Меч всевластья (СИ) - Шабурова Эльмира

— Извини, Титус, просто это все так неожиданно свалилось на меня, и я не выдержали всего этого. Я ценю твою помощь, и очень тебя люблю и уважаю, ты так много сделал для нас, а я тебе нахамила. Извини, пожалуйста.

Старик смотрел на меня глазами, полными слез, и мое сердце сжалось от жгучего чувства вины.

— Ты ни в чем не виновата, Марта! Меньше всего на свете я желал именно тебе подобной судьбы, кто угодно, но не ты. За это время, что вы прожили в моем доме, вы стали мне как родные, и ты особенно, ты так похожа на мою покойную дочку! А теперь этот чертов Лиран готов разрушить твою жизнь, и я ничего не могу с этим поделать.

— Помнишь, ты нас учил не сдаваться, не попробовав найти выход, а то и пару выходов из сложившейся ситуации, и я собираюсь последовать твоему совету. Но мне нужно время, чтобы понять, что к чему. Титус, поверь, все будет хорошо, ты справился с Лираном, и я попытаюсь совладать с ним.

«А меня, значит, никто не спрашивает»! — возмутился меч по имени Лиран.

— С тобой я тоже потом поговорю, — сказала я, еле сдерживая смех, в возмущении Лирана было столько детской обиды, что это вызвало улыбку даже у Титуса.

— Он так долго молчал. Я уже и забыл, какой он обидчивый, — сказал старик, он по-отцовски обнял меня за плечи и повел обратно к спящим девчонкам.

— Марта, главное, никогда не забывай, он не так прост и наивен, как хочет казаться, и он умеет быть жестоким.

«А он как будто не был жесток, когда запер меня в том подвале. Потом еще хочет, чтоб с ним разговаривали, а зачем он забрал от меня близнецов»!?

— Близнецов? — непонимающе спросила я.

— Кристаллы, — коротко ответил Титус, он улыбался, и было похоже, что переживания за меня уже не так сильно терзали его душу. — Думаю, ты с ним справишься.

— Тогда давай немного поспим.

Старик вздохнул и улегся спать, он уснул почти мгновенно, в голове моей появилось теплое присутствие Лирана, и я услышала: «Спокойной ночи, Марта». Потом я почти перестала ощущать его присутствие, и у меня появилась ощущение, что он тоже уснул.

— Спокойной ночи, Лиран, — пробормотала я, удивленно покачивая головой, — точнее, доброго дня.

Уснуть я так и не смогла, сидя на берегу и смотря на плывущую по реке лодку, вспоминая все то, что со мной происходило, и мне становилось страшно оттого, что еще меня могло ждать в этом мире. Я чувствовала себя той маленькой лодочкой плывущей по великой грозной реке жизни, и у меня нет ни весел, ни паруса…

Три недели мы шли до Райнара, прячась от людей, воруя еду и боясь собственных теней. В этих краях было много поселений, полевые работы были в самом разгаре, и я вдруг поняла, насколько эта часть материка густо заселена, каждый клочок земли был возделан, и люди всеми силами разрабатывали новые участки, уничтожая леса. Все земледельцы были на своих полях вместе со своими многочисленными семьями, и пройти незамеченными вездесущими мальчишками было почти невозможно, к тому же наш загар и южная одежда сразу бросались в глаза, люди начинали интересоваться и, естественно, запоминали необычную компанию, вышедшую из леса. Потому мы решили передвигаться только по ночам и только молча, что было нелегко для пятерых молодых девушек, не привыкших молчать так долго.

И, наконец, мы увидели башни, украшеные бирюзовыми штандартами — столицу Райнара.

Вошли мы в город ранним утром, когда по узким мощеным улочкам разносился аромат свежеиспеченного хлеба, и молочницы только начали обходить своих клиентов. Небольшие двухэтажные дома были аккуратно побелены, и на подоконниках стояли горшочки с цветами, это была почти идиллическая картина утреннего города, пока мы не вышли на небольшую площадь и не увидели украшавшую ее дыбу, на которой разлагался не первый день покойник. Повсюду по городу были расставлены различные орудия пыток и позорные столбы, причем ни один из этих столбов не пустовал.

— Прелести регентства, — прошептал Титус и велел не отставать от него.

