Кодекс Рода. Книга 1 (СИ) - Алексей Ермоленков
— Это все, что с ужина осталось. Больше ничего нет, — сказал он и поставил поднос на крепкий дубовый стол.
— А мне больше ничего и не надо, — я взял кусок хлеба, намазал сливочным маслом и сверху положил два куска холодной буженины. От толстостенной глиняной кружки поднимался густой пар, поэтому я аккуратно поднес ее к губам и отхлебнул. Чай был горячий и сладкий. Прям, как я люблю! Семён знает меня с рождения, а я его с трех лет. Именно в этом возрасте умер мальчик, в тело которого, по неизвестной мне причине, переместилась моя душа.
Я погрузился в воспоминания. На самом деле меня зовут Давид Руссо и я несколько столетий был главой ковена вампиров, проживающих на территории Иберии в другом мире. Первые два века жизни были насыщены эмоциями, чувствами и событиями, но потом все изменилось. Я начал терять вкус к жизни, а жажда крови жутко раздражала. Все повторялось: людей, где бы они ни жили и чем бы ни занимались, волновали только они сами, история циклично повторялась, природа менялась, но очень плавно. Даже научно-технический прогресс не сильно изменил суть происходящего.
Прожив еще несколько столетий, я начал периодически впадать в анабиоз, накладывая на членов ковена обязанность заботиться о моем теле, но, когда пробуждался, оказывалось, что все оставалось по-прежнему. Люди вылезли из пещер, но все также завидовали и ненавидели друг друга, их перестали убивать хищники, поэтому они убивали друг друга. Религия, законы, мораль — ничто не останавливало их от того, чтобы повторять извечные ошибки. В конце концов, скука и разочарование довели меня до того, что я захотел умереть. Да-да, вампиру надоело жить и пить кровь слабых никчемных людишек. Причем пить кровь мне надоело задолго до того, как я захотел покинуть тот бренный мир. Я провозгласил главой ковена своего преемника и попросил его убить меня перед всем ковеном. Но, когда моя голова покатилась по жертвенному камню, душа не улетела во Вселенную, чтобы познать неизведанное, а переместилась в другой мир в тело мальчика, который умер от удушья за пару минут до этого. Хорошенько откашлявшись, я сел и снова чуть не умер от крепких объятий моей теперешней матушки.
— Ты вещи приготовил? — с набитым ртом спросил я Семёна.
— Конечно, Ваше Сиятельство, — кивнул он и пригладил пучок седых волос, топорщащихся на затылке. — Только ваша матушка сказала, что еще раз все пересмотрит. Так что придется снова выкладывать и заново складывать, — тяжело вздохнул он.
— Ничего не поделаешь, — я взял второй кусок хлеба. — Я вот тоже не хочу ехать на север, но молчу. У каждого свой крест — вроде так говорится.
Семён пожал плечами, развернулся и, шаркая, побрел на выход. Я доел все, что было на подносе, включая бочковые соленые огурцы и брусничный джем, и поднялся в свою комнату. Уже засыпая, подумал о том, что, где бы я ни оказался, все равно возьму от жизни без жажды крови все, что только можно. И это не только учеба, а еще друзья, вечеринки и девушки. В этой жизни молодость одна и быстротечна.
* * *
Утро началось с топота бесчисленных ног, доносящихся с коридора и с первого этажа.
— Пошевеливайтесь! — кричала матушка. — Ромочке скоро ехать, а вы так до сих пор и не нашли!
Я наскоро оделся, умылся и вышел из комнаты. Служанка Глаша заглядывала за картины, висящие на стенах коридора. Эти картины не представляли никакой ценности, иначе матушка бы их уже давно продала.
— Что случилось-то? — я громко зевнул. — Что за сыр-бор с самого утра?
Глаша вздрогнула от звука моего голоса и вытерла испарину со лба.
— Так, оберег ищем, Ваше Сиятельство.
— Что еще за оберег?
В это время по лестнице поднялась матушка и бросилась ко мне.
— Беда! Беда, Ромочка! — она прижалась к моей груди. — Оберег-то твой младенческий потерялся.
— Оберег? Младенческий? — я задумался. — А зачем он тебе?
— Да, не мне, а тебе! Чтоб от сглаза защитить.
Ну, это уж слишком! Весь дом на ушах из-за кого-то оберега⁈ Я отвел матушку в свою комнату и как можно мягче и тактичнее объяснил ей, что взрослому человеку, каким я себя считаю и всегда считал, не нужны обереги, чтобы спастись от сглаза.
— Но как же… — попыталась она возразить, но я покачал головой, не позволяя ей продолжить разговор на эту тему. Она всхлипнула и тихонько сказала:
— Ну, не нужен — значит, не нужен… Иди завтракать. Каша стынет.
Дальнейшие сборы проходили так же сумбурно, поэтому я заперся в кабинете и вновь подошел к карте. Горы, горы, горы — они так близко располагались друг к другу и так далеко отсюда. Услышав за дверью крик матушки, которой показалось, что трех пар шерстяных носков будет мало, я посмотрел на часы и еле слышно проговорил:
— Быстрее бы уже в академию.
Через два часа мы с Семёном сели в старенький автомобиль, подаренный нам одним из отцовских друзей.
— Ноги держи в тепле! Без шапки не ходи, уши отморозишь! Ох и тяжело на севере живется, — матушка стояла на крыльце и по ее красивому лицу текли слезы. — Как приедешь в Екатеринбург — обязательно мне позвони!
Я помахал ей и велел водителю поскорее уезжать, а то, не ровен час, увяжется ехать с нами. С одной стороны, я понимал, что она один раз уже чуть не потеряла своего единственного ребенка. К тому же отец пропал несколько лет назад. Но, с другой стороны, она будто не замечала, что я вырос.
— Билеты у тебя? — с тревогой спросил я, похлопав по карманам.
— Туточки, Ваше Сиятельство, — дворецкий достал из-за пазухи два билета, показал мне и радостно улыбнулся. — Эх, заживем!
— Ты-то, чему радуешься? — усмехнулся я. — У тебя работы только прибавится.
— Я работы не боюсь, — махнул он рукой и втянул носом. — Просто приключениями пахнет.
Невольно принюхался, но почувствовал только запах домашней еды из плетенной корзины, которую подсунула матушка. Я понимал, о чем он говорит, ведь тоже был очень воодушевлен.
Через полчаса мы уже стояли на перроне и ждали, когда откроют дверь вагона.
— О-хо-хо, — снова застонал Семён. — Может, не надо было мне билет в купе покупать? И в плацкарте бы хорошо доехал. Все-таки в купе дороже стоит.
— Мы это уже обсуждали, — прервал я его. — Вдруг ты мне понадобишься? Я же не буду по вагонам бегать, чтобы найти тебя.
Он знал о нашем скудном материальном положении, поэтому очень
