Василий Сахаров - Ройхо Ваирский
По большому счёту Мишо следовало бы тихо радоваться, что его взяли в поход, после которого он гарантированно получит мешочек золотых монет, ибо вожак и его экипаж уже давно были на мели. Но природа и внутренняя суть этого человека были таковы, что он не мог быть доволен своим положением. И даже то, что его оставили в бухте, где все обязанности экипажа «Амалии» ограничивались несением охранной службы, вызывало в нём постоянные приступы недовольства.
Вот и сегодня, когда этот крепкий кряжистый тридцатипятилетний усатый брюнет в потёртом кожаном камзоле неопределённого цвета и с превосходным, остро заточенным стальным топором, который покоился у него на боку, проснулся и ранним утром вышел на палубу своей старой галеры, в его душе царила злоба на весь белый свет. Вчера он в пух и прах проигрался в кости молодому и удачливому капитану Георгу Крэ, которому продул три четверти положенного его экипажу от Совета капитанов золота. А это значило, что его ждут большие неприятности. Ибо, когда об этом узнает экипаж, в котором были сплошь пьяницы, наркоманы, неудачники, кабацкая рвань и неопытная молодёжь, вполне возможно, его просто вздёрнут на мачте «Амалии» или, того проще, накинут на голову конопляный мешок, привяжут к ногам тяжёлый камень и выкинут за борт. А потом эти неблагодарные твари наверняка изберут нового вожака, который никому и ничего не будет должен.
«Ну почему жизнь так несправедлива? – стоя у борта корабля и разглядывая вытащенные на берег справные добротные боевые галеры других капитанов и стоящие на якоре каракки, сетовал Мишо, поглаживая свой верный топор, которым он убил нескольких человек. – У других вожаков, посмотришь, и корабли хорошие, и в экипаже вояки справные, и маги отличные, и галерные гребцы здоровые, и связи есть, и уважение, и золотишко водится. А у меня всё как-то не складывается. Почему? Да понятно всё. Вокруг одни мошенники и предатели, нечистоплотный народец, мелкий, тупой, агрессивный, хамоватый и жадный, и на фоне всего этого быдла я – честный и справедливый по жизни человек, которого постоянно обманывают. Вот и вчера. Что, неужели этот щенок Крэ выиграл честно? Конечно же нет. Наверняка он мухлевал, а я поддался азарту, и теперь, не далее как уже этой ночью, мне предстоит разбор с командой. Но до этого ещё целый день, в который мы будем охранять ведущую в глубь герцогства дорогу. Так что я ещё успею придумать, как мне из этой ситуации выкрутиться. Может, вызвать Крэ, который явно слабее меня, на дуэль и убить его? Нет. Нельзя. Капитан Мангуст, которого Одноглазый в лагере за старшего оставил, прирежет меня и по всем понятиям будет прав. Тогда, возможно, стоит напоить своих шакалов дармовой выпивкой и стравить в драке? Вот это да, идея, не раз опробованная и надёжная. В ночь – резня, после которой матросам будет не до меня, тем более что именно я выступлю в роли третейского судьи, который всех примирит. Да, подобный манёвр меня не раз выручал, глядишь, и сегодня всё выйдет как надо».
– Эй! – Приняв решение, капитан Цинк посмотрел на своих матросов, которые вповалку спали прямо на палубе. – Подъём! Через десять минут покидаем лагерь! Боцман! Старпом! Маг! Ко мне! Живо!
Матросы, вполголоса ругаясь и недобрым словом поминая своего капитана, вставали, скатывали брезент и парусину, на которых спали, разбирали оружие и готовились к выдвижению на дорогу. А старшие офицеры «Амалии», которая, кстати, была ровесницей своего нынешнего владельца, подошли к Гундосу. Капитан посмотрел на них, почуял исходящий от боцмана и старшего помощника густой перегар и заметил, что глаза мага, старого и давно опустившегося человека, блестят, как если бы он с утра пораньше принял внутрь креплёного пива с молотыми наркотическими орешками нинч. После чего вздохнул и подумал: «Отребье!» Однако вслух это слово Мишо Цинк своим помощникам, которые являлись его опорой в экипаже, естественно, не сказал. Впрочем, как обычно. Ограничился кратким инструктажем и, оставив на корабле два десятка матросов и боцмана, по хлипкой сходне спустился на берег.
Бойцы, старпом и маг последовали за вожаком. Оглядев своих похмельных «орлов», «волков» и «ястребов», которые изобразили некоторое подобие четырёхшеренгового строя, Гундос отдал экипажу «Амалии» команду начать движение. Отряд в семь десятков бойцов направился к выходу из лагеря, а Цинк взошёл на борт соседнего корабля, новенькой и крепкой галеры «Княжна Мэри», которой командовал Йозеф Тум по прозвищу Мангуст, правая рука и доверенное лицо Одноглазого и который уже ждал его.
– Долго спишь, Гундос, – сказал Цинку капитан Мангуст, одетый в дорогую шёлковую одежду чернобровый мужчина средних лет с волевым лицом, смелый, успешный, отчаянный, уверенный, самолюбивый и резкий во всех своих движениях и поступках.
