Константин Киба. Дилогия (СИ) - Ра Дмитрий

Мы с Сэмом переглядываемся.

Мужчина резкими движениями проходит мимо Сэма, подходит ко мне:

— Я — Хидан Мацуо Джунсиначи. Моя дочь редко радует нас гостями. Особенно без предупреждения. Будь уважителен, соблюдай правила приличия.

— Я — Константин Киба, — слегка склоняю голову. — При всем уважении, ваша дочь пригласила меня. Но если вам доставляет неудобство мое скромное происхождение, то я немедленно уйду.

Ни единый мускул не выдаёт эмоции японца:

— Меня не волнует, что здесь, — дергает за рукав. — Мне важно, что тут, — тычет пальцем в грудь.

— Понимаю.

— Не уверен. Что на сердце, то и на лице.

Мужчина разворачивается, поправляет ножны на поясе и уходит, скрывшись за дверью одной из комнат. Смотрю ему в спину. Замечательно. Обожаю бессмысленные реплики, единственная цель которых заставить собеседника задуматься и засомневаться. Прием старый, как хозяйка борделя подгорного города полулюдей, в котором я очень давно отсиживался, выжидая появления одной важной персоны. Компромат тогда я собрал очень хороший.

Сэм разувается, подходит к Акане, шипит:

— Ты его не предупредила? С ума сошла?

Акане хмыкает, призывает меня рукой. Я повторяю за Сэмом, снимаю потертые кеды. Похоже, тут везде ходят босиком.

Мы в полной тишине следуем за Акане. Несколько слуг идут следом.

Заходим в просторное помещение с со странно заниженным обеденным столом. Вместо стульев — обычные коврики с подушкой. Усаживаемся почти что на пол. Мы с Сэмом рядом, Акане на противоположной стороне. Сразу же подают блюда, озвучивая их названия. Такие яства я вижу в первый раз. Какие-то сашими из четырех видов тунца, кужира…

Сэм видит мое легкое замешательство, шепотом объясняет:

— Это часть мышцы, которая проходит от спинного плавника к хвостовому плавнику. Вкусная вещь.

— Чьей мышцы?

— Кита, конечно. О, а вот эта штука ядовита. Нарезка из рыбы фугу.

— Зачем есть ядовитую рыбу? Да еще и сырую?

— Кто бы знал этих японцев. Наценка на нее как раз из-за этого. За, так сказать, возможность нервишки пощекотать. Это ты погоди. Это только закуска. Потом принесут темпуру и суп из трехкоготной черепахи — Акане его обожает. И вагю. Это уже для меня.

— Вагю?

— Ну ты и деревня, дружище. Это говядина на зерновом откорме. Им там массаж делают, пивом отпаивают, — Сэм понижает голос. — Дорогущее мясцо, ты бы знал. Ну знаешь, мы же в Америке злюки — решили добить японцев. Теперь половина их острова — радиоактивная пустыня. А в таких условиях не до выращивания элитных коров. Э-э-э, ты только не говори об этом Акане, она расстроится. А вагю крутое, попробуй. Хочешь, попрошу и тебе принести?

Смотрю на Акане, обращаю внимание как ловко она подцепляет рыбу двумя палочками, окунает в соус. Беру маленькую тарелку-подставку для стакана, протягиваю:

— Угостишь?

Акане лишь на секунду впадает в ступор:

— Ах…м… Да, конечно, угощайся, — она ловко подцепляет пяток разных кусочков, кладет мне на тарелку.

Ставлю ее перед собой, беру палочки. Сам не замечаю, как начинаю ловко играть ими между пальцами.

Сэм и Акане переглядываются, а я цепляю брюшко тунца, окунаю в черный соус.

Жирно. Солено. Но нежно. Тает во рту. Вот значит, как питаются богатые в этом мире. Беру по кусочку. Пробую лосося, кита… Аромат водорослей оставляет на языке приятный солоноватый привкус.

Акане протягивает ложку с какой-то рыжей кашицей. Сэм поджимает губы.

— Это икра морского ежа, Киба-кун. Попробуй.

Беру ложку, пробую:

— Безвкусно. Но пахнет морем.

— Ничего ты не понимаешь, Киба-кун. Это очень полезно.

Откладываю ложку и палочки. Чтобы наесться этим, мне нужно съесть весь стол и попросить добавки.

Смотрю на слугу:

— А гречка есть?

Сэм утыкается в тарелку, делая вид, что не знает меня. Акане держится строго, соблюдая приличия.

Слуга кланяется:

— Разумеется, господин. Осмелюсь порекомендовать вам гречотто с шиитаке.

Киваю. Гречотто, так гречотто.

