Вперед в прошлое 4 - Денис Ратманов
— Валентина!
Невысокая круглая женщина подняла голову, улыбнулась.
— И ты вставай, герой! Почти приехали.
Значит, все-таки Валентина. И все прошедшее — правда. А память о будущем? Ядерная война в январе двадцать шестого года… Это — правда? Он знал, что у бабы Вали рак, а у мамы его нет.
«Узлы щитовидной железы, доброкачественная опухоль».
Скоро денежная реформа. Советские рубли будут менять на новые деньги, а потом начнут бешено расти цены… Инфляция.
— Пашка, ты там живой? — позвала Наташка.
Покидать убежище было страшно, это означало принять вызов, а мне казалось, что я не готов. Тут безопасно, хоть и неудобно. Но вечно прятаться я не смогу. Как ей ответить? Что бы сказал я-взрослый?
«Козлик здоров, но слегка того-сь. Заезжен».
— Эй? — В голосе сестры проскользнуло беспокойство.
— Принимай тушенку! — брякнул я и спустился, отметив, что сделал это легко, тело стало более послушным. Правда, сердце тарабанило в горле, и я весь взмок.
— Ха, я тоже тушенка.
— Натушенька, — пошутил я, не понимая, эту шутку придумал я-настоящий или подсказал я-взрослый, точнее, эхо его памяти.
А вдруг память тоже растворится, как растворился он сам? Что значит — изъятие? Его стерли из реальности? Хотелось верить, что нет, он живет где-то в другом месте.
— Паштушенька… Не звучит. А вот Паштет…
С языка чуть не сорвалось: «За Паштет получишь» — но я вовремя себя осадил и ответил, уже опираясь на свой-чужой опыт:
— Меня ж не в турбину самолета затянуло, вот тогда был бы паштетом.
До нее дошло не сразу, а когда поняла, сестра расхохоталась, аж пополам сложилась. Мне хотелось привалиться к чему-нибудь и закрыть глаза, но нужно было свыкаться с новой ролью. И новым статусом. Разве не об этом я мечтал совсем недавно? Как сделать, чтобы уважали одноклассники и гопота не лезла?
Из купе проводников высунулся Борис, глянул в конец вагона, где выстроилась очередь в туалет и с тоской вздохнул:
— Не дождемся!
— В вагоне мало людей, все вышли. Дождемся! — ответил я. — Пойдем очередь занимать.
От напряжения до боли свело спину. Все, что я говорил, казалось фальшивым, слова — неправильными. Я глянул наверх, на свое убежище. Эх, туда бы! Переварить бы все, что случилось, обдумать! А так происходящее вгоняло в ступор.
«Есть три типа реакции на опасность: бить, бежать, притвориться мертвым. Хватит притворяться мертвым и совать голову в песок! Пашка, смотри, какими цветами заиграла жизнь!»
Борис встал передо мной. Я пытался смотреть на него глазами взрослого. Не нытик, который от каждой подколки нюни распускает, а добрый и очень талантливый мальчик. Как заставить себя в это поверить? И что Наташка — не язва и оторва со шлюхотными наклонностями, а как там… Бунтующий подросток.
Гайка мне так вообще нравилась! Я-взрслый считал ее своим парнем, честным и надежным, а занудных Димонов — правильными пацанами, которым можно доверять. Вот как перестать их презирать? Ведь Димоны как-то мне в портфель засунули жабу, а когда она выскочила и запрыгала по классу, все ржали. Гайка так вообще всегда смотрела на меня, как на кусок дерьма.
«А может, так было потому, что я сам их грязью под ногтями считал?» И Наташку, и Борю. Только Илья был нормальным. Стоило изменить отношение к людям, и они повернулись лицом, а не задницей. Даже малолетние шлюхи. Даже бродяжки.
Потому что в мире происходит взаимообмен. Что отдаешь ты, то к тебе возвращается — проверено Павлом Мартыновым Старшим. Никто не обязан любить и уважать меня просто так, если я буду воротить морду и строить презрительные рожи. Избранными не рождаются, ими становятся. Лепят себя собственными руками. Если надо, ломают свои кости и сращивают правильно. Через боль и слезы.
Родители не могли мне этого рассказать, потому что сами не знали.
— Там, в туалете, что, умер кто-то, — пробормотал Борис, перетаптываясь с ноги на ногу. — Может, повесился?
Перед нами как было пять человек, так за несколько минут никто из туалета не вышел.
— Наверное, там девушка, — предположил я, опираясь на знания себя-взрослого. — Парни быстро выходят, а женщины как будто начинают там рожать.
Стоящий впереди толстый мужик, тот самый, с зобом пеликана, что храпел на нижней полке, обернулся и посмотрел на меня.
Наконец дверь туалета открылась, и оттуда вышла тощая брюнетка со свертком.
— Гля — родила! — улыбнулся Борька, и очередь засмеялась.
Зато моя реплика подействовала на другую женщину, и она заседала в туалете не дольше минуты.
За мной встала Наташка, обхватившая себя руками.
— Господи, как же мы воняем! И дышать тут нечем.
— Ну а что ты хотела, — сказал я. — Сколько там на улице? Сорок?
Воображение нарисовало поезд-болид, нагретый солнцем и объятый огнем, и я улыбнулся собственным мыслям. Вот это у меня теперь фантазия! Обалдеть! Но больше всего радовало, что это не знания и навыки какого-то левого чувака, а мои!
Вода в умывальнике была теплой и нифига не охлаждала. Скорее бы домой! Надеюсь, мама запасла нам воды.
Вспомнился дом бабушки Эльзы. В конце огорода был колодец, куда Андрей, которого я поборол, пустил карасей, и они прижились. Вот там вода точно ледяная!
Интересно, будет ли кто-то встречать нас на вокзале? Хотелось посмотреть на бабушку собственными глазами, маму я и так скоро дома увижу.
За окном поплыли знакомые горы и долины, замелькали дома, столбы, деревья. Взгляд выхватил старый абрикос с натруженными ветвями, расквашенные никому не нужные плоды…
Деньги на земле валяются, гниют.
Ни за что бы не догадался возить абрикосы в Москву. Да и в Москве потерялся бы. Интересно, а если сейчас поеду, заблужусь там или нет?
Я представил себя посреди станции метро, набитой людьми. Поток в одну сторону, поток в другую, мигающие зеленым эскалаторы…
И указатели над головой. Если следовать по указателям, выйдешь куда нужно. А чтобы понять, где на какую ветку пересаживаться, достаточно посмотреть схему метро, она есть повсюду. Ну, или карту купить в газетном киоске.
Поезд начал замедляться. Наташка отдала мне два пакета с обновками, потому что сама была навьючена под завязку. Помимо моих вещей, в этом оранжевом пакете была одежда для Каюка, летний халат для бабушки и мамин сарафан, футболка и шорты Яна.
Я представил, что нужно к нему идти, и челюсти сами сжались. Как же
