Джони, оу-е! Или назад в СССР (СИ) - Шелест Михаил Васильевич
В семидесятые годы танцевали довольно странно. Да и как можно танцевать под тяжёлый рок? Только маршировать! Вот все и маршировали, изображая из себя полуроботов. Кстати, сам танец «роботех» и его отпрыск — брейк-данс, появились гораздо позже. Мелькнула мысль, что можно попробовать продвинуть брейк-данс. Должен же я что-то изменить в этом мире. Начну с малого. Привью молодому поколению тягу к спорту. Нижние формы брейк-данса очень даже похожи на китайское «у-шу» стиля дракон.
Когда-то, когда я немного освоил каратэ, мне пришла в голову идея включить в танец движения из каратэковских «ката». При отсутствии любого смысла в движениях остальных танцующих, мои движения многим нравились. А связка блоков: аге, учи, гедан, сото уке, принималась всегда на ура. Но этот прорыв в танцах лично я сделал в семьдесят девятом.
Сейчас, в семьдесят третьем, карате пока ещё не затронуло общество, и такие движения могли у остальных танцующих вызвать отрицательные эмоции. Толпе не нравится когда кто-то ведёт себя «не как все». Могли и побить.
С карате, по мановению чьей-то руки охватившему широчайшие массы мужского (ине только) населения от мала до велика, случилось что-то не понятное. Оно вдруг появилось и потом его так же вдруг запретили. Говорят, произошёл всплеск насилия с тяжёлыми последствиями и грабежей.
Карате за кратчайший срок ставило сильнейший удар. Правда, в ущерб подвижности. Но грабителем не нужна была подвижность. Грабитель наносил жертве неожиданный акцентированный удар и снимал ценные вещи с «бесчувственного тела», как говорил таксист из «Брильянтовой руки». Бокс давал движения, полезные в драке. Удар в боксе ставится годами. Некоторые боксёры так и остаются «безударными». Не даром возник термин «панчер».
А каратисты все проходят тамэсивари. Это обязательная дисциплина, которую без сильного удара не выполнить.
Так, размышляя о прошлом и будущем, я «лабал» на клавишах бездумно. Наверное, поэтому у меня и получалось. Моторика, это, всё-таки, рефлексы, а рефлексы — это подкорка мозга, а мозг Женьки теперь оккупировал я, то есть — мой разум. Похоже, путём ежедневных медитаций, мой разум постепенно подчинял Женькин мозг.
Но его тело не привыкшее к тем движениям, к которым приучил своё тело я, не могло повторить все команды моего разума. Например, движения какого-то спорта. Мышцы мешали друг другу. Так у меня получалось с боксом и самбо. То есть, ни самбо, ни бокс пока не получались.
Но пальцы, кроме мизинца и безымянного, бегали по клавишам относительно неплохо. Женька, оказывается, баловался печатанием на пишушей машинке, которую Сашка откуда-то притащил для распечатывания курсовых. Однако руки сильно устали уже к четвёртой песне. Представляю, если бы пришлось играть на электрогитаре… Пальцы стёр бы до локтей.
— Руки устали, — сказал я стоящему рядом Славику-басисту. — Может я что-нибудь на гитаре сыграю. На акустике. «Снилось мне», например. Там можно без органа обойтись, а стринга у вас нет.
— На Вермоне есть стринг, — отреагировал Славик.
— Таким стрингом, как на этой Вермоне, только крыс из города изгонять. Но не суть.
— Да играй. У тебя и без нас неплохо получалось.
— Не-не. Помогайте. Мне ритм нужен. И между вторым и третьим куплетами проигрыш. После слов «за собой». Мне откашляться надо будет.
— Окей.
— И ты, это… Объяви, что песня написана музыкантом из Москвы Алексеем Романовым.
— Да, нафиг?
— Надо, Слава. Я обещание дал, — надавил на него я, не объясняя, что обещание я дал себе.
— Окей.
Славик подошёл к микрофону и объявил:
— А сейчас для вас прозвучит новая песня молодого московского музыканта Алексея Романова. Она называется «Сон». Исполнит наш новый клавишник…
Он отшатнулся от микрофона.
— Как тебя зовут, парень?
— Джон, — сказал я.
Сдавик снова наклонился к микрофону.
— Наш новый клавишник Джон. Девушкам он позволяет называть себя… Джони. И так… Медляк!
Эхо ревербератора подхватило и понесло: «Ляк-ляк-ляк-ляк…»
Петь я начал сразу:
— Снилось мне, неожиданно выпал снег….
