Ц - 9 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

— И кто же эти «кукловоды», сэр? — опасливо спросил директор ЦРУ.

— Неизвестно, — сухо ответил президент. — Покойный Барух называл их «координаторами». Причем, знаете, таким боязливым шепотком… — он внимательно посмотрел на своего визави. — Даже не думайте, Джек! Скажите лучше, что удалось выяснить по… этому… тахионному центру. Подробности есть? Имена?

— Всё наглухо засекречено, сэр, — зажурчал Даунинг. — У центра нет даже названия, просто «Объект «В». Адрес — «почтовый ящик № 1410». Объект «В» выстроен километров за сто от Москвы. Внешне похож на квадратный форт из железобетона, а вокруг — запретная зона, окруженная двумя рядами столбов с колючей проволокой…

— А крепостной ров там есть? — усмехнулся Форд.

— Нет, — серьезно ответил цэрэушник. — «Запретка» похожа на пустырь — ни ямки, ни кустика, а траву охранники регулярно скашивают. К центру подведена мощная линия электропередач, проложена дорога… Кстати, она проходит мимо дачного поселка и села Нижние Дубки. Так что места тамошние не безлюдны.

— Всё? — задрал брови президент.

— Почти, — хладнокровно сказал Даунинг. — Директором центра назначен Дмитрий Дмитриевич Иваненко, известный физик. Вот теперь всё.

— Ищите, Джек, ищите… — проворчал Форд. — Будите своих «спящих» агентов, засылайте Джеймсов Бондов… хоть наизнанку вывернетесь, но вскройте этот «ящик»! — посопев, он негромко добавил: — Далеко не каждый президент удостаивается внимания «координаторов», так что для меня звонок оттуда — почет и милость. А вот для вас, Джек… Исполните их просьбу… ну, пусть даже приказ! — и задержитесь на своем посту, пока самому не надоест! Или займете иное место, еще выше в нашей пищевой цепочке. Понимаете меня?

— Да, сэр, — склонил голову Даунинг. — Будет исполнено, сэр…

Глава 1

Суббота, 3 ноября 1979 года. Вечер

Москва, улица Строителей

«Жигули» подкатили к самому подъезду, и Надя Темина, ловко орудуя рычажком вариатора, воскликнула:

— Приехали, шеф! Завтра машину подавать?

Иногда ее веселый напор пугал меня — слишком много жизнелюбия пряталось в хорошеньком мэ-нэ-эсе.[1] Недаром Ритка, когда на нее находила ревность, растолковывала сокращение по-своему: «молоденький няшный сотрудник».

— Отсыпайся, — буркнул я, отстегивая ремень.

— А поцеловать? — голубенькие глазки расплескивали потрясающую невинность и комсомольский задор.

— Отшлепать бы тебя… — мой тон сместился в брюзжащий спектр.

— Да я только за! — Надя изобразила пылкую готовность, и деловито добавила: — Юбку задирать? А то как-то… не звонко выйдет.

— Ну вот что ты за человек? — вздохнул я, откидываясь на спинку.

— Хороший! — убежденно сказала Темина.

— Да кто бы сомневался… Если я тебя поцелую, Рита обязательно учует, и…

— …Прибьет меня, — договорила Надя понятливо.

— Наденька, ты прелесть! — мне ничего иного не оставалось, кроме как чмокнуть ее в тугую щечку. Девушка удушливо зарделась, выдавая натуру, скромную не по годам, и потупилась.

Я вышел, негромко клацнув дверцей.

— Пока, Надюш!

— Пока… — вытолкнула симпатичная шофериня, и рывочками тронулась с места. Растерялась…

Ничего, будет знать, как играть в бесстыдницу с коварным завлабом!

Обождав, пока рассеется бензиновая гарь, я с удовольствием вдохнул холодный ноябрьский воздух. Он уже не пах прелью, как в листопад, зато витала, витала в нем студеная свежесть предзимья.

Не люблю холод, и ледяные касания снежинок не выношу, но не всё ж осени длиться…

Я шумно вздохнул и вошел в гулкое парадное без оглядок. Раньше было интересно сыграть в «Найди зайчика!» — не выдавая собственного любопытства, угадывать, где затаились прикрепленные. В ротонде? Или в той заляпанной грязью «Волге», что скромно тулится на углу? Может, в доме напротив?

А сейчас привык, и забываю даже о крутых парнишках, сутки напролет охраняющих мою драгоценную тушку.

