Андрей Гончаров - Яд для императора
В ходе беседы граф и графиня поведали гостье о своих ближайших планах. По словам Кшиштофа Пшибельского, он не собирается «дразнить гусей и уже завтра готовить восстание». Нет, он будет вести себя как законопослушный подданный русского императора. Более того, он намерен завтра же нанести визит губернатору Радома. Не собирается он тревожить тени прошлого и пытаться вернуть себе отобранные поместья. «Стало быть, вы вовсе оставили планы освобождения Польши?» — спросила удивленная маркиза. На что граф ответил, что это мнение ошибочно, и борьба за независимость родины ему дорога по-прежнему. И в доказательство этого он готов поведать о другом своем плане. Он намерен встретиться с рядом польских патриотов — людей, которые готовы продолжать борьбу. Причем он намерен встречаться не только со шляхетством, но и с людьми самого простого звания. «Ведь армии освобождения требуются не только офицеры, но и солдаты, — заметил граф. — Пожалуй, солдаты нужны даже больше. Ведь в офицерах у нас никогда не было недостатка». Поэтому маркиза, а также ее друзья из образованных кругов не должны удивляться, если до них дойдут слухи о том, что граф Пшибельский появляется среди мещан и даже ремесленников.
«Может быть, вас интересует кто-то, кого вы можете назвать? — спросила маркиза. — Скажите, и я окажу вам любую помощь».
«Да, у меня есть кое-какие наметки, — согласился граф. — Например, мне рассказывали о неком храбром молодом человеке, служившем в русской армии. Да-да, он служил у русских, но оставался польским патриотом. Поэтому он может представлять для дела свободы большую ценность: ведь он хорошо знает устройство русской армии, в совершенстве знает язык».
«Как же имя этого юноши?» — поинтересовалась маркиза.
«Петр Возняк, — отвечал граф. — По крайней мере, под таким именем он служил в Петербурге. Но здесь, на родине, он мог сменить имя. А еще я знаю, что его сопровождает девица, согласившаяся разделить с ним его судьбу. Ее зовут Анна».
«Ах, это такая романтическая история! — воскликнула в этом месте разговора графиня Кити, говорившая по-польски довольно чисто, но предпочитавшая все же язык Вольтера. — Эта русская девушка согласилась поехать за любимым в Польшу! Думаю, он предупредил ее о возможных неприятностях, но это ее не остановило».
«Так вот, мне дали понять, что этот юноша — а происходит он из бедных кругов — готов продолжить борьбу за независимость, — сказал граф. — Так что я бы с удовольствием с ним встретился».
«А давно этот юноша и его спутница прибыли на берега Ниды? — спросила гостья. — И где они поселились?»
«Прибыли они — если вообще прибыли — не так давно, — отвечал граф. — А где поселились, понятия не имею. В том и проблема для моих поисков».
Маркиза Турчин заверила своего собеседника, что она приложит все силы, чтобы помочь знаменитому борцу за восстановление Речи Посполитой. И действительно, она уже на следующий день начала посещать своих многочисленных друзей и знакомых — а среди таковых числилось все образованное общество Радома — и рассказывать о своей беседе с графом и о том глубоком впечатлении, которое на нее произвела эта встреча. «Вот настоящий герой! — говорила маркиза, не скрывая своих эмоций. — Он ничего не говорил о своих подвигах, о достижениях! Все только о деле! Если бы все так себя вели!»
Передала маркиза и просьбу графа Пшибельского разыскать молодого человека по имени Петр Возняк, прибывшего недавно из Петербурга с девушкой Аней. И эта просьба не осталась не услышанной. Из салона в салон, из поместья в поместье передавалось имя бывшего русского солдата, которого разыскивает граф Пшибельский.
Сам же граф, как и обещал маркизе, вскоре нанес визит губернатору Радома, с которым имел беседу наедине. Подобная беседа могла бы нанести серьезный урон репутации любого поляка — любого, но не графа Пшибельского, заранее известившего общество, через маркизу, о таком намерении. После губернатора граф побывал также у епископа, а затем начал ездить по окрестностям Радома, посещая различные поместья. Людей, знавших его лично, уже практически не осталось, так что ему не с кем было вспомнить былые дни. Но граф, похоже, об этом нисколько не горевал. Везде его беседы протекали примерно по одному сценарию: вначале граф немного говорил о своем прошлом, затем рисовал планы восстановления независимости Польши (впрочем, довольно неопределенные), говорил о делах своего собеседника. И всегда спрашивал, не знает ли собеседник юношу по имени Петр Возняк. Но прошла неделя, потом вторая, а ему никак не удавалось наткнуться на человека, что-либо слышавшего о человеке с таким именем.
