Убей-городок (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич
Петр Васильевич «пристрастился» к веревкам еще в войну, на которую попал почти мальчишкой — в восемнадцать лет. И всю войну отбарабанил в разведке. А чем ты будешь «языка» вязать? Наручников разведке никто не давал (у нас, впрочем, тоже о наручниках только слышали), а веревка она всегда под рукой. В крайнем случае, можно что-то другое приспособить.
После войны дядя Петя еще два года служил на Западной Украине, выкуривал из схронов «бандерлогов», а уже потом пришел в милицию. Награды носить не любил, но на День Победы все-таки их надевал. Два ордена Славы, два «Красной звезды» (один за «бандеровцев»), "Отечественная война" первой и второй степеней, целый иконостас медалей.
Про войну дядя Петя рассказывать не любил. Да и кто из настоящих фронтовиков об этом рассказывал? Вон, мой родной дядька, который до Берлина дошел, на все вопросы отвечал просто: «Пшел ты ...». Направление давал очень конкретное, куда идти.
В году так сорок восьмом бывший разведчик вернулся домой. Обнаружив, что его дом попал под затопление и лежит теперь на дне Рыбинское водохранилище, а родители перебрались в город, подался сначала на стройку, но там не понравилось. Понять парня можно — разучился жить на гражданке. А тут как раз пригласили работать в милицию. Лет с десяток отбарабанил простым патрульным, но город рос, людей не хватало, поэтому бывшему разведчику предложили стать участковым инспектором.
С дядей Петей боялись связываться самые отпетые хулиганы, в любой стадии опьянения. Даже цыгане, ни в грош не ставившие никакую власть, способные отмудохать кнутом инспектора уголовного розыска (ищи их потом по всей стране), при виде невысокого худощавого капитана, предпочитали сплюнуть и убраться куда-нибудь подальше. Понимали — если вытащат кнут, так будут тем же кнутом и биты, а потом им и повязаны.
Петр Васильевич был едва ли не последним «из могикан». Нет, кое-кто из фронтовиков имелся, но на более высоких должностях и при погонах, не ниже полковничьих. Тот же министр Щелоков, или наш начальник горотдела, подполковник Горюнов, участвовавший в высадке десанта на южном Сахалине.
Министр наш, увы, закончил плохо, но эта история всем известна. Хотя, Николай Анисимович очень много сделал для органов внутренних дел. В сущности — восстановил милицию после ударов, нанесенных Хрущевым. Воссоздал школы милиции для подготовки среднего начсостава, создал высшие школы. Даже фильмы, которые до сих пор все смотрят с огромным интересом, снимались по его заказу. Те же «Рожденные революцией», «Следствие ведут знатоки».
А с Владимиром Васильевичем Горюновым мы виделись в году, так, в девяносто пятом. Помнится, разговор зашел о фильме «Место встречи изменить нельзя». До сих пор не забуду фразу, которую сказал Горюнов: «Будь у меня такой подчиненный, как Глеб Жеглов — уволил бы сразу, как только бы о подкинутом кошельке узнал».
Владимир Васильевич умер в две тысячи втором году, успев получить звание полковника. Да, в двухтысячном был приказ министра внутренних дел о присвоении очередных воинских званий ветеранам войны. Помню, как старички радовались. В шестидесятые и семидесятые годы, когда ветераны уходили со службы, мало кто из них имел даже звание майора. Все больше капитаны, а то и старлеи.
А наш дядя Петя уже лет пятнадцать, как застрял в капитанах, потому что для должности старшего участкового — это потолок. А поставить его на другую, присвоить майора, не позволяет образование, потому что у старшего участкового нет даже четырех классов. Это в фильмах про полковника Зорина можно было дослужиться до полковника, не имея среднего образования, а у нас нет, не выйдет.
Пётр Васильевич многому научил меня тогда. Это он первым привил привычку никогда не стоять перед дверью, и она потом много раз выручала меня. Смешно, я, даже идя в гости к друзьям, после звонка всегда становился сбоку от двери — правило впиталось навсегда. Это он заставлял меня всегда таскать верёвку в кармане «на всякий случай» и научил нескольким хитрым узлам, чтобы одним движением захлестнуть петлю на запястьях очередного нарушителя. И правильно разговаривать с жуликами тоже он научил. Ну, конечно, не только он. Сама жизнь учила, да и другие коллеги. Только другие- то иногда обидно это делали, а у дяди Пети это получалось душевней. И погасить семейный скандал так, чтобы обе враждующие стороны ему ещё и спасибо сказали, мог только он. У других участковых так не получалось. У меня, признаюсь, тоже.
В семьдесят шестом мой наставник казался едва ли не глубоким стариков. А сколько тогда ему было? Пятьдесят три года. Всего-то? Так я сам ушел «на дембель» в пятьдесят два, а потом еще лет с десяток обеспечивал безопасность крупного бизнеса — как и большинство коллег-ветеранов, не сгоревших дотла еще в служебные годы. Но таких, чтобы здоровых и относительно целых, осталось немного. Какая там работа? Хорошо, что пенсия более-менее приличная.
— Алексей, ты пока резких движений не делай. В печень меня не кололи, но в другую часть тела бывало. Ничего, парень ты молодой, заживет, как на собаке. Ну-ка, поднимай голову, еще немножко пивни.
Замечательный человек Петр Васильевич, но вот беда — не должно его быть в этой больнице. После своего увольнения со службы, а было это ... в семьдесят девятом году, прожил он недолго и умер в разгар Олимпиады — 80. А я как раз в ту пору был в Москве, «на усиление», так сказать. Обидно, что даже на похороны своего наставника прийти не сумел. А может и правильно. Чего и ходить-то, если мы с ним тут встретились? Авось, дядя Петя, который вводил меня в тонкости службы участковых инспекторов, поделится тайнами загробного существования.
Но руки теплые, ладони жесткие. Не похож мой наставник ни на покойника, ни на призрак.
А Петр Васильевич уже успел развернуть бурную деятельность. Открыв мою тумбочку, деловито сложил в нее бритву, зубную щетку и коробку. Так, а коробка-то с чем? Неужели с зубным порошком? Хорошенькая загробная жизнь у ментов — и тут-то не смогли хотя бы зубную пасту организовать. Имеется же в продаже зубная паста, тот же «Поморин». Ладно, порошок тоже сойдет. Вспомню золотое детство и пионерский лагерь.
— Ты уж извини, что я у тебя в комнате похозяйничал, — повинился дядя Петя. — Но как услышал, что ты ранен, но вроде живой, так вначале в общежитие твое побежал, чтобы кое-что подсобрать. Бельишко тебе прихватил — чтобы трусы свои, а не казенные, майку. При ранениях чистое белье — первое дело. Твое-то ведь все в крови нынче, да еще и изымут небось, как вещдок. Рубашку и прочее я потом принесу. Вот, кружка тебе нужна. По своему опыту знаю, что в госпитале или в больнице с этим беда. Ну, ложки с мисками тут к завтракам и обедам дают.
Сделав усилие — все-таки, не каждый день разговариваешь с покойником, спросил:
— А я давно здесь?
— Так вторые сутки. К тебе вчера Женька Митрофанов приходил, показания хотел взять, но ты еще без сознания был. Женька до врача — ты же его знаешь, дуролома, потребовал, чтобы тебя в чувство привели, а врач только плечиками пожимает — мол, все так и должно быть, была операция, отдыхает.
Хм... Женька Митрофанов — ну, давным-давно Евгений Матвеевич, звонил на днях, на рыбалку звал. Говорит — щука плавает во-оот такенная! Карась сам на крючок бросается. Но не любитель я рыбной ловли. Если бы за грибами, то сходил. Да и не выпить мне столько, сколько Жека выпьет. А он ведь еще и постарше меня, лет на пять. Когда я участковым стал, получил первую звездочку на погон, он уже в старлеях ходил. Очень любил говорить, подражая Папанову: «Лэйтенант я, старшой».
Нет, если бы Джексон умер, я бы о том знал. Как-никак в одной ветеранской организации состоим. У него, правда, звезд на погонах поменьше, чем у меня — майором ушел, но все равно, избран в Совет ветеранов. Как раз занимается организацией досуга. Эх, представляю, как он там досуг организует. Надеюсь, пустую посуду вывозят, не захламляют берег водохранилища?
Я помолчал, уставившись в потолок.
