Было записано - Greko
Потом быстренько все разрулил. Но при этом каждый свой шаг предварительно оговаривал с Дороховым, понимая, что не стоит уж так наглеть. Или того хуже — подставиться ненароком. Руфин — затейник известный.
«Ишь, ты, командуй! Знаем, знаем! Плавали! Я сейчас развернусь тут, а он меня мордой об стол при всех. Мол, не так сидишь, не так свистишь и рано тебе еще командовать!»
Может, и не было у Дорохова таких намерений, а только — береженого Бог бережет!
Вася поступил мудро. Руфину понравилось, что Девяткин место свое знал и его предложением воспользовался грамотно и с должным тактом. Дорохов даже повеселел. Перестал на время думать об офицерских погонах. По итогу через пять минут отряд был готов к выезду. Не весь. Вася настоятельно предложил оставить в лагере тех, кого хоть в десять черкесок наряди и десять папах напяль, а все равно рязанская или какая другая расейская морда будет поперед всего торчать! Так же отсеял тех, кто ни бельмеса в местных языках. Оставшимся велел намотать на папахи белые ленты, чтобы сойти за мюридов. Далее занялся содержимым мешков. Все лишнее с благосклонного кивка Руфина приказал оставить. С собой только провизии на сутки и патронов, как можно больше. Когда и это было исполнено, Вася неожиданно заставил всех попрыгать на месте. Уж очень его подмывало исполнить этот обычный и обязательный прием диверсантов из своего времени. Отряд так удивился, что безропотно, под смех Дорохова и Лермонтова, выполнил причуду Девяткина.
— А для чего прыгать? — Лермонтов не удержался.
Вася и тут поступил, как выдающийся дипломат. Сначала посмотрел на Дорохова с немым вопросом: мне отвечать, или сами изволите? Руфин милостиво махнул рукой.
— Чтобы ничего не гремело, коль с лошадей спрыгнем! — бодро доложил Вася. — Тишина — наш лучший друг в таких вылазках!
— Умно! — восхитился поэт.
— Готовы, Руфин Иванович! — отрапортовал Вася.
Руфин не отказал себе в удовольствии медленно проехать вдоль выстроившихся бойцов. Вася, воспользовавшись этим, ехал рядом, шептал на ухо.
— А с Михаилом Юрьевичем чего будем делать?
— С нами пойдет. А что не так?
— Так, ведь, видно сразу, что нашенский, да еще и офицер.
— Да уж. Не поспоришь. Безбородый, лицо бледное, щегольские усы.
— А я о чем?
— Зато языки знает! Миша!
— Да!
— Ты же языки местные, вроде, знаешь.
— Да! Учился с детьми шамхала Тарковского! — Лермонтов был рад, что соответствует условиям.
— Это хорошо! Видишь! — обратился уже к Девяткину.
— Тоже не спорю. И все равно — нельзя ему с нами в таком виде.
— Ладно, не томи! Вижу же, что придумал что-то. Говори!
— Только ему это вы предложите. Я — никак!
— Ну-кась, ну-кась! — Дорохов сразу оживился, предчувствуя некий фортель, к которым имел особое расположение и из-за которых часто сам горел синим пламенем, что, в общем-то, и привело к его нынешнему незавидному и мучающему положению.
— Свяжем его понарошку и будем выдавать за пленного офицера!
Руфину очень понравилась эта идея. Рассмеялся.
— Молодец, Вася! Пленный офицер — отличное прикрытие для отряда!
Дорохов подъехал к Лермонтову. Все изложил. Когда закончил, оба рассмеялись. Вася покачал головой.
«Все им — игрушки!»
— Вася! — позвал Дорохов.
Вася подошел к офицерам.
— Ну, связывай! — предложил.
— Так, пока не нужно. В лес как въедем, вот тогда и свяжу!
— Пользуйся, Миша, последними минутами свободы! — опять рассмеялся Дорохов.
…Выдвинулись в сторону Злобного Окопа. Двигались мимо заброшенных укреплений. Вася ехал чуть позади и сбоку от Лермонтова. С той стороны откуда, по его мнению, могла быть нежданная угроза для жизни поэта. Все время оглядывался. Понимал, что рано еще напрягаться, но ничего с собой поделать не мог. Васина жизнь приобрела новый, доселе неизведанный смысл: он защищал одного из самых великих русских поэтов, славу нации! И от этой мысли Васю переполняла и гордость, и удовольствие от понимания теперешней собственной значимости для истории страны, и, конечно, страх. Страх, что не справится, не убережет Лермонтова. Поэтому и не расслаблялся ни на минуту. Ушки держал на макушке и головой чуть ли не как сова вертел почти в полный оборот на 360 градусов. И все равно, несмотря на такое напряжение, прислушивался к разговору поэта с Дороховым.
Обычная людская слабость, когда стоишь рядом с мировой знаменитостью и поневоле, что называется, жадно ловишь каждое его слово с тем, чтобы потом до скончания века всем рассказывать об этой встрече, тысячи раз повторяя все, что было сказано известной личностью! Вася, к слову, был не из тех, кто гоняется за такими встречами. В общем, даже — равнодушен. За всю жизнь всего один раз в детстве довелось увидеть ему «телевизионные» лица, когда был с семьей в Волгограде и отец достал билеты на спектакль гастролирующего в этот момент в городе театра Сатиры. Так как был еще мальцом, мало что понял. Но благодаря постоянным тычкам матери при появлении известных актеров на сцене — смотри, Ширвиндт! — момент запомнил.
Еще понимал, что даже если отложит в памяти каждое слово, сказанное поэтом, все равно не получится этим воспользоваться. Во-первых, еще не факт, что вернется обратно в свое время. А, во-вторых, даже если вернется… Тут Вася хмыкнул.
«Даааа! Попробуй я только рот открыть и рассказать. Сразу в дурку упекут!»
И все равно, слушал, ловил каждое слово. И удивлялся. Ему-то казалось, что раз великий поэт, гений, то и должен вести себя подобающим образом. Ну, типа, все время печать вселенских размышлений на лице, непрерывно шевелящиеся губы, проговаривающие только что родившиеся поэтические строки, которые тут же записываются дрожащей рукой на клочке бумаги… Так нет же. Ехал обычный кавалерийский офицер — ноги колесом и ростом невелик. Не знай Вася, что это Лермонтов, так, может, в душе и посмеялся бы над его неопытностью, обыденными или чуть напыщенными речами, как он неоднократно делал по отношению к другим.
«Вот я тоже идиот! — чертыхнулся Вася про себя, ругаясь за то, что ожидал увидеть нечто наподобие бородатой женщины в цирке. — Прям ради тебя, Васек, он должен сейчас на ходу сочинять стихи и говорить книжными фразами! Чтобы ты успокоился! И, видишь ли, тебе не очень уютно от того, что он ведет себя не как гений, а как обычный человек! Я стал похож на ребенка, который считает, что принцессы не какают.
