Мажор на побегушках, или Жестокая дворянка (СИ) - Мила Ваниль
Неужели Ульяна наконец-то обрела покой?!
Егор не обманул, по дороге ничего не случилось. Если не считать того, что он сам чуть не умер…
Обошлось! Ульяна гнала прочь нехорошие мысли, но все же переживала сильно, пока Егор валялся в горячке. В бреду он звал все ту же Яночку и, порой, глядя на Ульяну мутным взглядом, просил прощения, бормоча: «Янка, Яночка, прости меня. Пожалуйста, прости».
Ульяна решила, что в Санкт-Петербурге Егор был знаком с какой-то панночкой Яниной и в чем-то перед ней провинился.
— Ты тоже Яна, — заметила тетка Марфа. И произнесла ее имя по слогам: — Уль-я-на.
— Глупости, — отмахнулась она. — Мы с детства друг друга не видели. Он меня и не помнит. Прощения просить не за что.
Кроме неизвестной Янки Егор звал то деда, то бабушку. И если первое понятно, воспитал-то его дед, то о какой бабушке твердил — тоже загадка. Жена Петра Фомича, как знала Ульяна, умерла давным-давно, и похоронена в Стожарах.
Очнувшись, Егор о своей Яночке не вспоминал, и Ульяна ни о чем не расспрашивала. Ей это без надобности. Выздоровел управляющий — и слава Богу!
Прошли уже те времена, когда Ульяна от мужчин шарахалась. После института ей сложно было к ним привыкнуть. Они пугали ее абсолютно всем! Воспитанницы жили в затворничестве, исключительно в женском обществе. Из мужчин к ним только служителей церкви и допускали, да и то стариков. Так что позже, уже в гувернантках, Ульяна заново училась общаться с мужчинами, принимать комплименты, не падать в обморок от сурового тона. Она даже пыталась взглянуть на них по-особенному, не ища мужа, но предполагая в уме, кому смогла бы отдать свое сердце.
От Жоржа Ульяну тошнило, хоть он и оказывал ей знаки внимания. А вот Егор сразу показался привлекательным. Она обратила бы на него внимание, даже если бы не видела дурацких снов с его участием. А когда Егор заболел, и Ульяне пришлось ухаживать за ним, она и вовсе заметила то, о чем раньше не задумывалась.
В такого, как Егор и влюбиться не грешно. Если бы Ульяна не была княжной, а он — крепостным, она так и сделала бы, не задумываясь. Он красивый, сильный, воспитанный… Благородный, хоть и не дворянского происхождения. Обтирая широкую мускулистую грудь, Ульяна даже трепет испытывала.
Но ведь нельзя. Нельзя! Ни к чему хорошему это не приведет.
В одном сердце точно успокоилось. Егор — не предатель, ему можно доверять.
Но и болело сердце тоже: из-за Василя, который так и не доехал до Стожар. Ульяна беспокоилась, запоздало коря себя в том, что бросила крепостного на произвол судьбы. Бумаги выправила, понадеялась, что он справится. А как теперь его искать? Людей посылать? Письма рассылать по дорожным станциям?
— Повремените еще, Ульяна Дмитриевна, — сказал Егор, когда она спросила у него совета. — Василь мог задержаться в пути, время еще есть. А пошлете кого, разминутся… Путь-то не близкий. Да и случись что, Василя к вам отправят. Он же за вами записан.
«Если он жив…»
Эти недосказанные слова не давали Ульяне возможности насладиться уединением и красотами местной природы. А тут еще Софья повадилась дергать ее по пустякам.
— Ульяна Дмитриевна, ваш управляющий велел Катерине и Авдотье в сад идти, участок под куртину расчищать.
— И что? — терпеливо спрашивала Ульяна.
— Так они в доме работают, сенные девки-то.
— А что они делают?
— Ну, так… Катерина за печами следит, Авдотья в уборке помогает.
— Печи сейчас не топят, уборки большой нет. Чем они занимались, когда Егор Алексеевич им дело нашел?
— Ну… так это… А вдруг понадобится кто?
— Когда понадобится, тогда Егор Алексеевич и решит, что делать.
Софья уходила сердитая, бормоча что-то себе под нос. И через полчаса возвращалась.
— Ульяна Дмитриевна, ваш управляющий сказал, что мы продукты переводим. Велел меньше блюд готовить!
Ульяна подозревала, что смысл в этом есть. Она уже видела, как Егор умеет торговаться, убедилась, что он знает выгоду. Но все же велела его позвать.
— Что за бунт на кухне? Почему Софья жалуется?
— Да накладно вам, Ульяна Дмитриевна, дворовых осетриной, да бужениной кормить.
— Что? — растерялась Ульяна. — Неужели воруют?
— Да как сказать, — вздохнул Егор. — Вы ж с Марфой Сергеевной едите, как птички, а еды на столе больше, чем вы в состоянии попробовать. Хорошее все, как и положено, но на большую семью. Человек на десять, а то и на пятнадцать. Остатки потом куда? Не задумывались?
— Как-то… не задумывалась, — призналась Ульяна.
— А остатками в людской трапезничают, — хмыкнул Егор. — Так-то не воруют, вы же не запрещали доедать?
— Не запрещала, — согласилась она. — Не выбрасывать же.
— Так зачем столько готовить? И без рябчиков, небось, дворовые не оголодают.
— Верно… — вздохнула Ульяна. — Егорушка, ты только проследи, чтобы и у них всего вдоволь было.
— Слушаюсь, Ульяна Дмитриевна.
Так Софья и после этого не унималась!
— Ульяна Дмитриевна, ваш управляющий велел липы в парке рубить!
Ульяна закатила глаза, но отправилась разбираться.
— Егор! Липы чем тебе помешали?!
— Липы? — удивился он. — Надо срубить одну. Старую. Погибло дерево. Того и гляди, упадет, да пришибет кого. Не привели Господь, вас!
— Ты мне лучше скажи, чего Софья на тебя взъелась? Не смог с девушкой поладить?
Егор отчего-то скис и почесал затылок.
— Тут такое дело, — ответил он, понизив голос. — Либо я чего-то не помню, либо она злится из-за того, что я у нее власть отнял.
— Не помнишь? — нахмурилась Ульяна. — К тебе память разве не вернулась?
— Нет, — признался он. — Иногда вспоминаю что-то, но чаще… туман.
Он поморщился и махнул рукой.
— Ульяна Дмитриевна, вы не переживайте. На работе это никак не…
— Да вижу, что никак, — перебила его Ульяна. — Ты стараешься, дом в порядок привел. Я же все вижу, все замечаю. Жаль, что память…
Она замолчала, а потом вдруг хлопнула в ладоши.
— Я придумала! — воскликнула она. — Ты же все время занят, верно? Только и работаешь, как приехали. Никуда не ходил, родных не навещал?
— Я дорогу к ним не найду. Да и некогда, верно.
— Завтра сходим с тобой на прогулку. Нет, лучше прокатимся верхом. Ты должен осмотреться. Здесь прошло твое детство. Это может помочь