Басист ударил своим «ту-дум» на «неожиданно» так неожиданно, что многие вздрогнули. А барабанщик ударил в тарелки на слово «выпал» и мороз пробежал по моей коже. Получилось неожиданно круто. Проигрыш я намеренно повторил, попискивая высокими струнами.
— … Жаль, что это только снилось мне, — закончил я петь.
— Фух! — выдохнул Славик. — Ну, ты, брат, дал им…
Он не нашёл какого-то слова и протянул мне руку, а в микрофон кикнул:
— Девушки! Это — Джони!
Девушки смотрели на меня подозрительно пристально. Мне захотелось похулиганить.
— Давай я «Пресли» сбацаю. Хаунд Дога?
Славик хмыкнул и посмотрел на Гутмана.
— Пресли запрещён худсоветом, — сказал тот. — Особенно Хаунд Дог. Да и не поймёт тут никто на площадке. Рокнрол ведь чистейший. Тут такое не прокатывает. Не Америка. Давайте лучше «Свит чайлд» споём. Я основную, он на подпевке по высоким. У нас никто не вытянет.
— Окей, — сказал Славик.
— Ладно, — пожал плечами я. — Два медляка подряд — не жирно?
— Нормально.
Я завёл шарманку под названием «Вермона» и мы втроём очень неплохо и исполнили «Дитя времени». Потом были песни Советской эстрады. Спели и песню Юрия Антонова «Для меня нет тебя прекрасней».
После большого «перекура», во время которого, я, вспомнив про Женьку Позднякова, метнулся ко входу, но выходить не стал. Контролёрша не впустила бы без билета, однозначно. Маякнув Женке, толкающемуся за невидимым барьером, я отошёл в сторону к сетке, Туда же подошёл и Поздняков. Рядом с ним толкались недовольные парни, слегка быковатые на вид.
— Это ты там, что ли на сцене пел? — недоверчиво вопросил клубный кореш.
— Я, Женя. Припахали. У них клавишник заболел. Вот и попросили.
— Молодца! Нормально ты про снег спел. Новая песня. Ну чо делать будем? Пацаны недовольны. Говорят, так н е договаривались… Башляй, по пятёрику, да мы пойдём.
Договаривались по трояку на брата.
— Готов и по пятёрику, базара нет. Но если подождёте, дам тридцать.
— Каждому, — улыбнулся Женька.
— На всех, Женя, на всех.
— А как мы их делить будем?
— Ладно, Жень, Берите двадцатник и валите.
Я полез в карман.
— Чо он такой наглый? — спросил один из «толпы». — Щас на ухо поставим и всё.
— Я тебе, блять, поставлю, Ухо. Это мой бизнес-партнёр. Через него тебе футболка оттопырилась по дешману.
— Ни хера себе, по дешману? Полтиник!
— Всё, бля, не трынди, а то вломлю, — прервал Женька рассуждения о справедливости. — Мы с ним вместе боремся ещё, а это даже важнее бизнеса. Правда, Жека?
— Точно, подтвердил я. Надо будет, я за Женьку, пасть порву и моргала выколю. И за вас встану, только за деньги.
— Да мы и сами кому хочешь моргала повыкалываем. Гы-гы-гы, — выразил своё отношение к происходящему другой интеллектуал.
Я посмотрел на Женьку. Тот пожал плечами и скривился.
— Короче. Вот вам по пятёрке, — выдал я Женьке двадцатку. — Хотите ждите, хотите нет. А мне на сцену пора.
Сыграли и спели ещё несколько песен из репертуара Славика. Потом я спел Антоновскую «Снова месяц взошёл на трон», ещё не спетую автором. Чужие песни мне были не нужны, но будущих советских авторов я объявлял, а зарубежных нет. Так, например, я без зазрения совести исполнил под гитару пару песен Джо Дасена.
Мне, после каждой исполненной песни, начинали хлопать. Девушки, естественно. Мастерку я снял и остался в футболке с индейцем, на которую обратили внимание и музыканты.
— Классный прикид у тебя, Джон. Стильно! Где брал? Я бы такую своему димке взял, — как-то сказал Славик.
— Сыну?
— Офигел, что ли? Брату! Мне двадцать два ещё. Нафиг жениться, когда вокруг такие девчёнки. Тебе, кстати, не предлагаю задержаться после танцев. Мы потом к Толику на фатеру едем. С девчонками, конечно. А ты, Джон, мимо кассы пока. Извини.
— Понятно. Я домой.
