.

— Эй, ну-ка, осади, — крикнул я владычным, уже потянувшим ременные веревки с седел, чтобы вязать скомороха.

Первый из них, видно, старший, недобро оглядел нас, заляпанных грязью с ног до головы на таких же грязных конях:

— Ступай се мимо.

— Уж больно ты грозен, как я погляжу, — на автомате вырвалось у меня.

— Отвали, — уже злее сказал первый и положил лапищу на рукоять сабли.

Гридни немедля сдвинулись вперед, закрывая меня.

— Шапки долой! — рявкнул Волк. — С князем говоришь!

Злой взгляд сменился ошарашенным, потом в нем мелькнуло узнавание, оторопь, страх... Трое немедля обнажили и склонили головы, но скомороха не выпустили.

— Этого я забираю. Гусли тож давай сюда.

До Фроловских ворот мы добрались как только ослаб дождь. Один из молодших держал под епанчой бубен, другой гусли, третий засунул рожок себе за пояс, скоморох, назвавшийся Ремезом, бежал, держась за стремя Волка и оскальзываясь в лужах. Стоило нам перекреститься на надвратную икону Спаса, как сзади по бревнам моста прогрохотали копыта и взмыленный посыльный прокричал:

— Расступись!

Но в воротах расступаться некуда и он неволей остановил запаленного коня, увидел меня, сорвал шапку и, поклонившись до конской гривы, тяжело произнес:

— Юрьевичи Кострому изгоном взяли!

[i] Деисусный чин — ряд икон, центральная обязательно изображала Христа, две по бокам от нее — Иоанна Крестителя и Богоматерь.

[ii] Келарь — монах, отвечающий за съестное.

[iii] Клеть — четырехугольный сруб, основной элемент деревянного зодчества

[iv] Ныне — Тракай и Каунас

[v] Епанча — суконный плащ с капюшоном

Глава 8 — Экономика должна быть

Ох некстати, ох некстати...

Да когда война кстати, блин?

Только начал обратно свои проекты налаживать, как на тебе, скачи, руби и, главное, кого — своих же! Но пока распутица, воевать смысла нет, больше войско измотаем, да и бояре по свои вотчины разъехались, сейчас самое горячее время — оброки и корма принимать, припасы на год закладывать, так что малость времени есть.

Вечером, после трудов праведных — ладили новые перегонную и книжарню — добрался до «апартаментов», скинул сапоги и пропотевшую за день одежку, сполоснулся теплой водой и полез в домашних войлочных тапках в опочивальню.

Там, на краю кровати, расчесывала ко сну волосы Маша. Совсем молодая девушка, нежданно получившая в руки огромную власть (одних только дворских у великого князя не меньше тысячи, а сколько прочих и не сосчитать), поначалу робела, но понемногу освоилась и принялась гонять прислугу и устраивать немаленькое хозяйство. А потом взялась и за меня — право спать под боком мелкая, но великая княгиня выбила после изрядного скандала, устроенного вдали от посторонних глаз.

В ход пошло все — и мои шашни с Липкой, и Машин долг рожать наследников, и освящение церковью таинство брака. Больше всего меня прибил долг рожать — ну невозможно себе представить, что такое могла сказать моя жена образца XXI века или, тем паче, Ольга. Я отпирался как мог, но у Маши характер дай боже, не смотри что пигалица, не иначе, в деда пошла, во Владимира Храброго.

Пришлось поговорить серьезно, объяснить, чего опасаюсь и оставить взрослеть лет до шестнадцати. Ну и допустить до опочивальни, чтобы лишние разговоры убрать. Маша умная, все поняла, даже с Липкой смирилась — один день чуть не убила меня наповал, когда глядела с гульбища на беготню сенных девок и вдруг выдала:

— Хм... наша-то краше всех!

Как я тогда через перила не сверзился, даже и не знаю.

И вот теперь вечерами, перед сном, княгинюшка докладывает мне о сделанном за день. Сколько за день пришло возов на житный, рыбный или соляной дворы, как проверяла все привезенное — не дай бог зерно сырое! Как пришлось отчитать чашника, из-за которого возчики мокли под дождем и вовремя не поели горячего. Крайне деятельную девицу вырастила серпуховская семейка, ключницы за ней не поспевают — княгиня чуть ли не вприпрыжку носится. Жаловались мне — чуть было не поменяла опытных теток на других, помоложе, чтоб не отставали. Пришлось вмешаться, сгоряча просто запретил, но потом поглядел-поглядел на поджатые губы и понял, что при таком характере ей лучше объяснить, куда больше толку будет. У молодых-то при всей скорости опыта еще нет, а здесь и сейчас опыт главное, книжек по домоводству да интернетов пока не предвидится. Выслушала, согласилась.

Волосы у нее красивые. И вообще, на загляденье вырастет, классический славянский тип — волосы светлые, глаза голубые. Красотою лепа, губами червлена, бровьми союзна, ага.

Я скинул тапки и татарский халат, залез под одеяло и ко мне, перекрестившись на иконы в углу, немедля залегла Маша, уложив головку на плечо. Все-таки хорошо, что с Липкой все так просто — догнал, поймал, затащил в темный угол, задрал подол, да и сбросил напряжение к обоюдному удовольствию — а то бы я ей-ей не удержался.

— Ино за весь день и не присела! — начала свою ежедневную повесть Маша. — Умаялась. На рыбном дворе кровля прохудилась, надо перекрывать наново и с промазкой, чтобы не протекала.

— Есть кому исполнить?

— Есть. Еще завтра житный двор проверять буду, все ли сделано, как приказывала. Новые оброки везут, кули с рожью и овсом, частью сразу на мельницу на Неглинке, частью в сусеки. Старую муку отберем, на корм скоту пустим. Надо бы капусты заквасить, да поставить моченых яблок на сусле и груш на медовой воде.

— Так за чем же дело стало?

— На холодке ставить надо, а льда в погребах мало осталось.

— Ну, не сегодня-завтра морозы ударят, пошлешь наколоть, набьешь ледники.

— Лишь бы дотянуть, а так набью не на год, а на два вперед.

— А влезет?

— Влезет, летом новый ледник вырыли, большой, соломой стены проложили.

Маша вздохнула, вспоминая, что успела за день.

— Овощь сухую перепроверила...

Этого добра у нас полны закрома, начиная от простецких репы, гороха, лука да редьки и кончая изюмом, урюком, вялеными ордынскими дынями, орехами лесными и волошскими. Гранаты иной раз привозят, а вот персиков и абрикосов извините, никак, портятся в дороге.

Она на мгновение замолчала, будто решая, нужно говорить или нет, но поделилась малой своей бедой:

— Масла бочонок открыли, так горчит! Велела перетопить. Что в поварню не пойдет, в монастырь отошлем.

Хозяюшка. Вот радует меня, даже в мелочах: