Халява. 90-е: весело и страшно (СИ) - Держапольский Виталий Владимирович deadnoser
— Ржавый, бажбан[2]! — Раздался свистящий сиплый шепот еще одного пассажира купе — крепкосбитого уголовника с блестящими рандолевыми зубами. — Ворота нараспашку!
— Я запирал, Гуцул! — словно оправдываясь, прошептал Ржавый.
— Проехали… — Чувак, сверкая зубами, недобро оскалился и неожиданно резво подскочил на ноги. Он схватил меня за грудки своими расписными граблями и одним рывком резко затянул меня в купешку.
Рыжий ублюдок захлопнул дверь за моей спиной и крутанул замок, отрезая пути к отступлению.
Гуцул толкнул меня в угол и недвусмысленно приложил указательный палец с вытатуированном на нем перстнем — могильный крест на белом ромбе, помещенном в черный квадрат к вытянутым в трубочку губам:
— Тс-с-с, пацан! Сиди тихо, не мороси!
«Твою же мать! — пронеслось у меня в голове. — Опять попал!»
Мой взгляд заполошно заметался по купешке, я никак не мог понять, что за херня здесь происходит? Но явно что-то очень неприятное и нехорошее, иначе этот мужик, лежащий лицом в подушку, подавал бы хоть какие-то признаки жизни. Но он лежал и не рыпался, а на коврике, под говнодавами рыжего уголовника, расплывалось темное пугающее пятно.
— Мужики, вы чего? — дрогнувшим голосом поинтересовался я.
— Все собрал? — поинтересовался у подельника Гуцул.
— Просто шикарный улов, зяма! — обрадовано ощерился Ржавый. — давненько таких жирных терпил не потрошили! А когда только играть сели, свистел, что гол, как сокол! Только, вот, болт у этого ханурика не снимается — врос…
— Ну так отхерачь его вместе с пальцем! — сипло кашлянул золотозубый. — Ему все одно похер…
Вот именно после этих слов до меня начало доходить, в какой нездоровый расколбас я угодил. Два мокрушника-грабителя завалили терпилу по беспределу, а следом, похоже, и меня туда же спровадят! Нахрена им такой вот свидетель?
Что жить мне остались сущие секунды я понял, когда мне в бок уткнулась острая сталь, а золотозубый уголовник жарко зашептал мне на ухо:
— Извини, фраерок, не поперло тебе…
После этих жутковатых слов, произнесенных матерым уголовником, на меня неожиданно нахлынуло… Воспоминание. Такое яркое, реальное, как будто оно действительно было… Но я-то помню, что со мной такого никогда не было: я сидел на заднем сиденье в раздолбанной «Копейке», а с двух сторон меня подпирали плечами два урода, один из которых точно так же, как и сейчас щекотал мой бок острой заточкой, предупреждая:
— Будешь тявкать, получишь перо в почку!
И такая вдруг меня разобрала злость и ненависть, когда я, словно наяву почувствовал, как погружается в мое тело острая сталь… Нет, не в этот раз, а в тот… которого никогда не было… Но все-таки был! Тот я, который обитал внутри меня, неожиданно глухо заворчал, как неожиданно проснувшийся от спячки дикий и опасный зверь и я вдруг понял, что мой внутренний визави умирал от рук таких вот отморозков не раз и не два. Причем, реально умирал!
В глаза плеснуло порцией адреналина, даже руки задрожали от напряжения.
— Это вам не поперло, сморчки! — Я почувствовал, как мои губы растягиваются в зверином оскале и это, отнюдь, не моя реакция.
— Че вякнул? — Опешил золотозубый, не ожидавший от меня таких слов.
— Писец вам, вонючки! — со злостью процедил я сквозь сжатые зубы, после чего меня поглотила абсолютная тьма.
А когда через некоторое время я пришел в себя, то уже ехал в окружении троицы жмуров, абсолютно не подающих никаких признаков жизни. Вот такой во веселый расколбас!
— Выручай, дядя! — Опустевшая бутылка водки выскользнула из моих ослабевших пальцев, и я вновь вырубился. Если тот, который внутри меня, не соизволит вписаться на этот раз — мне трындец!
