Артиллерист: Назад в СССР - Павел Ларин
А я вообще не успел не то, чтоб встать. Даже задницу оторвать от стула. Замполита уже несло в одни ему ведомые дебри. Цветом лица он сравнялся с этим своим блокнотом. А учитывая его тучную комплекцию, я, например, даже стал переживать, не долбанет ли его инсульт.
— Не хотите жить как люди, будете жить по уставу! Голова у солдата — чтоб думать, а ты что делаешь? Ничего? Тогда давай быстрее! А ржать, это, Соколов, к коням. Видишь среди своих товарищей коней?
Кстати, с замполитом история один хрен имела продолжение. Не в смысле того, что он ходил потом за мной и убивал мой разум своими удивительными по абсурдности выражениями. А вообще, в принципе.
Мы топали с ужина, когда мне снова пришлось отправиться на встречу с майором. Замполит был именно в таком звании. Майор Золотнюк, если говорить более точно.
Учитывая, что с первой встречи, на которой мы ни о чем не договорились, прошло времени всего несколько дней, подозрение возникло и у меня, и у моих товарищей, и даже у сержанта Сидорова. Того самого, который учил нас «натягивать кровати». Правда, все мы подумали о разных вещах.
Я, сделав максимально удивлённое лицо, мол, сам не пойму, что происходит, отправился в уже известный кабинет.
Как выяснилось, дело оказалось в следующем. После окончательного избавления от домашних привычек и ненужного по мнению отцов — командиров налета гражданской жизни, нам должны были назначить дату присяги. В этот день, как объяснил майор Золотнюк, для призывников будут организованы праздничные мероприятия. Сначала — торжественное построение, затем будущие воины примут присягу на верность своей Родине. Потом торжественная часть обычно заканчивалась праздничным обедом, а вновь испеченные воины освобождались до конца дня ото всех видов занятий. На следующий день для них начиналась настоящая служба.
Но майор Золотнюк имел необъяснимую, сильную тягу к прекрасному. Поэтому решил, что те самые праздничные мероприятия, о которых шла речь, должны быть организованы исключительно хорошо. То есть — концерт самодеятельности.
— Соколов, ты поешь и играешь на гитаре. — Это было сказано вовсе не в форме вопроса.
— Кто? Я? — Так обалдел от этого заявления, что ляпнул, не подумав. Правда тут же исправился. — Извините, товарищ майор, вырвалось. От счастья.
А сам стою и думаю, какая же удивительная сволочь Соколов. То есть мы еще и поем. Просто в своей прошлой настоящей жизни я, конечно, любил посещать караоке — бары. Но делал это исключительно в состоянии полного аута, потому что вокальные данные у меня такие мощные, можно в тайгу на медведей отправлять. Они сдохнут либо от смеха, либо от желания избежать этого мучительного процесса. Пел я отвратительно. Ужасно. Но почему-то под алкоголем испытывал потребность обязательно взять в руки микрофон и завыть что-то из репертуара того же Лепса. Ключевое слово — завыть.
А тут такая новость. Нет, может, Соколов и поет. И даже, вполне возможно, у него есть талант. Но как это будет выглядеть при моем участии, представить не могу.
— Так вот, Соколов. Лично тебе — задание. Подготовить песню собственного сочинения. О том, как сильно изменилась твоя жизнь благодаря армии. Как ты поумнел, возмужал и понял, служить на благо Родины — лучшее, что может быть. Учти, впереди смотр войсковой самодеятельности. Авторские номера премируются дополнительными баллами. Если подготовишь достойный номер для праздничных мероприятий, посвящённых принятию присяги, отправлю тебя на смотр. А это, Соколов, между прочим, честь. Для тебя, естественно.
Я, памятуя о своей роли идиота, которую выбрал для общения с замполитом, стоял с широкой улыбкой на лице и выражением абсолютно дебильного счастья.
Про себя подумал, ну, ок. Хочете песен - их есть у меня. Как говорил один диджей. Я Вам, товарищ майор, такой номер забабахаю. Вы меня до конца жизни будете вспоминать. А точнее, Соколова.
Замполит был доволен, не понимая глубины пропасти, в которую он собственноручно сейчас сделал шаг. Потому что, забегая вперед, скажу, песню я подготовил. Собственного сочинения. И даже ее исполнил. Как того хотел майор Золотнюк. Но это было чуть позже. А пока что, получив приказ от замполита, я вышел из его кабинета и отправился в расположение.
Подходило время просмотра наиважнейших для солдата передач. Кстати, настоящим откровением стало для меня наличие телевизора. Оказалось, с самого начала службы для советских солдат существовали только две телепередачи, которые они не только имели право, но и обязаны были смотреть — ежевечерняя программа «Время» в 21.00 и «Служу Советскому Союзу!» в 10 часов утра по воскресеньям. Просто в тот, первый день, когда мы прибыли в часть, нам фантастически повезло. И вместо нудного сидения напротив телевизора мы маршировали на «прогулке». Не знаю, конечно, что лучше. Во втором случае в мою душу глубоко запали три минуты «на перекур».
С едой, которую давали в столовой, тоже практически смирился. Единственное, что никак не уживалось в моем организме, это сало. Не потому что я противник жирной пищи. Упаси боже. Люблю хороший шашлычок из свининки. Даже просто, пожаренные на сковороде кусочки мяса порадуют меня, более чем.
Просто дело в том, что никакой «свинины» в общепринятом у нормальных людей понимании нам, солдатам, никогда не давали. А есть свинину, состоящую из жареного или вареного волосатого сала — не такое уж простое дело. Оно реально было волосатое. Вся щетина имелась там, где и была придумана природой. Тут нужна привычка, иначе может и вырвать, как незадачливого путешественника 19 века на званом ужине у каких-нибудь полинезийских дикарей.
Впрочем, через некоторое время после начала службы, я обратил внимание, что многие солдаты овладели искусством поедать такую пищу. В том числе и те, которые, по моему подозрению, вообще имели другое вероисповедание. Потому что чувство голода, конечно, не покидало нас никогда. Я и сам, что уж греха таить, со временем, мог иногда отведать такого сальца, особенно если оно было хорошо прожарено и посыпано сухарями. Хотя, среди солдат это, конечно, не приветствовалось. То есть, это было не западло, конечно, но являлось мишенью для тонкого солдатского юмора. А вот есть чужие куски сала, от которых с отвращением отвернулись другие солдаты — вот это было уже западло.
В общем, потихоньку я втягивался в армейский быт, с ужасом понимая, что перспектива выяснить смысл своего существования в этом теле и в этом времени, уплывает все дальше. А это было важным. Я точно
