Авиатор: назад в СССР 3 (СИ) - Дорин Михаил
— Он летать будет? — спросил я. — Сами знаете, что будет, если не сможет.
— Мне не рассказывай! Небо для всех одно, и я его тоже люблю не меньше, чем Нестеров, — огрызнулся Швабрин, но тут же сбавил обороты. — Отдыхайте. От вас ничего не зависит. Если молитесь... ну, так чтоб никто не видел.
Мы уже направились в казарму, но я забыл об ещё одном деликатном деле.
— Фёдорович! — окликнул я Швабрина.
Не собирался я так по-свойски обращаться к Швабре. Не разрешал он так себя называть. Я догнал его, и уже готовился получать нагоняй за излишнее панибратство в обращении к офицеру. Знал бы он, что в своей жизни настоящей, повидал я побольше его. Ещё кто кого должен по отчеству называть!
— Давай, говори, Родин, — спокойно сказал он.
— У Рыжова невеста есть. Ей бы сообщить. Она, между прочим, дочка полковника Кузнецова из...
— Знаю Ивана Ивановича. У нас их два таких в училище. Второй Борисов ещё, на тренажёрах. Я тебя услышал, что надо ей сказать. Сделаю, — сказал он, закуривая сигарету «Стюардессы». — Будешь «стерву»? — предложил он мне.
— Добров как-то уже предлагал. Отказался, — усмехнулся я.
— Меня же он и подсадил на них. Болгарская отрава, но неплохая. Ты там, предупреди своих... вернее, просьба есть. У вас во взводе, нормальные все вроде ребята, — начал говорить Швабрин, прервавшись на подкуривание.
Насчёт нормальности Ивана Фёдоровича пока не полностью уверен, но он крайнее время делает значительные успехи в этом направлении.
— Мы нормальные парни, Фёдорович. Вам давно пора это принять, — сказал я. — Говорите, что у вас?
— Большинство по домам разошлось из офицеров. Начальники ещё пока на территории, но следить за вами не будут. Давайте, сегодня без самоходов? Командиров пожалейте?
— Не вопрос, Фёдорович. Доброй ночи! — пожелал я, протягивая руку Швабрину. Удивительно, но он совершенно адекватно отреагировал и пожал её в ответ.
Возвращение в казарму Артёма было встречено громкими овациями и одобрительными криками. Представляю сейчас его ощущения, когда на тебя сыплется столько вопросов о произошедшем событии. Год назад и я был в его положении. И завидовать здесь я бы точно не стал.
Любое катапультирование это всегда огромный стресс для организма. По воспоминаниям лётчиков, переживших подобное столь резкое прерывание полёта, боли в спине и пояснице будут преследовать на постоянной основе до конца жизни. Сейчас Артём выглядит вполне себе здоровым и счастливым, стоя в проходе между кроватей.
— Запах дыма сначала появился. Нестеров сразу же перехватил управление, и стал уводить в сторону от поселений, — начал Рыжов свой рассказ. — Я давай в эфир кричать...
— Это мы слышали. Чего дальше было? — спросил Костя.
— А дальше, Николаич кричит прыгать. Я сгруппировался и как по инструкции — правой рукой фонарь скинул, а затем на рычаг отстрела и как выкинуло вверх. Ничего не видно, темнота, ветер дует. Уже потом только понял, что глаза у меня закрыты, а я уже на стропах и около земли.
— И как приземлился? — поинтересовался я.
— Да не очень. В овраг скатился какой-то, а там этот компост... чтоб ему было пусто! Свете отдал комбинезон постирать, так она его выкинула. Вонял ужасно. Вся больница шарахалась.
Про Нестерова Артём немного знал. Катапультировался он после него, а куда улетел не видно.
— Всё очень быстро происходило. В больнице потом говорили, что Николаича в окружной госпиталь бы надо отправлять. Операцию быстрее делать, но так и не отправили, — сказал Артём.
Ночью мне не сразу удалось уснуть. Я всё также переваривал произошедшие события. Перед глазами до сих пор летящий вниз самолёт и нервное ожидание, что из него выпрыгнут двое близких тебе друзей.
Невольно мне вспомнился страшный сон, который приснился в Антайске с падением самолёта. Конечно, картина совершенно отличалась от той, что была в Белогорске. Тем не менее, не могло ли быть это предзнаменованием?
