Сбежавшая попаданка, Вернуть невесту дракона (СИ) - Прягин
Сам мэтр Бурегун очень гордился своим моером. Тот, по странности, так и не закрылся, спустя положенные ему полчаса и уже на протяжении двух лет спокойненько себе булькал и иногда, крайне редко, плевался находками из других миров. Волшебник естественно решил, что не обязан сообщать об этой особенности мини-портала содружеству магов и лишний раз не показывал свое чудо редким приезжим гостям. Он закрывал его специально пленкой, а сверху накладывал иллюзию.
1. Рассказ Рэя Бредбери “Были они смуглые и золотоглазые”
Я называла чудо-озеро «мутной лужицей цвета принцесс» — но, конечно, делала это исключительно про себя. А вот его жена не одобряла ноу-хау мужа открыто. И часто — вслух. Считала опасным и лишенным здравого смысла баловством, хотя мэтр каждый раз повторял, что нет причин волноваться, если не засовывать в него руки, ноги и весь свой остальной любопытный организм.
Дело было в том, что большие порталы для перехода между мирами и их мелкие братья по вытягиванию исключительно неодушевленных предметов различались между собой концентрацией мойи и используемыми заклятиями. Считалось, что вторые могут причинить вред и обжечь человеческое тело. Однако, они были безвредны для представителей расы драконов и тех, кто на досуге успел совершить межмировой переход и чья кожа тесно контактировала с мойей — то есть для меня.
У волшебника имелась скромная коллекция иномирных предметов, которую он с любовью демонстрировал. Они почетно лежали на отдельном маленьком столике в его кабинете. Там была виниловая пластинка, зубная щётка и зеленая фигурка Йоды.
Персонажа «Звездных войн» мэтр Эвлин по незнанию относил к пантеону божеств чужого мира, но я зачем-то решила открыть ему глаза на правду.
И кто, спрашивается, меня только просил… Потом еще долго объясняла, что такое кино, как возник кинематограф (насколько позволяли собственные знания) и какие жанры существуют.
Маг очень воодушевился услышанным. Даже предложил хорошенько обдумать идею и возможность привнесения кинематографа на Иллот.
— Отец, чур, я получу все главные женские роли. — шутливо предложила я.
— Без сомнения, Эль. — с самым серьезным видом волшебник одобрил мечты дочери о великом успехе, а потом, расслышав в коридоре шаги своей жены, тихо шепнул мне, — Маме ни слова.
Я поднесла большой и указательный палец губам. Изобразила, как закрываю рот на замок и эффектно выбросила ключ в окно. Почти в ту же секунду до нас донесся шутливый голос Синтии:
— Почему-то мне кажется, что эти двое там в кабинете что-то замышляют! — мы с мэтром одновременно рассмеялись. — Товли, сходи-ка пошпионь за отцом и сестрой. — нарочито громко произнесла она, насылая на нас шпиона, и разговор о филиале Голливуда закрылся как-то сам.
— Не хочу, чтобы приезжали Мудэи, — Товли пнул маленькой ножкой круглый камушек и раздосадовано надул щеки.
В моменты недовольства он предпочитал перенимать привычки матери. И получалось у него намного лучше, чем со смехом мэтра.
Несколько дней назад отец сообщил — кстати, как ни странно, я абсолютно спокойно смогла называть совершенно чужих для меня людей папой и мамой и не ощущать при этом никакого дискомфорта — что получил письмо от каких-то своих дальних родственников.
Мудэи намеревались отправиться в столицу и по пути в город выказывали желание остановиться у нас на ночлег.
Приемные родители не планировали столь скоро демонстрировать меня обществу, но, когда это общество вдруг само мчится к тебе навстречу, выбора особо не остается. К тому же так или иначе однажды это все равно должно было случиться. Уж лучше комкать первый блин среди «родственников», чем среди совершенно незнакомых людей.
Да и отец уже привычно для меня усмехнулся, махнул рукой и уверенно произнес:
— Справимся.
— Прорвемся. — улыбнулась я в тот вечер в ответ.
А теперь вот в замешательстве смотрела на мелкого и задавала резонный вопрос:
— Почему не хочешь?
Но он только сильнее надул щеки и запыхтел.
Тогда я тихо сказала:
— Они, может, страшные? Похожи на маринованные огурцы? Или, — наигранно схватилась за сердце, — На твой обожаемый репей?
Тактика сработала, мелкий прыснул, весело захохотал и потряс головой, отчего светлые кудряшки на его голове пустились в дружный пляс.
— Нет. Они просто… вредные. — смех прервался, голос чуть задрожал и превратился в горький шепот, — Она снова будет издеваться над моим происхождением….
— В каком смысле?
Это какими недалекими родственниками надо быть, чтобы смеяться над ребенком? И что не так с его происхождением?
Эти дальняя родня, будь она хоть трижды самая ближняя, мне уже совершенно не нравилась.
— А ты, правда, до сих пор не поняла? — он посмотрел на меня с огромной надеждой, затаенной в глубине голубых глаз, — Родители разрешили мне самому открыть тебе правду, когда я сам того захочу. Но я все не решался…
— Правда, — напрягаясь, честно ответила малышу. — А что я должна была понять, Товли?
— То, что я… — он опустил на секунду глаза, чтобы затем вновь поднять их и посмотреть на меня с плохо скрываемой грустью, а после очень тихо шепнуть, — Я же не настоящий мальчик, глупая ты, тыковка…
Глава 11
Мне потребовалось некоторое время, чтобы переварить информацию. Я даже недоверчиво улыбнулась, надеясь, что малыш в итоге засмеется и признается в глупой шутке.
Но он молчал. И смотрел слишком серьезно. С ощутимым и нарастающим волнением мелкий ждал мою реакцию.
А я никак не могла взять в толк…
Что значит ненастоящий?
Он же не какой-то там виртуальный персонаж? Вполне себе реальный.
Ведь я не раз дотрагивалась до него, щекотала и никогда не замечала никаких фантастических отклонений в поведении.
Кроме…разве что…
Товли очень редко ел за семейными завтраками-обедами-ужинами. Эту особенность я уже успела подметить, но не придала ей значения.
Если он ловил мой вопросительный взгляд, то тут же ссылался на то, что успел перекусить. Обычно малыш лениво перекатывал картофелину по тарелке, словно это была телега с тяжелым грузом, или копался в каше с видом маленького пирата, ищущего в ней сокровища.
Я не сомневалась, что родители бы сделали ему замечание, если бы сомневались в том, что он действительно успел подкрепиться. К тому же он часто крутился возле матери, пока та готовила на кухне. Поэтому она лучше любого знала, ел малыш или нет.
А она ни разу на моей памяти его не ругала и не пыталась заставить есть овощи, как обычно это бывает в фильмах. Всегда только ласково улыбалась и уверяла, что вместо брокколи приготовит ему что-нибудь поинтереснее.
При виде зеленых соцветий Товли изображал гномика, заколдованного на вечные мучения, но, услышав