* * *Очнулся я в абсолютно пустом купе с дикой головной болью. Не обращая внимания на болезненную пульсацию, едва не проламывающую мне виски — то ли водка было дрянная — паленка, то ли сказался чудовищный стресс, я обшарил купешку с низу до верху — никого и ничего! Никаких следов свершившегося здесь преступления найти не удалось! Даже половичок на полу был сухим и чистым — ни капли крови!
Черт побери, неужели я спасен? Я прислушался к себе, но никаких отзвуков от сожителя не поступало. Он вновь залег на дно моего сознания, или подсознания и вообще не отсвечивал, словно его и нет. Он оставил мне только навязчивую песенку, которая с упорством заезженной пластинки крутилась у меня в мозгу:
А когда поезд уходил, огни мерцали…
Держась рукой за трещавшую голову, я выглянул в коридор — никого. Раннее утро только-только озарило небосвод, и пассажиры вагона мирно дремали на своих полках. Я выперся на продол и пошлепал, покачиваясь и держась за поручень к купешке проводника. Заглянув в маленькую каморку — половинку нормального купе, я поинтересовался у зевающего проводника:
— Это… уважаемый… а вы моих попутчиков не видели?
— О, Сергей Вадимович, проснулись уже?
Ха, и когда это я стал Сергеем Вадимовичем? Да еще и на «вы»?
— Проснулся, — хрипло буркнул я, мучительно соображая над случившейся метаморфозой. — Где они?
— Так вышли, — удивленно посмотрел на меня проводник, — еще пару остановок назад…
— Своими ногами вышли? — не подумав, брякнул я.
— Ну да, своими, — ответил проводник. — Хоть и пьяные вусмерть были, но своим ходом шли.
— Слава богу! — облегченно выдохнул я, вытирая рукавом выступивший на лице пот. — Можно чаю…
— Конечно-конечно! — Тут же засуетился вокруг меня проводник. — И чаю, и печенья… Чего пожелаете!
— Сколько с меня? — Я полез в карман за деньгами.
— Ни-ни! — Замахал руками проводник. — Не надо денег! Ваши друзья столько заплатили… Такие люди… А вы и вправду ничего не помните?
— Нет. — Я мотнул головой, не понимая, что вообще происходит.
— Идите в купе, я все принесу в лучшем виде! Как только вагон-ресторан откроется — доставлю завтрак! Не извольте беспокоиться!
В полном раздрае чувств я вернулся в купе, плюхнулся задницей на нижнюю полку и уставился в светлеющее окно. Что же произошло, пока я отсутствовал? Но, ответа на этот вопрос, я, похоже, никогда не узнаю. Через десять минут я уже с удовольствием попивал горячий чай из граненого стакана в металлическом подстаканнике и хрустел слегка деревянными овсяными печеньками. Головная боль улеглась, а моя жизнь, похоже, налаживалась. Больше никаких неприятных происшествий за всю дорогу к Владивостоку не произошло, если не считать гребаную привязавшуюся песенку. И в мое купе никто больше не заселился, так я и ехал один в умиротворяющем уединении, пока не увидел в окно спокойную гладь моря.
Вот она — конечная цель моего путешествия! Теперь главное — быть аккуратнее, чтобы опять не налипнуть на какие-нибудь неприятности! Тише воды, и ниже травы — вот мой девиз на последующие пять лет обучения!
Если бы я тогда знал, какими наивными были мои мечты! Ведь я, как и вся страна вступала в самый безбашенный, лихой и бандитский этап своего развития — веселые девяностые! Такого разгула криминал достигал, наверное, только в постреволюционное время — тогда тоже нельзя было ступить шагу по любому ночному городу павшей Империи, чтобы тебя не разули, не раздели, не ограбили, а то и вовсе — не убили. Но тогда я этого не знал, и всей душой надеялся на счастливое будущее. Но этим мечтам не дано было осуществиться!
[1]ОРС — Отдел рабочего снабжения, организация (предприятие) государственной
розничной
торговли в СССР. ОРСы осуществляли торгово-бытовое обслуживание рабочих и служащих предприятий ряда отраслей промышленности, строительства и транспорта, в соответствии со спецификой организации их производства (отдалённость, разбросанность производственных цехов и участков, особые условия труда персонала) при отсутствии развитой торговой сети Министерства торговли СССР.
[2] Бажбан — глупец, дурак (уголовный жаргон).
Глава 2
Август 1990 г.
Владивосток.