В то же время супруга графа, очаровательная Кити, начала наносить визиты в самом городе. Сначала она побывала в самых знатных домах, а затем и в домах попроще. Везде она произвела самое выгодное впечатление как женщина европейски образованная и поистине светская.
Между прочим, графиня Кити везде жаловалась, что никак не может найти хорошую горничную. Ей рекомендовали самых разных девушек. Но проблема была в том, что графине непременно хотелось, чтобы ее горничная носила имя Анна. Она заявляла, что такое имя горничной принесет ей удачу.
Чем в это время занимался инженер Игнатий Томашевский, прибывший в Радом вместе с графом, в точности никто не знал. Пару-тройку раз его видели в ресторанах, где он общался с людьми своего круга — чиновниками, адвокатами, преподавателями гимназий. Если беседа принимала достаточно доверительный характер, инженер намекал, что ему требуются люди для некоего предприятия на территории российских губерний. Предприятие это сопряжено с большой опасностью, а потому люди ему нужны храбрые и обученные воинскому делу. Есть и еще одно непременное условие — они должны в совершенстве владеть языком угнетателей, то есть русских, и говорить на нем без акцента. Если инженеру называли таких людей, он заносил услышанные имена в особую книжечку.
Впрочем, людей того же круга, что инженер, в таком провинциальном городишке, как Радом, было раз-два и обчелся. А потому и встреч у инженера Томашевского было мало, и записей в той самой книжечке появилось совсем немного.
Гораздо больше в Радоме было народу попроще — мелких торговцев, приказчиков, писарей в присутственных местах, чиновников малого разряда. Такой народ собирался не в ресторанах, где подавалось «клико» или шабли, а в корчмах и шинках, за кружкой пива. В таких местах ясновельможному пану инженеру делать было решительно нечего — он выглядел бы здесь белой вороной и сразу бы попал на заметку шпикам, которых — увы! — было достаточно в польском Радоме; не меньше, чем где-нибудь в Костроме или Саратове.
Но пан инженер в корчмах и шинках не появлялся. Зато там начал встречаться другой человек, которого также звали Игнатием, но фамилия у него была простая — Клех, и на инженера он был ничем не похож — разве что рост у них был одинаковый и голос схожий. Этот самый Игнатий Клех представлялся типографским рабочим, наборщиком. Человеком он был компанейским, знал множество интересных историй, а потому за его столом всегда собиралось довольно людей. Говорил он, правда, с легким акцентом. Но этот дефект имел свое объяснение — как рассказал наборщик, последние двадцать лет он провел вдали от родины. Как он сообщил, за участие в восстании он был сослан в Сибирь, откуда бежал и через глухую тайгу пробрался в Китай, а оттуда пароходом прибыл в Америку. В каких только переделках он не бывал! Бился с медведем в тайге, тонул в реке Амур, скрывался от свирепых разбойников-тангутов, искал золото в Калифорнии… Теперь же, заявлял Клех, он вернулся в родные края, чтобы устроиться в какую-нибудь типографию и мирно жить и работать.
Но так он говорил, только если компания была широкая и в ней могли попасться случайные люди. Если же наборщик был уверен, что его окружают одни лишь польские патриоты, он раскрывал свои истинные цели. Тогда он признавался, что был в Варшаве и встречался с вождями поднимающего голову нового движения за независимость. И в Радом он прибыл не просто так, а с целью собирать отряды для будущего выступления. Особенно его интересуют люди, уже послужившие в российской армии и обученные обращению с оружием. Не знает ли кто таких людей? — спрашивал Клех. Может, кто-то из них недавно прибыл в Радом?
Его признания попадали на благодатную почву. Многие из его слушателей заявляли, что готовы хоть завтра примкнуть к движению, если оно начнется. Относительно же людей с военным опытом наборщику-патриоту ничего определенного сказать не могли — никто не знал таких людей.
Где квартировал наборщик Клех, никто сказать не мог — выйдя из корчмы, он всегда таинственным образом исчезал в какой-нибудь подворотне. А спустя некоторое время в двери отеля «Империал» входил инженер Томашевский, неизвестно откуда взявшийся.
