Геннадий Ангелов - Звёздный «Кентавр». Первая ступень
— Здесь очень красиво, — сказала она бархатистым голосом.
Глаза её блестели, отражая свет звёзд. Она погладила покрывало и легла на спину, закинув руки за голову.
— Может я зря пришла? Ты прости командир. Это была глупость с моей стороны, и я сейчас же уйду.
Она поднялась и направилась на выход. Гордая, красивая и необыкновенная Юнита.
— Не уходи. Мне много нужно сказать.
Мой голос выдавал волнение, я подошёл к ней сзади и обнял за плечи.
— Оставайся, прошу тебя. Давай поговорим, чтобы нам никто не мешал.
Я закрыл окно и придвинул шкаф вместо двери.
Юнита повернулась, и наши глаза встретились. Я утонул в глубоких, задумчивых голубых озёрах, теряя чувства времени и реальности, и навсегда погружаясь в пучину бушующей страсти. Она улыбалась и прижималась всем телом. Я шептал её имя, целовал глаза, губы, волосы, грудь. Не в силах надышаться новыми ощущениями, слышал, как бьётся её сердце. Время остановилось, и только мгновения любви озаряли гостевую комнату. Казалось, что им не будет конца, и я с новой силой парил с любимой женщиной, пролетая как птица, над опустевшими полями и лесами. Поднимаясь ввысь, к солнцу, и широкими крыльями прикрывал Юниту, от холода и ветра. Она прислушивалась и помогала мне парить, с радостным выражением лица, которое присуще только людям. Я читал её мысли и понимал, что наконец-то по-настоящему счастлив. Прошлое оставалось далеко — далеко, за горизонтом, и любовь правила миром.
Глава 18
Ночью меня разбудил яркий свет. Упираясь на локоть, я поднялся. Закрывая рукой глаза от противного света. Юнита сидела на кровати, съёжившись, босыми ногами, касаясь пола. Лицо закрывали густые волосы. Плечи вздрагивали, как от холода. Она тихо плакала, словно ребёнок, потерявший родителей.
— Юнита!
Она зарыдала ещё сильней.
— Что с тобой?
Ещё не совсем проснувшись, я сел на кровать. Раздражённый, как неопытный юнец, я потёр пальцами глаза и обнял её. Она оттолкнула меня локтём и встала, чтобы уйти. Простыня с кровати свалилась на пол. Юнита со злостью отшвырнула её ногой.
— Не бросай меня, — сказал я сдавленным голосом.
В горле образовался ком. Я потянулся за ней, хватая рукой пустоту. Юнита застыла, и, едва сдерживая слёзы, сказала:
— Я робот. Игрушка в руках человека. Ты не веришь, что у меня сеть душа? Это выходит за пределы твоего понимания? Но она есть и болит каждый день. Я не знаю, что мне с этим делать…
И она приложила правую руку к сердцу.
— Вот здесь, вот здесь, — закричала она истерическим голосом, и несколько раз ударила по груди. — Если можешь Алексей, выключи меня. Останови. Умоляю тебя. Иначе я покончу с собой. Прости. Так жить я больше не хочу.
— Я не могу тебя выключить…
Поднявшись, я накинул на тело рубашку и был совершенно раздавлен. Нельзя сказать, что я ей не верил или не понимал. Нет. Тут совсем другое. Я испытывал к ней чувства взаимности. Странно, но мне не хотелось её потерять. Сердце стучало сильнее и сильней.
— Так ты любишь меня?
Эти слова вырвались непроизвольно. Я стоял красный как рак. Моя близость с Юнитой, перевернуло всё верх дном. Я никогда не задумывался над серьёзностью отношений с ней. Считал, что только придурки, могут попасть в такую ловушку. Играть в любовь с роботом? Не смешно ли? И сейчас уже сам не представлял своей жизни без неё. Мне было плевать на сплетни и разговоры среди солдат, и в части на Земле. Я готов был бежать с ней на край Вселенной и никуда от себя не отпускать. Юнита молчала, нервно перебирая в руках кусок материи.
— Для тебя это важно?
— Да, очень…
— Я люблю тебя Алексей, — сказала она, и тут же, разбивая головой стекло, выпрыгнула наружу.
Грохот разбиваемого окна, вернул меня в реальность. Подбежав к разбитому окну, я выглянул наружу. Юниты нигде не было видно. Усевшись на кровать, я сдавил голову руками и тихо заскулил, как волчонок. Почему я не остановил её? Надо было держать её двумя руками. Я чувствовал, как лицо застывает и превращается в злобный оскал. Я казнил себя за свою беспечность, и близорукость. Но кто знал, что такое случиться? Искать оправдания не имело смысла. Любой человек, всё равно, вывернется наизнанку, но не признает до конца вину. От этого становилось хуже и хуже.
