Чекист. Тайная дипломатия 2 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Не сказать, что Яков оценил оружие дорого. Или у него еще ствол есть? Если зайти на Лубянку, потрясти «заначки», то можно и браунинг купить. Или проще зайти к оружейнику, но стоит ли?

— А баш на баш, да еще двести тысяч сверху, без отдачи?

— А что дашь? — заинтересовался Яков.

— Кольт, — лаконично отозвался я.

— Английский заказ? — с жадностью поинтересовался Блюмкин. Ишь, даже глаза загорелись. Зря я ему деньги пообещал, можно и так выменять.

— А какой же еще? — пожал я плечами. — Не револьвер же.

— Я с такой пушкой на Мирбаха ходил, — мечтательно вздохнул Блюмкин. — Эх, как вспомню, как этот граф от меня удирал, а я ему в спину один патрон засадил, потом второй.

— А ухайдакали вы его гранатой, — усмехнулся я и не преминул уколоть убийцу. — Еще слышал, что на самом-то деле его Андреев убил, а не ты.

— Да что Андреев? — наморщил мясистый нос Яков, словно съел дольку лимона. — Колька Андреев у меня на подхвате был, портфель нес, в котором бумаги лежали, а убивал Мирбаха я.

Я не стал спорить. Николай Андреев, второй участник убийства немецкого посла не то уже умер, не то вот-вот должен умереть от тифа и сказать слово в свою защиту не сможет.

— Он у тебя при себе?

Блюмкин пристально принялся рассматривать меня и мои карманы. Верно, искал, который оттопыривается, но не углядел.

— При себе, — кивнул я и предложил. —Только, давай выйдем отсюда, чтобы пушками на виду не трясти, людей не пугать.

Может, кольт для кого-то и лучше, но мне браунинг все равно роднее. И надо какого-нибудь сапожника отыскать, чтобы стачал кобуру скрытого ношения. И как я раньше о ней не подумал?

— Слушай, давай все-таки пятьсот тысяч, — сузил глаза Блюмкин.

— Шиш, — отозвался я. — За такой обмен вы мне платить должны, а не я.Ну да ладно, я нынче добрый.

Глава девятая. Квартирный вопрос

Поиск товарища Трилиссера я представлял несколько по-другому. Думал, что созвонюсь с утра с Академией Генерального штаба РККА, попрошу пригласить означенного товарища к телефону, договорюсь о встрече. Но оказалось, что занятия у курсантов начинаются в восемнадцать тридцать, а заканчиваются в двадцать два ноль-ноль. Интересно, почему такой странный график и чем занимаются преподаватели и курсанты в остальное время дня? Ну да ладно. Может, слушатели Академии заняты на охране общественного порядка, или еще что-то. И так же, свободно, по телефону, мне сообщили, что курсант Трилиссер в настоящее время пребывает в общежитии, подробно разъяснили, как туда проехать. М-да, почему я не японский шпион? Но все равно, спасибо за информацию, а теперь брать ноги в руки (вернее, седлать служебный автомобиль) и отправляться на поиски.

К счастью, долго искать не пришлось. За каменным зданием учебного корпуса скрывалось еще одно — двухэтажное деревянное. Ни часового при входе, ни хотя бы дневального внутри я не узрел, зато над дверью красовалась вывеска, повествующая, что здесь располагается «Образцовое общежитие красных командиров». Нет, ну почему я не диверсант? Заложить тут килограмм десять взрывчатки, никто не заметит. И как левые эсеры до сих пор о том не пронюхали?

В длинной, словно пенал, комнате, рассчитанной человек на двадцать, я обнаружил двух человек в гимнастерках. Первый — совсем молодой, может, ровесник, а может чуть старше, сидел за круглым столом и занимался весьма важным делом — решал какую-то арифметическую задачу. Время от времени парень поднимал глаза и с тоской вопрошал:

— Меер Абрамович, так имей же совесть — подскажи!

Тот, к кому он обращался — мужчина лет под сорок, в очках, с усиками щеточкой, отвечал, сидевший напротив, ехидно посматривая поверх газеты:

— Кирилл, я тебе уже два раза подсказывал, своя голова есть — думай. Если тебя спросят, на меня не кивнешь. И вообще — мы такие задачи вчера два часа решали.

Я с некоторым страхом и возросшим уважением посмотрел на потенциального сотрудника. Ишь, в арифметике разбирается. И вместо того, чтобы вместе с газетой улечься поверх кровати, чинно сидит за столом. Аккуратист, однако.

