Милалика - Владарг Дельсат
Серёже я зачем-то понадобилась. Не от чистого сердца же он меня у командира «отжал», логично? Хотя сердцу хочется надеяться на то, что он «отжал» именно за красивые глазки, ну, потому что я — это я, старший лейтенант Ершова. Я понимаю, что мои надежды тщетны, но я же девочка, могу я хотя бы про себя помечтать?
* * *
Интересно, в самом деле, девки пляшут… Нет, ребятам спасибо, конечно, но с чего вдруг меня-то? Судя по тому, что я видела у склада, собираются они куда-то, где тепло, а тепло в это время года у нас только на другом конце нашего шарика. Зачем им там особист? Любопытненько…
Но спорить я не собираюсь — во-первых, приказы не обсуждают, во-вторых, мне только в радость, потому что Серёжа же. Бежать я, правда, не буду, потому что ещё только не хватало в боулинг на обледеневшем плацу комендатуры собой сыграть. Солдатики комендантского взвода точно не оценят, ну а Гром никуда не денется, он интенданта трясёт, а это процесс долгий и очень интересный.
— Товарищ майор, — рука к шапке, тут не до игр, работа — не игрушки, — старший лейтенант Ершова…
— Отставить, — реагирует он. — Мила, мы летим в далёкую жаркую страну, потому твоя задача — получить всё, что нужно, у этого доброго дядечки, который тебя не обидит.
Интендант аж вздрагивает. Ну да, Гром — это Гром, тут без вариантов. Да и угроза в Серёжином голосе нешуточная, даже мне страшно становится, что уж о других говорить. Я медленно разворачиваюсь к духу склада, который принимает жалкий вид, того и гляди закричит «Насилуют!». Ну, не так уж он и неправ, честно говоря, ибо где я работаю, он в курсе.
Видимо, не желая дёргать контрразведку за хвост, мне сразу же выдают «всё, что нужно» в двух баулах, а я грустно думаю о том, как я их поволоку. Но вот в процессе этих размышлений в голову приходит мысль, заставляющая вспомнить, как меня назвал Гром. Немного не по уставу, но ласково, и от осознания этого факта сердце трепещет где-то в горле. Хочется дать себе по морде, чтобы привести в чувство, но пока нельзя — «дикари-с, не поймут-с». Сейчас надо попытаться выяснить, что мы забыли в «далёкой жаркой стране» и чего нам на летучемышиной базе не сидится.
Впрочем, это может подождать. А вот что не может подождать — так это трусы, носки и прочие радости современной женщины. Значит, нужен чемоданчик из моего кабинета, а то буду горько плакать в армейском белье и… м-да…
— Гром, мне бы до кабинета сгонять, — отпрашиваюсь я.
— Твой чемодан нам отдали, — информирует меня командир. — В шишиге стоит, так что не дёргайся. Сейчас упакуемся и поскачем на борт. Там и переоденешься, и поспишь.
Заботливый какой… Я как-то раньше не замечала, чтобы Гром был таким заботливым. Неужели он что-то чувствует ко мне? Да нет, не может быть, с чего бы вдруг? Просто я реагирую, как влюблённая дурочка, вот и интерпретирую в желаемую сторону нормальные человеческие отношения. Психология влюблённых, то, сё…
Задавив таким образом свои мысли, лезу в видавший виды кунг. Ну, думаю, пока ребята снаружи собираются, надо мне быстро перепаковаться, сложить всё, что нужно, в рюкзак, что не нужно — оставить. Я присаживаюсь на лавочку и, скинув бушлат, начинаю разбираться в выданном, что раздумывать мне не мешает. Странное у меня какое-то ощущение. Как перед переводом куда-то. Но я не хочу! Хотя кто меня-то спросит…
Достаю фотокарточку, на которой вроде бы мои родители. Тут вообще есть сомнения, я их не помню и не видела никогда, но вот в голове шевелится мысль, что это не они, иначе должна мама выглядеть, да и папа тоже, по-моему. Года идут, а это ощущение всё не проходит, и непонятно, с чего я вдруг так думаю. Но тем не менее остаётся у меня такая мысль… Фотографии в сторону, трусы, носки… летнее всё, в ближайшее время я буду в летней жаркой стране, полной насекомых и аборигенов, и неизвестно, что хуже. В какой конкретно стране, мне не сообщают, что и правильно, это ничего не изменит. Но вот антидотов в аптечку напихать надо.
— Ну как, готова? — слышу я Серёжин голос.
— Так точно, — киваю в ответ, и в ту же минуту вокруг становится шумно.
Ребята набиваются внутрь, как сельди в бочку, но мне от этого становится только теплее — я не одна. Если помереть соберусь когда, то пусть это будет в бою — так, чтобы сообразить ничего не успела… Какое-то у меня сегодня настроение минорное, необычно это совершенно. По крайней мере, для меня перед командировкой, ведь я же с Серёжей лечу! С Серёжей! Ну и что, что убить в любой момент могут, все мы смертны, зато с ним…
Борт нас уже, видимо, заждался, что ещё интереснее. Пилот не пляшет вокруг, а как приличный человек внутри сидит, только аппарель открыл. Я вываливаюсь из машины, чтобы потопать, куда сказали. Всё, как всегда, разницы никакой. С неба солнышко светит, снег под ногами… не лежит, потому что полосу расчистили, аппарель не скользкая, и вообще скоро загорать будем в тёплых краях…
— В общем, дело такое, — объясняет Гром, как только самолёт взлетает. — Машка заболела, а у тебя же с медициной всё в порядке?
— Смотря что порядком считать, — замечаю я, потому что квалификация у меня фельдшерская.
— Ну там забинтовать или пристрелить, — шутит командир группы армейской разведки. — Мы и решили взять тебя, всё равно ты над бумагами пылишься.
— Впервые особист в качестве медсестры выступать будет, — вздыхаю я, а потом поднимаю голову. — Спасибо, Серёжа.
— Только осторожненько, Милена, хорошо? — неожиданно мягко произносит он, а у меня от скрытой, почти незаметной ласки в его голосе встаёт ком в горле, потому я просто киваю.
Ребята организовывают мне уголок, чтобы переодеться, чем я и занимаюсь, потому что термобельё и всё то, что на мне надето, при плюс тридцати — это перебор. А там, куда мы летим, время летнее, жаркое, и дикие аборигены с автоматами. Видать, случилось что-то интересное за это время, раз дёрнули наших. То есть вероятно, что и для меня работа по специальности найдётся.
Лететь нам долго, вполне можно и поспать, но