— Командир, — услышал я голос Князева. — Открывай, нам предлагают продолжить турнир. Уже собирается народ, приехали гости с других мест.
Отодвинув шкаф, я впустил Князя. Выражение лица его было жизнерадостным. От предстоящего веселья, он чуть ли не танцевал.
— Чему ты радуешься? — спросил я, сверкнув злобными глазами. Натягивая комбинезон, смыл с лица растерянность и постарался собраться с мыслями. — Робот пропал, — сказал я с грустью и посмотрел на своего подчинённого.
— Не выдержала настоящего мужчину? Ну, командир ты даёшь! Как она? Горячая штучка? Мы с ребятами хотели забрать её на ночь. Но она исчезла. Жаль, можно было с девочкой развлечься. Давно уже пора было это сделать. Столько времени без баб. Жаль, что она убежала, как чувствовала, ведь придётся потерять невинность.
Он громко заржал, предвкушая развлечения с Юнитой. Глаза у него светились похотливой страстью. Он облизывал полные губы языком и прищёлкивал от досады. Я не выдержал, это была последняя капля, переполнившая чашу моего терпения.
— Значит, развлечься думали?
— Ага, командир, робот есть робот, чего её жалеть?
Я с сарказмом засмеялся и с разворота ударил Князя кулаком в зубы. Он не успел ничего сообразить. Удар получился резким и сильным, и Князь отлетел на метр и ударился головой об шкаф. Не понимая, что происходит, он поднялся, с красными как у быка глазами, и сплюнул на пол выбитые зубы.
— За, что командир?
— Было бы за что, вообще убил, а это так, для профилактики. Чтобы меньше болтал языком и не забывал, где мы находимся. Хватит, или ещё добавить?
Князь вытер разбитую губу и покачал виновато головой.
— Общий сбор через пятнадцать минут. Встречаемся во дворе. Приказ понятен? Тогда выполнять, и помни, язык твой — враг твой. Держи его за оставшимися зубами, береги их, чтобы было чем жевать.
Князь ушёл, ничего не понимая, а я решил, что надо сегодня сделать в первую очередь. Из головы у меня не выходила Юнита, я чувствовал себя виноватым перед ней. Солдаты стояли во дворе в окружении туземцев. Те разглядывали форму, щупали руками и присвистывали каждый раз, когда им, что-то нравилось. Погода стояла чудесная, воздух бодрил и прогонял следы вчерашнего застолья и похмелья.
— Построиться, — приказал я, не обращая внимания на нэксиан. — У нас бойцы проблема, которую нам необходимо сегодня решить. Исчез робот, нам нужен переводчик и помощь местных в её розыске. Задача понятна?
— Так точно командир!
— Может она вернулась на корабль?
— Проверить и этот вариант. Свяжитесь с кораблём, и узнайте где мой помощник. Ни каких соревнований, до тех пор, пока мы не решим эту проблему. Я сам поговорю с верховным жрецом. Симашкин, отправляйся на поиски переводчика.
— А где мне его найти? — спросил он, пожимая плечами.
— Среди местных узнай, поговори, я уверен, что у тебя получиться. Не может такого быть, чтобы никто не знал русский язык. Тем более, что контакт с землянами у нэксиан давно состоялся. И пить я запрещаю, даже вино, не говоря о чём-то более крепком.
Солдаты с недовольными лицами разбрелись, а я направился к жрецу. Нельзя было терять время, Юнита могла оказаться в беде. Жрец ещё отдыхал, и мне пришлось томиться в ожидании. Я нервно ходил по просторному холлу и пил прохладный фруктовый напиток, который стоял в кувшинах прямо на полу. Появился с потным лицом от быстрого бега Симашкин, и закричал:
— Есть, командир, переводчик! Фу, ты, еле его отыскал. Дедушка уже старенький, но вполне сносно говорит на русском.
Он вытирал пот со лба и не мог отдышаться.
— Где он? Давай его срочно сюда. Вот — вот проснётся верховный жрец.
— Сейчас он появится, не торопись командир.
Симашкин поднял руками кувшин, не наливая в стакан, пил прямо с горлышка, жадно глотая. И тут показался переводчик. Эта старая горилла еле ковыляла и трусилась при каждом движении. Один глаз у него был закрыт повязкой, корявые костыли с трудом выдерживали вес хозяина. Цирк, да и только.
— Где ты его откопал? Ты хочешь, чтобы он умер у нас на глазах? И нас обвинили в издевательствах?
— Я ещё не такой старый, молодой человек, — сказал дедушка и застыл. — Мне всего лишь сто пятьдесят лет. Это не возраст для нэксиан. Обычные гориллы, живут все двести. И это не предел. Так, что я ещё хорошо сохранился. И если бы не война и ранения, смог бы ещё не одну молодушку через колено кинуть.
Я не ожидал такой шустрости от этого старика и внимательно слушал.
