Физрук: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович

— Ну не знаю… — протянула она. — Я там попросила Иваныча, нашего сантехника, на вахте побыть… Он бурчать будет, если я задержусь…

В слово «задержусь» она вложила всю силу своей неутоленной страсти.

— А Иваныча мы задобрим вот этим… — возразил я, показывая на банку пива.

От слова «мы», произнесенном мною без всякого подтекста, тетя Груня совсем поплыла. Она опустилась на свободный стул. Тот недовольно скрипнул.

— Ой, что это! — всплеснула сарделечными руками женщина.

— Это — пиво, — ответил я. — Выпущенное к Московской олимпиаде для иностранных гостей… Хотите попробовать?

Она кивнула, хотя глаза ее стали грустными, словно упоминание олимпийских игр доставило ей боль.

— А вы… вы тоже участвовали? — вздохнула вахтерша.

— В Играх? — уточнил я. — Приходилось… В составе студенческой сборной.

— А я, кажется, вас видела… по телевизору!

— Вполне возможно, — не стал я отпираться. В самом деле, кто знает этого кэмээса Данилова. Может он и впрямь участвовал? — Да вы ешьте-ешьте, Груня!.. Вот отбивная… Бутербродик с икоркой…

Я открыл две банки, и мы пригубили. Вахтерша налегла на элитную закусь. Я тоже — не побрезговал. За пивком и отменной жрачкой у нас продолжилась задушевная беседа. Груня пожаловалась на свою судьбу-судьбинушку… Долюшку женскую.

Моя догадка о том, что она когда-то имела отношение к общепиту, оказалось верной. И печаль ее по поводу Олимпиады была вполне оправданной. Насколько я понял, через Литейск пролегал один из автомобильных маршрутов, по которому участники и гости Игр двигались в Москву.

Поэтому в городе открыли несколько новых злачных заведений и модернизировали старые. Иностранцев в них должны были обслуживать по первому классу. Для чего завезли лучшие продукты и напитки, и все, что необходимо: посуду, столовые приборы, даже салфетки. Груня как раз заведовала одним из кафе. По ее словам, она превратила это некогда убогое заведение в лучшую точку общепита в городе. Однако оказалось, что иностранцы чаще проезжали мимо, чем заглядывали в кафе «Ласточка», зато от местных отбою не было.

А едва Олимпиада закончилась, в «Ласточку» нагрянула ревизия. Недостача оказалась не слишком большая, поэтому уголовное дело на заведующую не завели, а вот с хлебной должностью ей пришлось расстаться. Формально не было оснований не брать ее на работу в систему общественного питания, но вчерашние коллеги шарахались от нее, как черт от ладана, вот она и докатилась до должности вахтерши в рабочей общаге. На словах я бурно сочувствовал Груне, но по части физического утешения инициативы никак не проявлял, не смотря на выпитое пиво. Напротив, перевел разговор на свои бытовые трудности.

Разомлевшая собеседница, не потерявшая надежды на кусочек большой и чистой любви прямо у меня в комнате, готова была пообещать любое содействие. Тем более, что запросы мои невелики. Всего-то — убрать лишнюю койку. Поставить в комнату холодильник и что-нибудь, чем можно скрасить досуг. Тетя Груня оказалась дамой деловой. Холодильник она обещала достать, но предупредила, что тот останется на балансе общежития номер восемь. А вот насчет досуга посоветовала заглянуть в комиссионку. Благо у нее там хорошая подруга работает. Кроме того, вахтерша научила меня как разговаривать с продавцом.

— В комиссионке товар продается по цене, которую хочет получить тот, кто сдал его на комиссию, — начала объяснять она, — плюс наценка самого магазина. Обычно — это дорого, но если сказать, что ты не от себя пришел, а от какого-нибудь влиятельного в городе человека, тебе продадут товар по цене продавца.

— Ох, спасибо, Груня! — искренне обрадовался я. — Я бы вот прямо сейчас сбегал! Если не возражаете…

— Ну а чего же мне возражать, — вздохнула она, хотя тон ее противоречил словам. — Я даже еще один добрый совет дам…

— Я весь внимание!

— Не бери импортную технику, — сказала она, снова переходя на «ты».

— Это почему?

