Из Тьмы (Арка 5) - Добродел
Первая не сможет перенести ударившую в нос крепкую вонь переполненной камеры и будет шугаться охраны и зеков. Вторая же, если и попытается косить под «чистую публику», будет говорить, смотреть и двигаться совершенно по-иному, чем сразу себя выдаст. По крайней мере, обычная ряженая девка. Те, что работают на более высоком уровне, вроде клановых убийц и шпионов или агентов разведок различных организаций, с такими, как Сир, практически не пересекаются.
Непонятно, а всё непонятное сулит неприятности.
— Заходи не бойся, выходи не плачь, господиночка! — с легко читаемым злорадством вякнула какая-то шалава из бабского угла.
— Начальник, что за дела?! — вторил ей сиплый мужской голос. — Мы и так тут как рыба в бочке, сук!
— А бабы, как селёдки, гы-гы, — сам пошутил и сам посмеялся ещё один.
— Не ной, Сиплый, вишь, фифочка маленькая и славная, — вылез третий. — Если тебе не надо, я её на своей шконке поселю!
Сам Сир, блюдя положение, молчал. А вот командиру тюремщиков поведение сидельцев не понравилось, что он не замедлил высказать. Человеком он являлся не самым хорошим даже на взгляд Сирнана — и уж точно не самым профессиональным, умным или тем более вежливым; зато имел достаточно высокопоставленных родственников, отчего мог не опасаться, что за слова и дела придётся ответить.
То есть посадить на нож его, конечно, могли, но после этакого фортеля всех прямо или косвенно причастных ждали такие проблемы, что знающие о них главари справедливо предпочитали не трогать это говно в сапогах, а также придерживали своих не таких умных, но не по чину резких «быков». Поэтому исторгнутому изо рта дворянского высера потоку доселе сдерживаемых ругательств и оскорблений никто не удивился.
— Пасти захлопнули, суки! Вы что, охуели здесь все?! Забыли, блядь, чем хуй хозяина пахнет?! Хотите, чтоб вам, пидорасам, нахуй, как в соседнюю камеру дымовуху забросили?!
— Я бы не советовала бросать дымовую шашку в мою камеру, — оборвал его словоизвержение уверенный в себе и чуточку насмешливый голосок. — Или вы передумали и найдёте мне место получше?
Старший десятка перевёл бешеный взгляд своих маленьких глазок на посмевшую его перебивать девицу, но как-то сразу сдулся.
Кого же к ним запихали, раз даже этот садист и пидорас — во всех смыслах данного слова — язык в жопу заткнул? Уровень предполагаемых Сирнаном проблем резко скакнул на новую планку.
— Карцер — твоё место, — буркнул тюремщик. — Но мне приказали вести сюда. И, значит, прекращай выёживаться и шуруй к своим новым дружкам!
Негромко вздохнув и пробормотав под нос что-то нелицеприятное в адрес чьего-то командования, невысокая брюнетка всё же направилась вглубь камеры. Дверь за её спиной тут же закрылась с оглушительным ударом. Видимо у десятника не выдержали нервы, и он решил сорвать злость хотя бы на безответной конструкции.
Сирнан подал знак одному из своих подчинённых и тот стал проталкиваться через толпу, навстречу к девчонке.
Он познакомился с этими людьми только после попадания в камеру, но подобный типаж громил нижнего звена и сам всегда тянется к лидеру, словно малое дитя к матери. Достаточно продемонстрировать силу, жестокость и уверенность в своём праве командовать, и они станут подчиняться.
Пока не дашь слабину.
Вот и сейчас звероватый громила, обросший густыми волосами по всему телу, молча устремился вперёд, дабы перехватить и оградить новую сиделицу от дебилов, вечно создающих неприятности себе и другим. Ведь если проблему нельзя устранить, её можно уменьшить, заранее оградив от источников потенциальных казусов.
К сожалению, он опоздал. В тюрьме немного развлечений, и всяческие проверки новичков — одно из немногих исключений, которое оставалось популярным и в нормальные времена, а уж когда в камеру начали пихать женщин, то шуточки и поддёвки обрели новое дыхание. Совсем не удивительно, что нашёлся кретин с гнилыми мозгами, который решил, что хлопнуть по заднице мутную девчонку, которую опасается тюремная охрана и лично Пидор — отличная идея. Может, он даже полагал, что цель его «искромётной шутки», подобно очередной проститутке, начнёт хихикать или, в крайнем случае, обложит любителя распускать руки по матери. Перебранка с новым человеком тоже ведь развлечение.
Но тупица, в отличие от почуявшего неприятности Сирнана, оказался неправ.
Шаг в сторону и растопыренная грязная пятерня пролетает мимо прикрытых тёмными брюками нижних округлостей. Ленивое движение руки, будто отмахивающейся от надоедливой мухи, и горе-озорник — не самый крупный, но всё же заметно превосходящий девчонку своими габаритами — с треском, грохотом и возмущённым воплем хозяина койки влетает в стену между ярусами, будто его приложило не тонкой ладошкой, а бревном.
— Следующему идиоту я сломаю руки, — не повышая тона, без какого-либо надрыва или угрозы, словно констатируя факт, проговорила несостоявшаяся жертва грубоватых домогательств. — А того, что будет за ним — убью, — ощущение странного пронизанного холодом давления, опустившегося на плечи всем присутствующим, добавляло словам веса.
— Ты чё, сука, попутала?! Ты кем себя возомнила?! — зыркнул со второго яруса дружок похабника, выплёскивая свой страх в агрессию, в руке его блеснуло лезвие. — Да мы…
— Завали хлебальник, Щера, — веско припечатал протолкавшийся к месту событий подручный Сира. И уже к девушке, оказавшейся даже более жёсткой, чем ожидал смотрящий:
— Ты. Топай за мной. Сир зовёт.
— Раз приглашают, почему бы и не прийти? — хмыкнула та. — Всё равно хотела устроиться ближе к свежему воздуху. Душно здесь. И да, — она повернулась к вору, который, оправдывая своё прозвище, зло щерился на неприятную ему особу. — Я не люблю, когда меня оскорбляют, поэтому следующему говоруну сломаю челюсть, а тому, что за ним — её вырву, — с всё той же небрежной уверенностью закончила наглухо отмороженная брюнетка.
Развернулась и двинулась, куда пригласили, провожаемая плотным, злым, боязливым молчанием.
— Я Сир, — приветственно кивнул спустившийся на первый ярус мужчина, — старший здесь, — он повёл рукой, обозначая камеру.
— Куроме.
— Чьих будешь, Куроме? — спросил смотрящий, окидывая приблизившуюся девушку внимательным взглядом.
Если судить лишь по одежде, чистой коже лица и рук, то перед ним находилась изнеженная дочка богачей, что в своей
