Сила Чести (Третья жизнь Архимага) - Иван Николаевич Щукин
Точнее, найти-то можно. Если кинуть клич, то бояре и даже князья локтями будут пихаться, лишь бы занять такую хлебную должность. Но решать будут исключительно проблемы свои собственные и своих родов. Да ещё и влияние получат огромное.
А вот род бояр Елецких был предан лично правящему роду. Да и Силы у Горислава Михайловича было достаточно, чтобы слать лесом любого князя.
Богатырь в двадцать семь! Уникум! А самое главное, что он своей Силой умел пользоваться так, как не умел никто. Стихийников не просто так называют именно так. Цель любого из них — обрести родство со своей стихией. Управлять ею так, словно она является продолжением твоего тела.
Но мало у кого это получается. Даже достигая ранга Богатырь, Стихийник становится сильнее, может выдавать мощные, по-настоящему убийственные техники, способные сравнять с землёй целый квартал, но при этом не способен собственную стихию понять. А вот Горислав Елецкий смог. Причём намного раньше, чем достиг максимального ранга.
Поэтому он не боялся никого и ничего. И на работу в академии согласился с удовольствием.
Обычно именно после начала занятий директор полностью погружался в работу. Но в этом году всё началось немного ранее. А именно — после вступительного экзамена на ранг.
То, что произошло на полосе препятствий, до сих пор не укладывалось в голове Горислава Михайловича. Выходило так, что некая сила вмешалась в экзамен и всячески мешала ученикам. И слава богам, что никто не погиб. Иначе Елецкого совсем бы заклевали родители детишек. Они и так устроили истерику, обвиняя директора в предвзятости, бесчеловечности и во многом другом. Словно не бояре и князья, а купчишки какие-то. Впрочем, купчишки там тоже были.
Елецкий, пообщавшись с некоторыми из них, разозлился и всех остальных слал в лес. В итоге жалобы посыпались на Великого князя. А Олег человеколюбием и терпением никогда не отличался. И уже на третий день вызвал Горислава к себе и выплеснул на него своё недовольство. А так же приказал во всём разобраться и доложить.
Лишь спустя ещё несколько дней кто-то из преподавателей предположил вмешательство богов. И так как других версий не было, то директор пошёл на поклон к храмовым жрецам Перуна.
Последние, надувшись от гордости, прибыли в академию и провели какой-то ритуал. И оказалось, что вмешательство какого-то бога всё же было. Правда жрецы отчего-то расстроились и даже сначала не хотели ничего объяснять Елецкому. И лишь как следует на них надавив, директор выяснил, что они надеялись на вмешательство Живы, чтобы можно было прижать одного дерзкого мальчишку — боярина Северского. Но тут действовал явно другой бог. Правда, какой именно, жрицы так и не выяснили.
Но и этого Гориславу Михайловичу было достаточно для доклада Государю. А так же для того, чтобы ещё более активно посылать всех недовольных родителей.
Он поблагодарил жрецов Перуна и, на всякий случай, предупредил их, чтобы про боярина Северского на ближайшие несколько лет забыли. Своих учеников он в обиду не даст.
Так что сегодня, в первый учебный день, директор зарылся в ворох бумаг и получал от этого удовольствие. Привычная работа впервые не казалась муторной, после всех злоключений последних дней.
— Горислав Михайлович, — вдруг заговорил на его столе артефакт связи голосом секретарши. — К вам боярин Нерождённый. Пускать?
— Да чтоб вас всех! — в сердцах ругнулся Елецкий. И, приложив палец к артефакту, недовольно пробурчал: — Пускай.
Попробуй тут не пусти главу Великокняжеских дознавателей. Уж кто-кто, а Данила Фёдорович в любом случае войдёт. И жутковатой славы директора академии не испугается.
Дверь открылась и, жизнерадостно улыбаясь, в кабинет вошёл подтянутый мужчина среднего возраста, глядя на которого Горислав Михайлович завистливо поморщился. Ведь были они ровесниками. Но директор выглядел лет на пятнадцать старше.
— Здрав будь, Горислав! — поприветствовал его гость, протягивая ладонь.
— И тебе здравствовать, Данила! — ответил на рукопожатие директор. — Садись. Чай? Кофе? Или чего покрепче желаешь?
— Ничего не надо, — отмахнулся Нерождённый. — Чай не хочу. Кофе уже обпился за сутки. А если чего покрепче употреблю, то точно засну прямо у тебя в кабинете. А оно тебе надо?
— Да спи на здоровье! — улыбнулся Елецкий. — Всё лучше, чем снова о каких-то проблемах выслушивать.
— О, так ты уже знаешь?
— Не знаю, но догадываюсь, — поморщился директор. — Должно быть, обиженные родители и до тебя добрались?
— Родители? — задумчиво нахмурился глава дознавателей. — А, тот случай с полосой препятствий! Нет, я здесь не из-за этого.
— А из-за чего же? — поморщился Елецкий. Похоже на его голову свалились новые неприятности.
— Слышал, что сегодня ночью в городе творилось?
— Ты про разрушенное здание городской стражи? — удивился Горислав Михайлович. — Только не говори, что это мои ученики постарались…
— Тут пока не всё понятно, — покачал головой Данила Фёдорович. — Но в одном ты прав, твои ученики отличились. Точнее — ученик. Некий боярин Северский.
— Северский⁈ — удивился Елецкий.
— Уже знаешь его⁈ — в свою очередь удивился дознаватель.
— Лично не знаю. Но на него храмовые жрецы Перуна жаловались, — пояснил свою реакцию Горислав Михайлович.
— А, вот оно что, — вдруг рассмеялся Данила Фёдорович. — Ну, их понять можно! Хотели парня пугнуть маленько, а в итоге сами перепугались.
— В смысле? — ничего не понял директор.
— Да не суть, — отмахнулся его собеседник. Но заметив недовольство на лице Елецкого, всё же пояснил: — У Северского в усадьбе жрица Живы живёт. Благословлённая. Вот она Перуновых жрецов и пугнула. А они обиделись. Но сейчас речь не об этом. Ночью, помимо здания городской стражи, сгорел ещё и дом князя Стародубского. Вместе с ним самим. И родня князя обвиняет во всём боярина Северского. И даже ходили к Государю, требуя княжеского суда.
— Стародубский?
— Артём Фёдорович.
— Артём… — задумчиво протянул директор. — Так он же тысячник городской стражи. И то здание…
— Да, он курировал, — кивнул Нерождённый, правильно поняв недосказанный вопрос.
— А при чём тут Северский?
— Да были у него проблемы с князем. Артём ему даже виру выплачивал. Вот родня на него и подумала.
— Кто именно из родни? — строго
