Ала ад-Дин и повелитель джиннов - Леонид Резников
Но почему ему вдруг вспомнилось все это? Не командировка ли тому причиной? Ведь его отправляли не куда-нибудь, а в Арабские Эмираты! Что это: чистейшее совпадение или мироздание вновь решило сыграть с ним злую шутку? Но чем он заслужил?
Перебирая в голове события последних двух лет, Максим никак не мог найти причин у мироздания быть недовольным им. Не воровал, не хамил, не ругался, пил не больше, чем остальные, по большим праздникам и торжествам, не сквернословил (не особо, по крайней мере). Вроде бы, не за что, а все же с ним происходило нечто странное, вселяющее как минимум здоровое непонимание: третий раз за день ему на глаза попадался какой-то оборванный араб.
Нет, сначала он, конечно, не обратил на него особого внимания. Мало ли какой чудик поднял в кинотеатре шум, так что пришлось прервать сеанс. Максим заглянул в кинотеатр по делу. Там их фирма монтировала систему пожарной безопасности, а тут этот оборванец вскочил с кресла и, подвывая от ужаса, заметался меж кресел. Да еще сработала противорпожарная система, включенная в тестовом режиме, к которой ушлый монтер уже успел прикрутить динамики, не сказав об этом никому. Так в кинотеатре такое началось!.. Максим, разумеется, получил нагоняй от шефа, несильный, но все равно обидно – ведь ни за что же по большому счету!
После тот же араб встретился ему по дороге в аэропорт. Надо же такому случиться, что Максим подсел в автобусе именно к нему. Нервный загорелый молодой человек сидел, сжавшись, на своем месте и круглыми, словно плошки, глазами наблюдал за проносящимся мимо него пейзажем среднерусской равнины. А потом Максим задремал, и араб куда-то незаметно слинял. Может, где остановке по дороге сошел? Главное, что ничего у Максима не пропало, все вещи оказались на месте, и деньги в кармане, и документы с билетом тоже. Но поволновался Максим изрядно, хлопая себя по карманам ветровки и перебирая содержимое сумки.
А тут еще оказалось, что и в самолете их места рядом. Бледный, донельзя напуганный житель Востока в рваной заношенной одежонке и засаленной тюбетейке на лысой голове (и как таких в самолет только пускают! Хотя иностранцам у нас, как известно, везде почет и зеленый свет) оглядывал салон самолета, словно диво какое, ковырял обшивку грязным обкусанным ногтем, скребся в стекло и все дергал и дергал привязной ремень. А когда начали взлетать, так араб и вовсе сошел с лица и устроил настоящую истерику, а потом – хлоп! – и нет его. Вот только что сидел рядом с Максимом, распространяя вокруг себя удушающие ароматы потного тела и старой кожаной обуви, а стоило Максиму отвернуться на секунду – пропал, будто его и не было.
Максим, ничего не понимая, ощупал пустое кресло рядом с собой, даже все еще застегнутый ремень зачем-то подергал. А потом вызвал стюардессу и путано рассказал о пропаже человека, при этом виновато и очень смущенно улыбаясь, только бы его не сочли умалишенным. Все оказалось гораздо хуже, чем он полагал: лучше бы бортпроводница решила, будто он и вправду не в своем уме, мило и понимающе улыбнулась, предложила воды и удалилась к себе. Так ведь нет! Она доложила обо всем командиру, и поднялась тихая паника. Ведь и проводница хорошо запомнила странного типа арабской наружности, особенно его запах.
Но обнаружить беглого пассажира в самолете не удалось. Не было его ни под креслом, ни в туалетах, ни на полках, забитых ручной кладью (интересно, как бы он туда забрался?), ни в подполе, где переплетаются километры проводов, тяги, трубопроводы, и ютятся диковинные механизмы – вообще нигде! В общем, командир принял решение вернуться на аэродром, где пассажиров высадили, тщательно проверили и загнали в накопитель, а самолет обыскали вдоль и поперек. Говорят, даже собаку вызывали, но и та оказалась бессильна разгадать арабскую загадку. Неизвестный словно сквозь фюзеляж провалился, а несчастный Максим промучился в накопителе, томимый недобрыми предчувствиями, целых пять часов, а после забылся беспокойным сном.
– Чтоб тебя скорпион ужалил в голую пятку! – проворчал злой донельзя Ахмед, закидывая на спину давно опостылевшую, неудобную подставку под масляные лампы, связанную из бамбуковых палок, и нервно одернул кожаные ремешки, впившиеся в его худые плечи. – Кривоногий тушканчик, отрыжка верблюда, ханурик магрибский! У-у, ненавижу!
Кто такой ханурик, Ахмед не знал – мало ли он нахватался разных диковинных словечек от своего бывшего предводителя, исчезнувшего неизвестно куда прямо с судилища, – но слово это, как ему казалось, полностью отражало суть ненавистного колдуна, к которому Ахмед случайно прибился после удачного побега. Ему тогда казалось, что в его жизни наступит просвет, и она забьет ключом. Еще бы, такой крупный и известный колдун – сколько зла можно с ним на пару сотворить! Но прошло уже два года, а все застопорилось на торговле проклятыми лампами с несуществующими джиннами. Торговать приходилось, разумеется, Ахмеду. Колдун же всецело был поглощен поиском настоящей лампы с джинном и ни о чем другом не помышлял.
– Что ты там ворчишь, бездельник? – донеслось до ушей Ахмеда, которому никуда не хотелось идти, и потому он нарочито долго натягивал поношенные, местами дырявые чувяки.
– Ничего, господин, – отозвался Ахмед, скрипнув зубами. – Вам показалось.
– Тогда почему ты еще здесь?
– Не беспокойтесь, я уже ушел, – буркнул Ахмед, открыл дверь и, оглянувшись через плечо, вышел на двор. Колдун проводил его недобрым взглядом и отвернулся, продолжив заниматься своим проклятым Аллахом занятием.
– Чтоб твои глаза повылезали, а самого скрутило в три дуги, – буркнул еле
