Аватар Х. Часть 2 (СИ) - lanpirot
И одним из них являлся Дар Потрясателя Земной Тверди, идентичный по спектру остаточного излучения Силовому воздействию, произведенному Хоттабычем в Абакане. В результате чего единственная в своем роде тюрьма для Силовиков перестала существовать.
Пока эксперты сновали туда-сюда по опустевшему участку, делая множественные замеры (Головин даже не думал, что их будет столько), полковник Легион спокойно и неподвижно стоял в сторонке у покосившегося забора. Глаза его были прикрыты, тонкие губы плотно сжаты, а мужественный квадратный подбородок воинственно выдвинут вперед. Лишь только его ноздри хищно трепетали, когда он шумно втягивал в себя очередную порцию морозного воздуха.
В отличие от остальных сотрудников наркомата, развивших бурную деятельность на означенном участке, только Головин знал о немертвом существовании полковника Легиона. За полгода, проведенные среди людей, Лич научился искусно маскироваться, притворяясь живым. Он даже каким-то образом научился имитировать Ауру живого существа для тех Силовиков, кто умел её распознавать.
Однако, дышать для поддержания своего немертвого существования ему было не обязательно. Особенно, так демонстративно.
«Значит, — решил про себя Головин, — это полковнику для чего-то нужно. И не стоит ему мешать».
— Я закончил, Петр Петрович, — через некоторое время сообщил Головину Легион. — Большего я здесь не выясню.
— Хорошо, Анастасий Гасанович, едем дальше, — согласно ответил Мозголом.
Отдав распоряжение старшему группы экспертов, товарищ оснаб и полковник Легион загрузились в именную «Победу» Головина и направились в районный отдел НКГБ для встречи с майором Потехиным. Ну, и с задержанным, само собой.
Автомобиль неспешно катил по извилистым улицам частного сектора, которые не особо изменились с «прошлой» и основательно подзабытой жизни юного князя Головина. Сочные и красочные воспоминания далекой молодости неожиданно встали как наяву перед глазами уже давно немолодого и умудренного жизненным опытом мужчины…
Вот у этой полуразвалившейся скособоченной избушки под раскидистыми ветвями цветущей огромной яблони, от которой на сегодняшний день остался лишь поеденный древоточцами обломанный кусок гнилого ствола, он впервые поцеловался с молодой княжной Разумовской, гостившей так же, как и сам юный Сашенька, в загородном имении светлейшего Вячеслава Вячеславовича Райнгольда. А за тем поворотом и располагался небольшой особнячок старого профессора…
«Интересно, — подумалось Головину, — уцелело ли это примечательное строение после всех революционных потрясений? Сколько таких вот небольших аристократических поместий было банально разграблено восставшей чернью и предано огню? Не перечесть…»
Под напором нахлынувших воспоминаний, Александр Дмитриевич свернул в приметный проулок и, прокатившись немного остановился у того самого места, где и должен был располагаться загородный дом его престарелого учителя.
«А ведь князю сейчас было бы далеко за девяносто, — припомнив дату рождения профессора, вычислил в уме возраст Райнгольда Головин. — Нет, навряд ли бы дожил старик до сегодняшнего дня, пережив столько потрясений, — решил он, скользя взглядом по приметным с юности местам. — Вот и от его загородной дачи не осталось даже и следа…»
Горечь давней потери неожиданно встала комком в горле. Ведь Вячеслав Вячеславович был не только его учителем и старинным приятелем всей его семьи. Он стал для юного Сашеньки кем-то большим, нежели простым наставником в овладении Силой. Профессор Райнгольд стал ему настоящим другом, старшим товарищем и, после того, как князь Дмитрий Владимирович — отец Головина, погиб на фронте во время Первой Мировой, можно сказать, полностью заменил ему потерянного родителя.
И оттого такими горькими вышли эти воспоминания. После возвращения из иммиграции и поступления на службу Головин ни разу не навестил своего старого друга и учителя, хотя желал этого всем сердцем. Он знал, что старик все так же проживал на своей даче, добровольно отказавшись от остальной дорогостоящей недвижимости, как в столице Империи, так и в Москве.