– Всё нормально. – Гундос неосознанно угодливо улыбнулся, обнажил свои пожелтевшие, давно не чищенные зубы и развёл руки. – Караул на дороге сменим вовремя, Мангуст. Не переживай.
– А я и не переживаю. – Тум по давней привычке почесал правое ухо, в котором у него болталась большая золотая серьга с крупным изумрудом, а левая ладонь капитана «Княжны Мэри» легла на украшенную полудрагоценными камнями рукоять имперского ирута. – Это тебе беспокоиться надо.
– Да я чё? Я ничё.
– Ну, смотри сам. – Мангуст усмехнулся и добавил: – Гундос, вокруг всё спокойно, но сегодня ночью наша разведка обнаружила на дороге свежие следы. Кажется, за нами начинают присматривать, так что ты не зевай и своих алкашей не расслабляй. Понял?
– Конечно.
– И ещё: я слышал, что ты вчера капитану Крэ сильно проигрался. Это правда?
– Есть такое.
– Тогда вот что. Не вздумай в своём экипаже бузу учинить. Я этого не потерплю, и, если только замечу, что какой-то кипиш начинается, всех под нож пущу. Не знаю как, но, если со стороны матросов к тебе появятся претензии, реши всё тихо и мирно. Разбираться будете дома, а здесь и сейчас мы на территории противника. Уяснил?
– Да-да, – снова Гундос расплылся в улыбке и спросил: – Ну что, пойду я?
– Давай, топай.
Мишо Цинк сбежал по сходне, сделал несколько широких шагов и, оглянувшись на «Княжну Мэри», еле слышно со злобой прошипел:
– Ублюдок! Да пошёл ты! Думаешь, раз у тебя Одноглазый в друзьях, в Совете капитанов родственник сидит и в экипаже бойцов больше, так ты можешь других вольных капитанов унижать?! Нет уж! Только сунься в мои дела, и я тебя на куски распластаю! А если так случится, что в море встретимся и ты будешь один, то конец тебе.
Угрозы сыпались из уст Гундоса безудержным потоком. Однако в глубине души он знал, что слаб и трусоват, и его слова останутся всего лишь словами. У него нет за спиной силы, чтобы противостоять Мангусту, если он решит его сместить с должности капитана, а главное, в нём нет твёрдого внутреннего стержня, который бы позволил ему возразить более удачливому и сильному вожаку. Поэтому он всего лишь отводил душу.
Спустя несколько минут Мишо Цинк догнал поднимающийся из бухты на равнину экипаж своей галеры, кинул косой взгляд на крепость Иркат слева от себя и подогнал страдающих от похмелья матросов, как ему казалось, грозным окриком:
– Шире шаг, каракатицы беременные!
Люди ответили ему недовольным гулом, но ходу прибавили, и через полчаса экипаж «Амалии», пройдя три километра по дороге, остановился в небольшой придорожной рощице, где сменил экипаж «Данцмена». Пост был сдан и принят. Матросы с «Данцмена» и капитан Вальен Игрок отправились на отдых, а Гундос выставил на перегораживающие древний разбитый тракт рогатки, три десятка бойцов и приказал магу раскинуть перед рощей сигнальную цепь. После чего, расположившись под раскидистым молодым дубком в глубине рощи, завернулся в толстый плащ и завалился спать. Маг, которому было на всё плевать, достал полную литровую баклажку с пивом и молотыми орешками, выпил половину и тоже уснул. Старпом играл в карты с парой верных только ему людей, на которых он мог рассчитывать в случае бузы в экипаже галеры. Ну а что касается боевого дозора, то морских разбойников тоже ничего не волновало, и службу они несли спустя рукава.
Капитан всего этого не видел, да и не желал видеть. Он спал, и ему снился замечательный сон. В нём он был богат, силён и удачлив. Его многочисленные корабли бороздили просторы Ваирского моря и океанов. И, увидев непобедимую эскадру Мишо Цинка, которого уже звали не Гундосом, а Морским Ястребом, все встречные торгаши спешили поскорее спустить паруса и отдаться на милость великого пирата. Одна сонная грёза сменяла другую, и каждая следующая была прекрасней и заманчивей предыдущей. Вот Мишо избирают главой Совета капитанов острова Данце, и все пиратские вожаки, особенно Мангуст и Кэр без прозвища, склоняют перед ним голову и как милости ждут его похвалы. Вот он принимает послов из далёкой страны манкари, за которыми, ожидая приёма, в очереди стоят гордые дари. Они просят его не трогать их торговые корабли. Мишо соглашается и получает мешки золота от краснокожих людей, а также остроухую красавицу (принцессу?) народа дари. А вот ещё одна мечта. Капитан Цинк и его непобедимая армия высаживаются на имперский берег. Ваирцы стремительно наступают на столицу прогнившей империи блистательный Грасс-Анхо, натиск моряков неудержим, и сам коленопреклонённый повелитель остверов униженно молит его о пощаде. Ах, мечты, мечты! Как же они заманчивы и пленительны!
