Изменить судьбу (СИ) - Alex O`Timm
Винтовка была вполне приличной, а в магазине имелись патроны. Степка ответил, что их пять штук, когда я спросил об этом у него. Штык на ней был четырехгранным, потому совершенно бесполезным для меня. Сняв его со ствола, я воткнул его в снег, возле красноармейца, затем закинул за плечи винтовку и произнес.
— Ладно, Степан, не поминай лихом. Глядишь все и обойдется.
С этими словами подхватил с салазок когти, и как можно быстрее спустился на лед реки. Там надел импровизированные коньки, и попытался прокатиться на них. К моему удивлению это вполне получилось и вскоре, я уже довольно быстро заскользил вниз по течению реки, точно зная, что рано или поздно смогу достичь монгольской границы, а за нею меня и сам черт не найдет.
Глава 9
9
Лед на реке встал уже достаточно прочно, во всяком случае, ничего говорящего о том, что он еще тонок, я не чувствовал, да и учитывая, что последние пару дней, были довольно сильные морозы, он должен был окрепнуть. Снега было пока немного, до обильных снегопадов еще как минимум пара недель, поэтому лед был запорошен лишь местами, большей частью представляя собой чисто ледяные поля. Коньки, остро заточенные и даже слегка закаленные на воду, довольно хорошо держались на льду, и поэтому скорость моего передвижения была довольно высокой. К тому же я шел не к истокам, а в сторону устья, и как мне казалось, даже местность помогала мне ускоряться за счет того, что я шел вниз по течению. Несколько неудобно было поворачивать за счет того, что было два лезвия, но в целом коньки вели себя вполне достойно.
Я же тем временем, пока у меня еще были силы, со всех ног катил, держа максимально доступную мне скорость, и стараясь оказаться, как можно дальше от лагеря. Мимо меня мелькали деревья поля, однажды проскочил, стараясь даже чуть ускориться мимо какого-то поселка, стоящего прямо на берегу реки. Примерно через час-полтора бега, почувствовал, что начал уставать, и слегка сбавил скорость. Приблизившись к одному из берегов, остановился, присел на выступающий над берегом корень какого-то дерева и достав из кармана кисет с махоркой, набил трубочку, за отсутствием бумаги, многие курили здесь самодельные трубки, закурил.
Передохнув снял с правой ноги коньковую опору и осмотрел лезвия. Оно конечно слегка притупилось, но было еще достаточно острым. Поэтому нацепив конек обратно на валенок, сделал последние затяжки дымком выбил трубочку и положив ее в карман вновь встал на лед покатив дальше. Скорость теперь слегка замедлилась, все же я чувствовал усталость. Но решил, что буду катить дальше, на сколько хватит на это моих сил. Лучше пусть не слишком быстро, зато далеко. Так проехал еще около полутора часов, пока не стало совсем темно. В принципе, за счет снежного покрова русло реки вполне угадывалось, но я решил не рисковать, поэтому выбрав местечко под самым берегом реки под корнями выворотня, я наломал сосновых ветвей и набросав их на лед, плотненько перекусил, остатками вареной картошки, затем выкурил самокрутку из Степкиных запасом, и постаравшись как можно плотнее сжаться в комок, зарывшись в лапник, задремал.
К моему удивлению, ночь несмотря на морозец прошла довольно спокойно. За ночь, я не услышал ни единого постороннего звука, и довольно хорошо выспался, ничего себе не отморозив. Утром, обнаружилось, что прошел небольшой снегопад. Может именно из-за этого было и не так холодно. Проснулся едва начало светать. Решив, что сейчас гораздо важнее уйти как можно дальше от места побега, решил не разводить костра. Тем более, что силы пока еще были, поэтому проглотив, заедая снежком краюху хлеба с луковицей, проверил свои коньки, слегка поправил их лезвия каким-то попавшимся под руку камнем, и надел на ноги. Затем перекурил, огляделся вокруг и не обнаружив никакого подозрительного шевеления встал на лед.
Сегодня, к полудню, с несколькими остановками на перекур, я пробежал как минимум километров пятнадцать, если не больше. Благодаря выпавшему снежку стало чуть теплее, да и я разогрелся так, что несся, не чувствуя никакой усталости. Однажды на пределе звука услышал работающий мотор приближающегося автомобиля, тут же сориентировавшись, юркнул в прибрежные заросли какого-то кустарника и затаился там. Впрочем, грузовик с парусиновым тентом в кузове, проехал по дороге, идущей вдоль реки не останавливаясь, да и то, что находилось на русле реки по большей части закрывали прибрежные кусты и деревья.