Мало того, после Вооруженного Восстания, старик не раз и не два сдерживал попытки черни от захвата своей собственности. И к несказанной радости Головина у него это неплохо получалось — превозмочь одного из самых умелых Осененных-Мозголомов Российской Империи у революционных местечковых деятелей не вышло. А подключать «тяжелую артиллерию» из Силовых Наркоматов, чтобы сломать одного единственного «безобидного» старого Сеньку, который и без того на ладан дышит, они так и не решились.
Все это товарищ оснаб прекрасно знал, но встречаться с престарелым князем, успешно держащим оборону, не стал. Он боялся привлечь к старику, о котором все постепенно «забыли», повышенный интерес соответствующих органов. И, как обычно, оказался прав — после повальных «чисток» тридцать седьмого года, все контакты князя Головина были проверены с особой дотошностью, а сам Александр Дмитриевич отправился прямиком в «Абакан» — самую жуткую тюрьму для Одаренных.
Выжить в Абакане оказалось очень сложно, но Сашенька постарался не сдохнуть. Он словно чувствовал, что Родине может вновь понадобится его Талант и возможности Силовика. И не прогадал. Не так уж много времени и прошло, но руководство страны, вдруг осознало свои ошибки и перегибы, и товарища оснаба реабилитировали, выдернув из «Абакана» и вернув на прежнее место службы. Но с учителем Головин так и не встретился, резонно полагая, что к этому времени старик уже отошел в мир иной.
— Что-то случилось, Петр Петрович? — поинтересовался Лич, заметив удрученное состояние боевого товарища, не сообщившего даже о причине остановки. — Вам плохо?
— Нет, со мной все в порядке, — мотнул головой Силовик, с трудом продавливая стоящий в горле ком. — Просто с этим местом у меня связано столько светлых воспоминаний моей далекой юности…
— Простите, товарищ оснаб, но мне этого не понять, — произнес Легион. — У меня не было ни детства, ни юности. Хотя, я могу частично восстановить воспоминания бывших личностей, входящих в общий Эгрегор Хозяина Кладбища. Но проникнуться ими мне, увы, не дано…
— Спасибо за прямоту, дружище! — Оснаб крепко хлопнул пассажира по плечу. — Они у тебя еще появятся, воспоминания… Можешь поверить — я чувствую это как Мозголом. Твое эмоционально-психическое состояние на сегодняшний день очень близко к человеческому. А значит — все у тебя еще впереди! А я еще немного погрущу, и мы отправимся дальше…
— Послушайте, Петр Петрович, я чувствую здесь постоянную подпитку Энергией какого-то давнего Силового Конструкта, — неожиданно заявил Лич. — Похожего… — задумчиво произнес он, на мгновение переходя в нематериальную фазу — расплывшись дымным облаком по салону автомобиля, и вновь собравшись обратно. — Это Ментальный Морок, товарищ оснаб, — сообщил он Головину. — Я ведь, все-таки, не человек и могу распознать…
— Черт побери! — в сердцах выругался Головин, активируя свой Дар, и подпитывая его из табельного Накопителя. — Распустил нюни, дурында!
Едва Магический Поток хлынул по Энергетическим Меридианам, вымывая из мозга Осененного искусный Морок, наведенный явно опытным Мозголомом, как «картинка», стоявшая перед глазами Головина, разительно изменилась: территория, только что казавшаяся небольшим заснеженным пустырем, неожиданно раздалась «вширь», исторгнув из пустоты ухоженный и не очень большой одноэтажный особнячок в стиле «ампир» с четырьмя колоннами на высоком крыльце и резными изображениями на капителях, окруженный небольшим заснеженным садом, располагающимся за самой обычной оградой из крашенного штакетника.
Всё это — сам дом, и колонны, и деревянная «лепнина» с изящными изображениями многочисленных голов Горгоны, пегасов, гирлянд из виноградных гроздей, рогов изобилия, были хорошо знакомы князю Александру Головину, ставшему ныне товарищем оснабом и Петровым Петром Петровичем.
Особняк, словно чертик из коробочки, неожиданно выпрыгнул из его детских воспоминаний, оставшись точно таким же, как и тогда… Ну, разве немного потускнела и облупилась краска на фасаде, да кое-где отвалились «лепнина». Но в целом, это был тот же самый знакомый ему с самого детства дом, не менее родной, чем принадлежащей их семье фамильный особняк князей Головиных. Но в его особняке уже давно хозяйничают совсем чужие ему люди, а здесь…