— Да наши, как до заграницы дорвутся, скупают там все, что найдут в их комиссионках, а буржуи, особенно — немцы, сдают товар уж очень заезженный. А потом его наши гоняют до почти полной непригодности… Купишь, к примеру, магнитофон, а он через полгода накроется… Так что лучше бери что-нибудь наше. Сломается, так хоть запчасти для ремонта достанешь…

— Спасибо, Груня! — искренне повторил я и поцеловал в пухлую щеку.

Выражение ее глаз стало непередаваемым.

— Погоди, Саня, — выдохнула она. — Ты же не знаешь, где у нас комиссионка…

— Нет, — признался я.

— И пока своим ходом, она закроется… — вахтерша решительно поднялась. — Сейчас я тебя транспортом обеспечу.

И выкатилась в коридор. Я натянул башмаки, схватил куртку. Проверил наличие документов и денег, и кинулся за нею, едва не забыв запереть дверь комнаты. А Груня уже молотила пудовым кулаком в соседнюю дверь. Наконец та открылась и показалась мятая, заспанная рожа.

— Петюня, давай быстро собирайся, — велела вахтерша, которая в общаге явно была в большом авторитете. — Вот отвезешь товарища на Дзержинского семнадцать…

— Да ты чё, Аграфена Юльевна! — попыталась возразить рожа. — Мне же в ночь сегодня!

— Успеешь еще доспать! — отрезала Груня. — А вот если я запрещу тебе во дворе свой драндулет ставить, точно высыпаться не будешь…

— Да я разве против, — пробурчал Петюня. — Пусть товарищ во двор спускается.

— Пойдем, — сказала мне вахтерша.

И мы спустились во внутренний двор общежития. Драндулет оказался грузовиком марки «МАЗ». Через минуту появился водила. Он забрался в зеленую кабину и завел движок.

— Удачи тебе, Саня! — пожелала Аграфена Юльевна и ушла, расстроено покачивая объемистыми бедрами.

— Ну садись что-ли! — перекрикнул рык мотора Петюня.

Я вскарабкался в кабину. Он посигналил, и старичок сторож открыл железные ворота. «МАЗ» выкатил на улицу. Покатил, громыхая пустым кузовом.

— Что, парень, и на тебя наша Груня глаз положила? — ухмыляясь, осведомился шоферюга.

— С чего ты взял? — угрюмо спросил я, и в прошлой жизни не любивший обсуждать с посторонними свои личные дела.

— Да она не одного смазливого мужика в общаге не пропускает… Ты смотри, паря, не ошибись!

Глава 10

— Не ошибиться — в чем? — спрашиваю.

— Тебе виднее, я тебе не советчик… — многозначительно хмыкнул водила.

— Тогда крути баранку и не суй нос не в свои дела…

Он поморщился, но промолчал. Так мы и доехали до комиссионного магазина на улице Дзержинского. Я честно сунул Петюне трешник. Не привык к халяве.

— Тебя ждать? — оживился он.

— Не надо! — отмахнулся я. — Езжай, отсыпайся!

И я выбрался из кабины. Посмотрел на часы. Было без пятнадцати четыре. Я подошел к комиссионному магазину и обнаружил, что тот закрыт на обед до 16.00. Странно, особенно если учитывать, что в 18.00 рабочий день заканчивается. Чтобы не тратить времени даром, я решил заглянуть в другие магазины, что занимали первый этаж длинного серого дома. Но они тоже оказались закрыты на обед. Вот блин… Я же хотел купить новый врезной замок для своей комнаты в общаге. Из работающих магазинов оказались только молочный и хлебный, а вот все непродуктовые, как один, обедали до шестнадцати часов.

Промаявшись без толку пятнадцать минут, я ворвался в комиссионку, словно за мною гнались. Продавцы посмотрели на меня без всякого интереса, словно им было все равно, куплю ли я что-нибудь из хлама, заполонившего углы, полки и витрины. Я сразу направился в отдел радиотехники. Не скажу, что полки в нем ломились от импортной аппаратуры, но разные там «Шарпы» и «Грюндики» присутствовали. На них я даже смотреть не стал. Цены от 500 рублей и выше. Выходит, не все в СССР было дешево?

Мне приглянулся в меру плоский кассетный магнитофон «Десна» в стильном кожаном чехле с дырочками. Стоил он всего-то 100 рублей. Его, помнится, применяли корреспонденты для записывания интервью, а для прослушивания музыки — агрегат не самый лучший, но зато его удобно носить в таком кожухе. Переносные бумбоксы еще не народились и мне вдруг захотелось именно такой портативный магнитофон. Но цена кусалась.