— Вы к кому, товарищ? — строго поинтересовался мужчина в очках, переводя взор на меня.

— Если вы товарищ Трилиссер, тогда к вам, — ответил я, доставая из кармана удостоверение. Как и положено, предъявил документ в развернутом виде, не давая в руки.

— Ого, важная персона, — хмыкнул Меер Абрамович. — А по какому вопросу?

Я посмотрел на парня, сидевшего за столом, давая понять, что разговор будет конфиденциальный и Трилиссер меня прекрасно понял. Понял это и парень, возопивший:

— Меер Абрамович, да будь же ты человеком, подскажи! А не то уйдешь, а мне завтра «неуд» влепят из-за тебя.

— Товарищ Мерецков, я вам уже два раз говорил, что красному командиру голова дана для того, чтобы он ею думал, — строго сказал Трилиссер, пропуская меня вперед.

Мерецков? Вот те на. А я-то думал, что у будущего маршала проблем с математикой не было. Хотя, все мы люди.

Мы вышли на улицу. Меер Абрамович, неспешно закуривая, хмыкнул:

— Ну вот, сподобился познакомиться с легендарным Аксеновым.

Легендарным? Уж кто бы об этом говорил, а не легенда внешней разведки. Не удержавшись, спросил:

— А с чего вдруг я стал легендой?

— Брат рассказывал, — ответил Трилиссер. Увидев мое изумление, пояснил. — Мой родной брат — он сейчас в десятой дивизии служит, в девятнадцатом работал в Череповецкой губернии. Так там на заседании губисполкома решали вопрос о торжественном захоронении героя революции и гражданской войны, а если, дескать, не удастся отыскать тело, то установить на площади Жертв революции ваш кенотаф.

Странно, что ни Есин, во время нашей встречи в Москве, ни земляки, с которыми я встречался недавно, даже не заикались об увековечении моей памяти. Вот было бы забавно, если бы по приезду в Череповец я обнаружил памятник самому себе. Я поежился. Может, кому-нибудь и приятно, а как по мне, так ну его нафиг.

— Как я понимаю, начальник ИНО ВЧК явился ко мне не просто так?

— Разумеется, — кивнул я. — Хотя, с вами полезно пообщаться в любом случае.

— А зачем?

— Ну, хотя бы для того, чтобы перенять ваш опыт, — прищурился я. — Например, как вы умудрялись распознавать филеров среди эмиграции?

Я думал, что сейчас Трилиссер начнет в удивлении таращить глаза, допытываться, откуда мне известны эти сведения, но вместо этого он только покачал головой и вздохнул:

— Эх, Наталья Андреевна, Наталья Андреевна. Вроде бы, не болтливая женщина, а на тебе.

— А при чем здесь Наталья Андреевна? — напрягся я.

Кажется, мой тон не слишком понравился Трилиссеру. Или удивил.

— А разве о моей деятельности в эмиграции вы узнали не от своей супруги?

Так-так… До меня вдруг дошло, что Трилиссер, о чьей работе за границей среди большевиков-эмигрантов по выявлению кротов и стукачей я читал в его же биографии, мог пересекаться с дочерью графа Комаровского. А ведь он мог знать Наташку еще по Первой русской революции, когда моя невестушка, будучи сопливой гимназисткой, таскала листовки. Но это все ладно, объяснимо. А вот как человек, долгое время просидевший на Дальнем Востоке знает о семейном положении члена коллегии ВЧК? Странно.

— Меер Абрамович, вы меня просто пугаете, — деланно изумился я. — У вас что, свои осведомители на Лубянке? — махнув рукой, сказал. — Впрочем, какая разница? Но если вы действительно хорошо знакомы с моей женой, то должны знать, что она не из болтливых. Поверьте, есть и другие источники.

— Верю, — не стал спорить Трилиссер. — Действительно, Наталью Андреевну трудно заподозрить в чем-то таком, несоответствующем… Да и какой смысл ей про меня рассказывать?

Разговор вокруг да около уже начал меня утомлять, и я спросил напрямую:

— Меер Абрамович, а как бы вы посмотрели на свой переход в иностранный отдел ВЧК?

— Отрицательно, — неожиданно заявил Трилиссер.

— В смысле, отрицательно? — опешил я. Еще бы не опешить. Я же читал, что Трилиссер, появившийся в Москве на Десятом съезде РКП (б), принял предложение Дзержинского о работе в ВЧК. Чего это он? Или его не устраивает приглашение от члена коллегии? Дескать — подавай-те мне товарища Дзержинского.