Он привел нас в небольшой трактир в котором был только один посетитель, спавший в собственной тарелке. Наше появление ознаменовал звон колокольчиков, прикрепленных над дверью, и в небольшой закопченный зал вошёл тучный хозяин заведения.

— Мы закрыты, приходите часа через два.

Его голос был удивительно мелодичным, но в нем чувствовалась привычка приказывать, твердость и абсолютная уверенность в своем праве приказывать. Владелец этого великолепного голоса явно был близорук, он смотрел на нас, прищурившись, и, несмотря на засаленную одежду и чрезмерную тучность, в нем чувствовалось врожденное благородство. Поэтому вся эта обстановка вокруг него и одежда совершенно не сочеталась с этим толстяком. А обстановочка, скажу я вам, была еще та! Камин, в котором жарилась туша жилистого барана, давно нуждался в чистке и побелке, как и потолок, а балки, державшие потолок, были настолько засалены, что я не могла быть уверена в их прочности, они на вид были давно прогнившими и, похоже, грязь была тем цементом, что удерживала их от обрушения. Столы и скамьи нуждались только в огне, в котором они обрели бы, наконец, покой, настолько неприглядно они выглядели. И только щит, висевший над камином, был тщательно вычищен, и герб на нем говорил о высокородном происхождении его владельца.

— Я гляжу, ты все еще носишься с этой круглой железкой, старый скупердяй! — ответил толстяку Титус, и тот стал того же цвета что и его передник, грязно-серого. Хозяин трактира сделал три шага вперед и, вытянув перед собой трясущуюся руку, указал на Титуса и пролепетал:

— Ты!?! Это действительно ты!?

— Девочки, усадите нашего многоуважаемого владелmwf трактира, а то, боюсь, он сейчас в обморок грохнется… — Титус сиял довольной улыбкой, замешательство толстяка, похоже, сделало его по-настоящему счастливым.

— Еще ни один отпрыск моего рода не грохался в обморок, — возразил встрепенувшийся толстяк, — хотя на мгновение я решил, что передо мной призрак.

— Я не призрак, и если ты нальешь мне из твоих лучших запасов, я тебе это докажу.

Наш старый учитель никогда еще не выглядел столь величественно и властно, он преобразился, как будто стоял не на пороге захудалого трактира, а в тронной зале.

— Сатинка!!! — заревел толстяк в сторону кухни, — Сатинка, приготовь мой личный кабинет на?..

— На семь персон, — подсказал ему Титус, и старик продолжил орать:

— На семь персон, и подай все самое лучшее! Из моих личных запасов! Слышишь?

— Слышу, слышу, твой ор слышат и в Пеларе! — говорившая женщина неопределенного возраста, в старой одежде неопределенного цвета, наградила нас с порога кухни недовольным взглядом и отправилась греметь посудой.

— Не обращайте внимания на старую ведьму, — весело сказал толстяк, особенно громко произнеся последние два слова и жестом приглашая нас следовать за ним.

— Послушай, дружище, во что ты превратил это заведение, — изумлено спросил Титус, когда мы поднимались по узкой, скрипучей лестнице на второй этаж. — Шикарное было место, даже девушку не стыдно было пригласить на ужин.

— Все меняется, мой друг, все меняется. — Вздохнул трактирщик и распахнул маленькую дверь, которая могла вести только в чулан. — Добро пожаловать в мои личные апартаменты, друг мой! Ну, и вы, мальчишки, входите, не стесняйтесь, хотя грязи от вас будет, за месяц не выгребешь.

Мы переглянулись с девчонками и, не обращая внимания на последние слова толстяка, вошли в его «апартаменты», согнувшись в три погибели. Мы оказались в удобном и очень опрятном кабинете, стены которого были увешаны картами и заставлены книжными шкафами. Всё в обстановке этой комнаты сочеталось с ее владельцем, особенно когда он снял передник и надел приличный камзол.

— Вот теперь я узнаю своего старого друга, — воскликнул Титус, и они крепко обнялись.

— Дружище, я рад тебя видеть, хотя и был убежден, что ты давно умер. — Трактирщик посмотрел на Титуса пристально и строго. — Значит, старая железяка снова зашевелилась!?