И все это радовало, хотя и в сознании возникали вопросы, касающиеся того, почему я до сих пор не ощущаю погони за собой. Тут или поверили Степану и пошли по реке в сторону Читы, или я не знаю, что происходит. Хотя, насколько я помнил за год пребывания в лагере, я ни разу не видел не одной собаки. Может благодаря их отсутствию, преследователи потеряли мой след? Да и по большому счету, выпавший ночью снег, должен был прикрыть следы от коньков, оставшихся на льду. И хотя это радовало, но все же слегка напрягало. Кто знает, что может прийти в голову начальству. Вполне могут решить, что если я ушел по реке, то можно отправить вперед грузовик и устроить засаду на меня. Из-за этого пришлось удвоить бдительность, из-за чего снизилась скорость передвижения.
Ближе к вечеру второго дня за излучиной реки, мне послышался какой-то шум, и оттуда потянуло дымком костра. Кто знает, был ли там поселок, или это устроили на меня засаду, но едва я осознал это, как тут же развернулся назад и вернувшись метров на пятьсот, снял с ног свои коньки и постарался углубиться в прилегающий к левому берегу лес.
Идти пришлось довольно долго, и тяжело. Здесь в отличие от открытых мест, снег местами доходил выше щиколоток, и телепаться по нему в валенках, без лыж или хотя бы снегоступов, было тем еще удовольствием. Решив, что лучше уйти как можно дальше, чем вновь рисковать выходом на лед, тащился по лесу до самой темноты, и там же решил и заночевать. Вновь наломав лапника, устроил себе небольшую лежанку, и что-то вроде шалаша. Затем, слегка раскидав снег устроил небольшой костерок, над которым подвесил котелок, заполнив его снегом, а когда костер разгорелся сунул под него три картофелины. И вскоре, уже пировал, поглощая испечённую на углях картошку, заедая ее слегка зачерствевшим хлебом и луком. А стоило воде закипеть, как в ход пошел чай с пряниками. Засыпал я сытым и счастливым, и прекрасно проспал всю ночь, проснувшись лишь однажды, когда услышал какой-то звук. Судя по звукам донесшимся до меня, скорее всего, это был какой-нибудь пробирающийся по лесу олень.
Утром, спокойно поднялся, вновь разжег костер, подогрел воды и попил чаю доедая оставшиеся пряники, после чего решил, что возвращаться к реке не стоит, лучше направиться строго на юг, где рано или поздно, я должен буду выйти на границу с Монголией. Коньки в таком случае были уже не нужны, хотел было оставить их на месте последней ночевки, но потом передумал. Их лезвия еще были довольно острыми, и потому с их помощью, кое-как откромсал довольно длинную палку, и вставив ее одним концом в приваренную к основанию трубу, почувствовав себя неандертальцем, привязавшим камень к палке и получившим, первый в мире топор.
У меня в отличии от него инструмент был железным, да еще и с двумя лезвиями, которые хоть и затрудняли рубку древесины, зато наверняка будут весьма полезны, встреть я какого-то зверя. Второй конек, занял место в «сидоре», уложенный на самое дно. Конечно с одной стороны лишняя тяжесть, с другой когда затупится первый, насажу второй решил я. Да и обороняться можно при желании. Пока же с помощью этого топора, нарубил несколько ветвей орешника, и сплел себе довольно удобные снегоступы, которые укрепил на валенках кожаными ремешками, снятыми с когтей-коньков. Получилось довольно прилично, и вскоре, я достаточно уверенно зашагал по лесу направляясь на юг.
Следующие два дня, я шел, останавливаясь только для небольшой передышки и сна. К моему везению, за время пути, встретил пару оленей, увидел несколько белок, одну из которых попросил поделиться своими запасами, поднявшись до развилки довольно старого тополя, и сунув руку в дупло. Белка разумеется сильно обругала меня, упомянув всех моих предков и рассказав всему лесу в каких позах она их видела, на своем беличьем языке, но ничего противопоставить мне не смогла. Я же разжился двумя горстями кедровых орешков, и пошел себе дальше. До меня еще долго доносился мат рассерженного грызуна, но было уже поздно.
