Партизан (СИ) - Седой Василий

Закончив с этим делом, сразу занялся другим. Ведь с тел уничтоженных, как выяснилось, польских гусар, тоже было, что взять. Тщательно мародеря трупы (а я не брезговал даже некоторую одежду и обувь с них снимать), поймал на себе презрительный взгляд спасенной девчонки. Понятно, что в её глазах я сейчас занимался недостойными вещами, но и отказываться от добычи из-за аристократических заморочек не собираюсь. Перетерпит, а если нет, то дорог и направлений много, разбежимся без проблем. Когда я все тщательно упаковал, крепко увязал добычу на спины лошадей, не забыв забрать свои вещи, только тогда задал аристократке вопрос, который давно уже надо было прояснить:

— Не подскажите, сударыня, куда вы направлялись?

Спросил и тут же нарвался на отповедь:

— К равным мне по положению лицам следует обращаться «Ваша светлость».

Выпалив это на одном дыхании, пигалица гордо задрала нос и даже отвернулась.

Прикольно, меня её поведение больше рассмешило, чем обидело. Но и спускать подобное высокомерие по отношению ко мне я не собирался. Поэтому, слегка поклонившись, произнес:

— Как скажете, Ваша светлость. Не смею Вас больше задерживать, счастливого пути. Надеюсь, Вы позволите мне забрать честно добытые трофеи?

Не дожидаясь ответа, направился отвязывать лошадей. Конечно, увести их без карты будет посложнее, но я справлюсь. Благо, обращаться с ними умею.

Как только я начал распутывать узел первого повода, эта, теперь уже можно сказать разъяренная фурия, подскочила и непререкаемым тоном произнесла:

— Как Вы смеете так себя вести? И куда это Вы собрались? Я вас не отпускала.

— Ух ты, это когда я успел попасть в число Ваших слуг? Вы ничего не перепутали, ваша светлость? — Мгновенно ощетинился я.

Ничего себе заявочки! Похоже, меня пытаются опустить ниже плинтуса. От этой мысли я чуть не заржал. Быстро же я нахватался в прошлом теле дворянских заморочек. Тем не менее, смог сдержаться, и сделав морду кирпичом, продолжил заниматься своим делом.

До этой дурочки, похоже, стало что-то доходить, потому что она даже каким-то растерянным голосом сказала:

— Но Вы не можете оставить нас здесь! Вы должны доставить нас в безопасное место!

Я внимательно посмотрел ей в глаза и уже жестко произнес:

— Я никому в этом мире ничего не должен, милочка. Если у кого-то не хватает ума осознать происходящее, и быть, как минимум, благодарным за спасение, то это только его проблемы. Мне до них дела нет. Думаю, что дальше нам не по пути. Вам нужен более покладистый спутник, способный радоваться спеси, продемонстрированной Вами. Поэтому, счастливо оставаться.

С этими словами я начал разворачивать отвязанных лошадей, собираясь уйти в противоположную сторону относительно направления движения кареты.

— Я Вам не милочка, — запальчиво выкрикнула аристократка и разрыдалась.

Блин, вот за что мне все это? Я посмотрел сначала на неё, потом на лошадей, вздохнул и принялся привязывать их обратно.

Закончив, на секунду застыл, как изваяние, плюнул на гордость и подошёл к этому чуду, размазывающему слезы. Взял за плечи, посмотрел в заплаканные глаза, и рывком притянув к себе, просто крепко поцеловал со всей страстью, на которую был способен. Таким образом легко выводится из истерики девушка, которая тебе нравится. Она на секунду, как будто одеревенела. Потом попыталась вырваться, а через несколько мгновений обмякла, как будто из неё стержень вынули. Снова напряглась, когда одна из моих рук, живя своей жизнью, пробежалась по приятным изгибам тела, задержавшись на одном из них чуть дольше. Тут уже на полном серьёзе уперлась кулаками в грудь и попыталась вырваться. Отпустил я её с неохотой, сделал шаг назад и даже залюбовался глазами, пылающими праведным гневом Породистая все-таки девчонка, ничего не скажешь. Она набрала в грудь воздуха, собираясь что-то сказать, но я опередил:

— Будешь ругаться, снова поцелую.

Наверное, угроза подействовала, потому что ротик сразу же захлопнулся.

