Колхоз. Назад в СССР 5 - Павел Барчук
Короче, я выбрал единственный верный вариант. Просто замолчал и не отвечал ничего. К тому же, в этот момент, не зависимо от своего желания, вдруг представил, что же пришло в голову 65-ти летней Елене Юрьевне, когда она прочитала, будто я мечтаю о её груди. А потом ещё добавил, что это меня возбуждает. Земля медленно поплыли куда-то в сторону. Мне было уже не страшно. Я был в ужасе. Потому что начал догадываться, на кой черт она раскрасилась, как индеец перед боем, и нацепила это платье.
С одной стороны, хотелось истерически расхохотаться, с другой стороны, я боялся, что она доложит об этой ситуации матери и не будет больше симпатичной Елены Юрьевны. А если не доложит, то тогда, скорее всего, не будет меня. Потому что сохранить все это в тайне можно лишь при одном раскладе. Если я подтвержу слова сообщения делом. Хотя, надежда, что я ошибаюсь ещё теплилась во мне.
Ситуация разрешилась неожиданным образом. Поправив прическу взмахом ладони со старческими пигментационными пятнами, а я успел разглядеть и это, кокетливо улыбаясь, она пониженным голосом пробасила.
— Если честно, я сначала разозлилась на Вашу дерзость, но потом, должна сказать откровенно, поняла, что было приятно получить от Вас такое неожиданное признание. Приятно, как женщине, само собой.
В который раз за одно утро земля ушла у меня из под ног. Думаю, вот это номер. То есть, даже не скрывает.
Неожиданно появилось вдохновение. Опять же, на фоне стресса, так думаю. Ясен хрен у меня был стресс. Я вообще не хотел эту женщину. А от мысли, что она может хотеть меня, становилось дурно. Но и сказать ей в лоб все это не мог. Уже тогда я понимал, категорично нельзя отказывать женщине в грубой форме.
— Елена Юрьевна, простите меня, пожалуйста, за вольность! Весна. Гормоны. Я сам не свой. Мне всегда нравились женщины старшего возраста. Простите, что проявил слабость. Я не должен был так делать. Я обещаю, что больше никогда не позволю себе подобного по отношению к Вам! — Выпалил на одном дыхании и замер, прислушиваясь к звукам внизу. Пытался сообразить, если я закричу, сразу ли прибежит охрана. Ибо, в случае любых поползновений с её стороны, самому мне не отбиться.
— Не надо извинятся, Денис. Я одинока, как женщина. Вы, несмотря на молодость, привлекательны и тоже одиноки. Все предельно ясно. Вам не хватает материнской любви… Мы же взрослые люди, я Вас прекрасно понимаю и ничто человеческое мне не чуждо. Если и Вы понимаете о чем я…
На этих словах она опять кокетливо улыбнулась, а я подумал: «Мля, какой лютый мандец!» Главное, меня уже называют взрослым, и это хреновый признак.
Она сделала паузу. Я молчал. Язык отнялся. Соображал, если выпрыгну в окно, сломаю ли ноги. Блин, но лучше я себе ноги, чем она мне психику. Елена Юрьевна вздохнула томно и продолжила.
— Мне кажется, Вы сейчас находитесь в состоянии посттравматического стресса, связанного с будущим поступлением. Вы не совсем адекватны. Вам надо отдохнуть. Давайте впредь будем считать, что этого разговора не было…
Никогда в жизни с такой скоростью и восторгом я не соглашался с человеком, намекающим, что я псих…
И вот сейчас, пока Матвей Егорыч и Семён спорили, я вдруг вспомнил этот случай. Казалось бы, при чем тут Елена Юрьевна и рассказ деда. Теоретически — ни при чем. А по факту — меня осенило. Что я знаю об Аристархе Милославском? Кроме того, что он удивительный мудак. Да ничего! Откуда, кто такой и вообще, где его маман отыскала — ничего этого нет в моей голове. А вот теперь вернёмся к тому случаю с Еленами Юрьевнами.
Имя одно и то же, а люди разные. Сам факт. Имя принадлежит одному человеку, но в итоге на его месте оказался другой. А теперь, можно добавить к этому слова Матвея Егорыча про послевоенное время. Путанница с документами, все такое.
Но главное, Нина Григорьевна, когда рассказывала про завод, сделала акцент. Мол, так строго отбирали народ, что проверяли всю семью. И этот отдел военный. Ерунда. Гебешники сто процентов сидели. Соответственно, сбить с истинного пути Милославского после того, как он стал инженером, не могли. Раз он прошел все проверки, значит, человек надежный. Соответственно, срочно необходимо поговорить с маменькой и выяснить, как она познакомилась с Аристархом. Есть у меня теперь мысль. И это, конечно, будет полная задница.
Глава 9:
О верности поговорки, мы предполагаем, а в итоге, дуля на плстном масле
Светланочка Сергеевна будто сквозь землю провалилась. Я обежал всю округу. Нет её нигде. Ни на пруду. Ни в саду. Ни даже у Ольги Ивановны. А к соседке я тоже заглянул.
В итоге, получил пожелание провалиться сквозь землю, потому что, по твердому убеждению соседки, все проблемы в их селе начались исключительно после моего появления. С такой формулировкой я был в корне не согласен, но спорить не стал. По мне, наоборот, Зеленухи — одно большое проклятие. Удалился молча. И очень быстро. Сбежал, короче. Просто Ольга Ивановна, возлежавшая на диване со своей пострадавшей ногой, швырнула в мою сторону подушку. Видимо, решив, раз сам я «ко всем чертям» не хочу валить, то надо этому процессу помочь. А подушки, на секундочки, в деревне перьевые. То есть, внутри достаточно плотно набито перо. Не знаю, чье, потому что одной подушкой можно при хорошем ударе свалить пару человек. Тяжеленные, страсть насколько.
В общем, до вечера маман так и не обозначилась. Только когда дядька пришёл с работы и мы уселись за стол, Светланочка Сергеевна явила свой светлый лик, который, мягко говоря, был не совсем светлый. По причине нетрезвости данного лика. А если уж совсем откровенно, то маменька изволила быть в хлам. Просто в хламину.
От такого явления охренели все. Дядька, Настя, Машка, Андрюха, само собой я. Даже дед Мотя, который так и остался с нами, а соответственно, тоже был приглашен на ужин. Правда, его до глубины души поразило не состояние Светланочки Сергеевны, а то, что она ухитрилась налакаться без участия самого Матвея Егорыча. По мнению деда, которое было написано на его