Слуги приносят блюда и удаляются. Сэм и Акане меняются в лице, начинают болтать более расслабленно. Замечаю, как Акане изредка косится на меня. Я такой симпатичный или у нее другие мотивы? Сэм тоже это замечает, начинает распускать павлиний хвост. Неожиданно он предлагает:

— Я тут узнал, что у русских игра есть. Бутылочка. Может сыграем, а?

Акане щурится:

— Звучит не очень, Сэм-кун.

Сэм оглядывается на двери, прислушивается. Убедившись, что никто не идет, переливает воду из вычурного графина в стаканы, кладет его на стол боком:

— Обычно играют большой компанией. Но раз уж выбор у нас не велик, можем и втроем. Я верчу ее по кругу и, на кого укажет горлышко, с тем я и целуюсь.

Гречка встает в горле. Я кашляю.

— Сэм-кун! — краснеет Акане. — Если за этим делом нас застанет отец, то…

— Так от этого же еще интереснее, — расцветает Сэм.

— Не говори ерунды. С кем ты будешь целоваться? С Кибой?

— Э-э-э, об этом я не подумал, — скисает Сэм. — Ладно, ду…

Я беру графин, подбрасываю, оцениваю вес и форму, ставлю на стол и быстро верчу.

Сэм открывает рот, Акане глаза.

Разумеется, горлышко указывает на Акане.

Довольным откидываюсь на стуле:

— Как вы относитесь к поцелуям с чернью, госпожа?

Похоже, Сэм моего энтузиазма не разделяет. Смотрит на меня исподлобья и как-то не очень добро.

Акане краснеет как помидор, но взгляд мой выдерживает:

— Киба-кун, ты…

Слышу чье-то дыхание.

Прислоняю палец к губам:

— За дверью кто-то стоит. Это нормально?

Тихие, едва различимые удаляющиеся шаги. Обычными ушами такое услышать невозможно.

Акане напрягается:

— В каком смысле, Киба-кун?

— Уже не стоит.

— Не говори ерунды, Киба-кун. В нашем доме такого просто не может быть.

Пожимаю плечами, проглатываю греччото со вкусом гречки:

— Мое дело сказать, твое дело не верить. Так что насчет поцелуя? — хмыкаю.

— Киба-кун!

— Да, Киба-кун! — вцепляется в меня взглядом Сэм.

Примирительно поднимаю руки, улыбаюсь:

— Спокойнее. Я шучу.

Акане несколько секунд пристально смотрит на меня, но сразу же показательно переключается на Сэма, закидывает в рот очередной кусок сырой рыбы. Эта худощавая девушка ест слишком много. По три-четыре приличных порций разных блюд она уминает за обе щеки. Куда все это девается, я не представляю.

Неожиданно Сэм встает:

— Мне нужно отлучиться, прошу прощения. Дружище, составишь мне компанию?

Акане переводит взгляд с меня на Сэма:

— Чего это вы задумали?

— Аканушка, — закатывает глаза Сэм. — Об этом не говорят при женщинах. Ну, Константин, пойдем.

Пожимаю плечами, встаю. Иду за Сэмом, заходим в смежное помещение — уборную. Напряжение словно бы сгущается в воздухе. Он включает воду в раковине, резко оборачивается:

— Ты перебарщиваешь.

Вздергиваю бровь. Сэм выдавливает из себя улыбку:

— Не мог бы ты чуть меньше уделять Акане внимания? Ты меня прости, но она не твоего поля ягодка. Совсем. Понимаешь меня?

А-а-а, вот оно что. Хм, неприятный момент. Только кажется, что это детские сопли. Разрастись они могут до весьма неудобных для меня последствий. Но. Что значит «не моего поля ягодка»? Он что, меряется со мной мужским естеством? Он не понимает, что если бы я что-то хотел от Акане, то действовал бы по-другому?

— Ну, во-первых, я нисколько на нее не претендую. Не знаю, где ты это увидел. Во-вторых, я всего лишь, как ты выразился, чернь. Какие шансы у меня, а какие у тебя?

— Дело не в шансах, — напирает Сэм. — Скажу прямо, это Акане попросила за тебя заступиться. Хочу, чтобы ты это знал.

— Неужели? Видимо, надо будет сказать ей спасибо.

— Ты уверен, что правильно меня понял… дружище? — щурится Сэм, делая шаг в мою сторону.

— Уверен. Ты хочешь забрать то, что мне не принадлежит.

— Перестань строить ей глазки, — сжимает кулаки Сэм. — И… скажи, что ты не останешься на ночь. Ради твоего же блага. Ее отец убьет тебя.