Подождав секунду, убедившись в готовности чуда воспринимать слова, сказанные мной, я спросил:

— Куда вы направлялись и какой сейчас год?

Думал, что глаза шире, чем были у неё раньше, открыться не могут. Оказалось, я ошибался. Сейчас она смотрела на меня, как на умалишенного. Тем не менее, произнесла явно не то, что хотела:

— Не смейте меня больше трогать.

— Больше нельзя, буду только меньше трогать, — тут же схохмил я.

Увидев в её глазах пламя, разгорающееся в очередной, поспешил сказать:

— Ладно, давайте вернёмся к моему вопросу. Представьте, что я потерял память. Поэтому прошу, скажите, наконец, какой сейчас год, где мы находимся и куда вы направлялись?

Девчонка прижал кулачок к губам и прошептала:

— Правда?

Да что ж такое, у неё опять глаза начали наливаться слезами. Пришлось угрожать, иначе, это может продолжаться вечно.

— Если не ответишь на вопросы, сейчас опять целовать начну.

Она тут же отступила на шаг назад и протараторила скороговоркой:

— Сейчас тысяча восемьсот двенадцатый год, мы недалеко от Смоленска. Ехали мы в одну из принадлежащих нашей семье деревень, расположенную глубоко в лесу.

Немного подумала и продолжила:

— Подождать там хотели, пока война закончится. Но не успели. Нас нагнали. Выделенную батюшкой охрану побили.

Видя, что она снова собирается заплакать, я спросил:

— А эта дорога ведет в нужную деревню?

— Нет, мы сейчас на тракте. Чтобы попасть на дорогу к деревне, нужно проехать ещё верст пять, и только там повернуть вглубь леса. — Тут же ответила она.

— Значит, грузимся и едем. Нельзя здесь надолго задерживаться. — Произнес я и направился на место кучера. Править лошадьми ведь кроме меня некому.

На удивление, девчонка отправилась вслед за мной. Когда я удивлённо посмотрел на неё, она сразу протараторила:

— Там внутри служанке плохо, запах неприятный. Я лучше с Вами на козлах поеду. Заодно и дорогу покажу.

Я ничего отвечать не стал, только пожал плечами. Дескать, делай, что хочешь.

Когда подошли к нужному месту и пришла пора забираться наверх, эта особа замялась, раздумывая, каким образом ей это сделать. Я просто подхватил её и посадил на импровизированное сидение. Она только пискнула что-то невразумительное, а меня реально скрутило от боли. Про рану я как-то подзабыл, вот она и напомнила о себе.

Понятно, что виду постарался не показывать, хоть получалось и с трудом. Забравшись вслед, я взял в руки вожжи, подобрал хлыст, валяющийся под ногами, и потихоньку тронулся с места. Спешить в данном случае было нельзя, ведь сзади кареты привязано приличное количество лошадок, которых совсем не хотелось травмировать.

До нужного поворота мы добрались довольно быстро, даже несмотря на убожество, которые местные называют трактом. По дороге никто не встретился, поэтому этот отрезок пути прошел спокойно и ненапряжно. А вот дальше все стало намного сложнее. Сразу после поворота я остановился, и как смог, постарался замести следы съезда сорванными тут же ветками. Получилось, честно сказать, так себе. Но, хоть не так бросалось в глаза. Дорога, на которую мы повернули, называлась так зря. Это была тропа, да и то узкая и извилистая. Как мы не застряли между какими-нибудь деревьями, я сам не понимаю. Несколько раз переспросил у сидящей рядом спутницы, туда ли мы свернули, не ошиблась ли она. Хоть и не очень уверенно, но она настаивала, что мы едем правильно. Километров десять мы передвигались по этой тропе и уже в сумерках выбрались на открытое пространство.

На опушке леса остановились и стали решать, что будем делать дальше. От деревни, расположенной метрах в трехстах от нас, осталось одно пепелище.

Находясь в непонятках, я тут же задал спутнице вопрос:

— Как давно французы захватили Смоленск?

— Больше недели назад, если точно, то уже девять дней там хозяйничают. — Тут же ответила она и поторопилась добавить:

— Я у подруги гостила в имении, похожем на это. Поэтому узнала о войне, когда появились люди, присланные отцом. Батюшка в письме, переданном мне прибывшей охраной, приказал двигаться в эту деревню.