Глубокомысленно воззрившись на старые деревянные дверцы лифта, я подумал — и шагнул в кабину. Устал.

…Бравые монтажники вторую неделю тянут кабеля и долбят бетонный потолок лаборатории — сопла ускорителя выведут оттуда прямо к громадному кубу камеры. Пришлось из старшего научного сотрудника переквалифицироваться в прорабы, а то напортачат еще...

Хлопать себя по карманам, отыскивая ключи, не пришлось — дверь в квартиру стояла приоткрытой, и сквозь щель надувало сдобным духом, донося невнятные речи.

Я демонстративно захлопнул створку за собой, но реакции не последовало. Ну, понятно… По столовой гулял пронзительный голос Динавицера:

— И чё? Чё я, по-твоему, не обеспечу своего пузатика?

— Ой, Изя! — мигом отозвалась Альбина. — Ну, ты как скажешь…

— Я же любя!

Порхая звонкими нотами, долетел нежный смех Светланы. А Ритку они куда дели?

Тихонько разувшись и повесив куртку, я прокрался в комнату, выглядывая из-за высоких стеклянных дверей.

— Привет! — возопил Изя. — Где твой гиперболоид?

— Сдал в металлолом, — я оглядел гостей, отмечая весьма округлившийся животик Альбины Динавицер, и ухмыльнулся: — Рит, а сколько тут народу собралось, не считая меня? Четверо? Или пятеро?

— Шестеро! — вызвенела Светлана. — Я на втором месяце!

— И ты туда же…

Рита гибко поднялась, чтобы притиснуть меня и ворчливо пожаловаться:

— Вот, уже все — пузатики, даже Светка! Одна я — стройняшка…

— Через три годика! Ладно?

— Через два! — заулыбалась подруга жизни. — М-м?

— Ну, ладно… — сдался я.

— Честно-пречестно?

Долгий поцелуй скрепил договоренность.

— А кормить нас будут? — тревожно осведомился Изя.

— Ой, ну… — возмутилась Альбина. — Ну, просто слов нет!

— А чё я такого сказал? — Динавицер от изумления даже глаза вытаращил.

Рита засмеялась и, чмокнув меня еще разок, торжественно провозгласила:

— Будут! И кормить будут, и поить, и даже тортиком угощать!

Плюхнувшись на диван рядом со Светланой, я осторожно приобнял будущую мамочку.

— Эх, — вздохнул огорченно, — такая талия была! И не жалко?

— Ничего не могла поделать, — улыбнулась Сосницкая, легонько прижимаясь. — Дремучие материнские инстинкты!

— А куда это Тимоша пропала?

Света прыснула в ладошку.

— Дюха говорит, у Зиночки период гнездования! Мы с Машей ей комнатку выделили… Ну, там, на Малой Бронной. Смешно смотреть, как Зинка ковыляет — вся такая гордая, животяра впереди колышется… Родит скоро.

Я слушал одноклассницу, и благодушествовал. Самое досадное за весь вечер — наш лукавый торг с Ритой. Зря я ей целый год уступил. Девчонки, как с ума все посходили, наперегонки в роддом кинулись, и она взяла моду…

«Ой, да ладно, — разморено подумалось мне. — Чё я, не обеспечу своего пузатика?»

Среда, 7 ноября. Позднее утро

Москва, Красная площадь

Президент СССР и члены Политбюро степенно покинули трибуну Мавзолея, а колонны рассеялись в праздничную толпу. Официальная часть закончилась! Лишь торжественные марши продолжали греметь, эхом отдаваясь от кремлевских стен.

Держа Риту за руку, чтобы не потерялась, я брел вдоль ГУМа, лавируя среди нарядных людей — оживленных, радостных, предвкушавших застолье. За годовщину Октября, да не выпить?

Ноябрьское солнце светило, но не грело, однако на душе было тепло и покойно.

Какой-то год назад я вовсе не был уверен, стоило ли мне учиться на физика. Ладно, там, аспирантура — без нее сложно защитить кандидатскую. А дальше куда? Пристроиться в Физтех и трудолюбиво изображать первооткрывателя графена?

Вспоминать тошно. Зато сейча-ас…

Я лучезарно улыбнулся, подставляя лицо солнцу.

— И где теперь искать этих чучел? — заворчала Рита, вытягивая шею. — Сказала же: ждите у музея!