— Готов... прыжок... — громко говорил во сне Артём.
Интересно, а я также кричал после пережитого в прошлой жизни и посадки в поле?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Весь следующий день, мы продолжали названивать домой Нестерову, но никто так и не брал трубку. Наверняка, Ирина с ним в больнице. Спрашивали у инструкторов, но никто не признавался. Мне кажется, что никто и не ходил к Николаевичу. Сомневаюсь, что все дружно забили на него, но некоторое безразличие к произошедшему ощущалось.
Через неделю полёты продолжились. Время шло к периоду экзаменационных полётов за весь курс обучения на Л-29. К этому нас готовил уже Новиков.
— Ну, что, вы ж всё знаете? — спросил он, зайдя в наш кабинет. — Николаевич в вас души не чаял. Выгуливал вас...
— Роман Валентиныч, ну мы же не собаки, чтоб нас выгуливать, — сказал я.
— А кто на спортивном городке постоянно просиживал штаны? Неужели учили там? — возмутился он.
— Так точно. Это ж методика такая. В непринуждённой обстановке, на свежем воздухе и думается лучше, — ответил Макс.
— Вот уж эти методики. На природе гулять надо, шашлычок, рыбалка. Эх, а вы такую атмосферу зубриловом портите, — махнул он рукой, присаживаясь на стул.
— Что расскажете нам про экзаменационный полёт? — спросил Костя.
— Для начала, что Рыжов его не полетит, поскольку ещё не прошёл период восстановления.
— Ну вот почему? Я здоров. Вот... документ есть, что «выписан в удовлетворительном состоянии», — достал Артём из кармана небольшой бланк со справкой.
— Мне можешь не показывать. Без очков не вижу. Нельзя пока тебе. Психолога пройдёшь, осмотры повторные и долетаешь. Успеется ещё, — подмигнул Артёму Новиков. — Остальные — на самолёт после обеда. Там же и практическое занятие проведём. Начальство указало, чтоб прошли повторно тренажи по вынужденному покиданию. Так, а теперь ознакомимся с заданием на сам экзаменационный полёт.
Валентинович сказал, что сложностей с экзаменом возникнуть не должно.
— Задание простое, как «стеночка» в футболе «по-спартаковски», — рассказывал он, открывая курс учебно-лётной подготовки.
Ну, так себе простое! Штопор с выходом на боевой разворот, «восьмёрка» с креном 60° и две бочки.
— Ну и комплексы пошли, — продолжил командир звена. — Первый, второй и третий.
Каждый из этих комплексов сочетал в себе различные фигуры и маневры. «Горка» с последующим пикированием, переворот с «Петлёй Нестерова» и косой петлёй. И завершаешь это всё переворотом с косой петлёй и боевым разворотом.
— Начать и закончить, Роман Валентиныч! — воскликнул Макс.
— Там ещё спираль с креном 45° в конце, — отметил я. — А на «закуску» — заход по приборам с выходом на привод аэродрома и в расчётную точку.
Это так называемый «заход по системе с прямой». Выходишь на аэродром, и занимаешь взлётный курс. Далее набираешь до расчётной дальности указанную высоту «полёта по системе», выполняешь разворот на аэродром и летишь на этой высоте обратно. После пролёта привода отворачиваешь на курс в расчётную точку, в которой выполняешь разворот на посадочный курс. Дальность выхода будет намного больше, чем мы привыкли при визуальном заходе по кругу.
— Не паникуйте. Тут и без вас сейчас проблем куча. Вон, с Николаичем непонятки...
— Что с ним? — подскочил на ноги Костя.
Бардин вообще тяжелее всех переживал это происшествие. Артём выглядел спокойнее, чем он. Костян даже сейчас был весьма бледен, а руки, которыми он опирался на стол, слегка дрожали.
— Тише, Бардин, — сказал Новиков, подходя к нему и хватая его за плечо. — Живой, живой. Подробностей пока не знаем.
— Как вы можете не знать? Что за постоянное враньё? — воскликнул Костя, снимая с плеча руку Валентиновича. — Ваш товарищ может при смерти лежит, а вы тут нам про петли с прямыми рассказываете.
— Не истери, Бардин, — спокойно сказал Новиков, но его терпению может прийти конец.
— Он наш инструктор! А ты, — крикнул он на Артёма. — Кто говорил сфоткаться? Весело вам всем было. Родя только...