Сергей Бузинин - Последняя песнь Акелы. Книга первая
Я понимал, что во мне еще кто-то есть, потому что в голове крутились воспоминания о вещах и событиях, которые не то что никогда не видел, а даже и не подозревал об их существовании… Я помнил очень многое, гораздо больше, чем знал, вот только при этом осознавал, что это не только моя память, а чья-то еще. И этот кто-то сказал абреку, что фамилия моя — Троцкий. А я, смутно припоминая эту фамилию, точно знаю, что и меня и моего «соседа» зовут не так, но ничего не могу сказать против. Словно язык отнялся. А Туташхиа не унимается, мало ему фамилии, еще и имя подавай. Правда, здесь он обломался не по-детски. Потому что я не помнил ни одного имени, ассоциирующегося со мной! Вот и получил имя — Лев. Это абрек меня так окрестил и даже обоснование такому имени привел. Вполне, надо сказать, хорошее, греющее самолюбие. Мое нелепое кувыркание из двадцать первого века неизвестно куда Туташхиа за вполне осознанный подвиг принял. А убеждать его в обратном у меня, честно говоря, духу не хватило. Никогда прежде никто меня героем не считал. Даже в шутку. Да и сам я, учитывая, что даже с крыши сигануть решился, только водкой накачавшись, в своей способности на подвиг очень сомневаюсь. И «сосед» мой, то ли из солидарности, то ли по жизни правдолюб, поддакнул, что и он к подвигам не стремился и вообще смыться хотел, а не в бандитские разборки встревать. Ну, не герои мы оба-двое, не герои.
И Бог его ведает, до чего бы эти расспросы докатились, если бы мне вдруг жрать не захотелось. Не чинно так перекусить, а именно сожрать. Хоть что-нибудь. Мое второе «я», перебив абрека, обещающего мне (или ему, второму мне?) всяческую помощь, слезно стеная, что со вчерашнего дня голодное, попросило еды. Странно, с чего такой голод? Хорошо вроде бы закусывал, плотно… Хотя на фоне других странностей — эта еще не самая странная.
То, что со мной происходит, вообще вне всяких категорий, где-то в глубине подсознания теплится мыслишка, что такого быть просто не может, но глаза, нос и все остальные органы чувств упрямо твердят, что не только может, а есть! Потому что в самом реальном сне кровь на траве так не пахнет смертью! Я вообще до сегодняшнего дня не знал, как они пахнут, что кровь, что смерть. И предпочел бы и дальше не знать. Да черт со мной! И пусть второе «я» испуганно верещит, что нельзя поминать Врага Господня к ночи и всуе, все равно — черт с нами обоими! Я здесь, меня — двое, и от этой реальности, данной нам в ощущениях, никуда не деться ни ему, ни мне. Так что со всеми несуразностями разбираться будем позже, а сейчас я хочу есть! И хрен с тем, что на поляне валяются три мертвеца! Хотя еще вчера я, наверное, так бы не думал. Только кто его знает, что бы я думал вчера? В той жизни вокруг меня трупы не валялись, если и были — только на экране телевизора. Но там — понарошку. А здесь — все настоящее, а все равно — никаких эмоций. Наверное, мозг и душа, перегруженные одновременным двойным восприятием, просто не хотят и не могут расходовать эмоции еще и на что-то постороннее.
Чтобы хоть немного обособиться от лезущих изо всех щелей тягостных мыслей, я уставился на абрека. Не помню, каким его описывали в книжке, но здесь он производит сильное впечатление. Спокойный, уверенный в себе, цельный такой мужик. Раньше подобных ему я никогда не встречал. А еще глаза. Казалось бы, у человека, убивающего легко и непринужденно, глаза должны быть если не пустыми, то какими-то холодными, отстраненными, что ли. Про то, что его голову какому-то Цхададзе подарок на именины преподнести хотели, он так равнодушно рассказал, словно не о нем речь шла. Хотя лично мне от этого равнодушия стало страшно. Но нет! Взгляд у абрека добрый и мягкий. И говорит как-то непривычно, даже с пафосом, но искренне. Когда он назвал меня другом и братом, я ему сразу поверил. Безоговорочно. Может, потому что раньше у меня не было ни друзей, ни братьев? А так хотелось…
Когда мое второе «я» вдруг поведало, что направляется в Одессу через Батум (оно, оказывается, анархист и с властями у него проблемы! Вот если не везет, так во всем!), Туташхиа нам помощь обещал. И хотя «тот, который во мне сидит» почему-то напрягся, мне вдруг стало почти хорошо: в первый раз в моей сознательной, взрослой жизни кто-то обо мне заботится! В результате этой заботы я оказался в селе Коджор, в гостях у милого толстячка с крайне недоверчивым взглядом — Самсона Гогечиладзе.
От водопада, где я познакомился со знаменитым разбойником, до деревушки несколько километров, и пройти их пришлось пешком. Но это время я провел не зря и наконец-то выяснил, в каком месте и времени оказался. А главное — с кем вынужден соседствовать. Не скажу, чтоб результаты расследования меня обрадовали, но, с другой стороны, могло быть и хуже. Но обо всем по порядку.
Нравится мне это или нет, но занесло меня в век девятнадцатый, точнее, в предпоследний его год — 1899-й. И угодил в тело парня по имени Александр Лопатин. Странное дело: хотя мы дети разных эпох и судьба у нас разная, мы очень похожи, что внешне, что внутренне. Лопатин тоже никому не нужный одиночка. У него, как и у меня, есть родители, но у нас обоих они сами по себе, а мы сами по себе. Выживаем в меру сил и способностей. Как и у меня, у него это не очень хорошо получается. По крайней мере, за последний год он успел две недели провести в тюрьме, благо хоть не уголовник. Официально — за политику, фактически — по глупости. Дважды сменил место жительства, а теперь снова в бегах. И вновь не от большого ума. Не самый плохой, надо сказать, вариант, вот только у меня, как всегда, все не так, как положено.
Не являясь большим поклонником альтернативной фантастики, пару-тройку книг на тему провалов во времени я все же прочитал. И в них, если кто-то куда-то и попадал или вселялся в чье-то тело, то такой «попаданец» сразу обретал кучу всяких «бонусов», начиная с круто тренированного тела, заканчивая почти что всезнанием. А я? Какие у меня появились плюсы, кроме минусов? Посчитал, негусто вышло.
Физически Лопатин развит чуть лучше меня (однако ж далеко не Геркулес), знает три или четыре иностранных языка (но не считает себя полиглотом), гениально играет в карты (в отличие от моего — гуманитарного, у него математический склад ума) и имеет некоторый опыт стрельбы из охотничьего дробовика. Прямо скажем, не Вильгельм Телль, но я и этого не умею. Точнее — не умел. Теперь-то я вместе с лопатинским телом и воспоминаниями и умениями его обзавелся. Добытчи-ик… В чем Саша имеет абсолютное превосходство — это в знании местных реалий. Сей бонус — несомненный плюс. Потому как самостоятельно я не то что с местным людом толком поговорить не смогу, а и о том, сколько пресловутая французская булка стоит, даже не подозреваю.
То ли с перепоя, то ли от врожденной лени (а реципиент, при всех его достоинствах, все ж ленивее меня! Или он такой же неторопливый, как и его век?) Лопатин, словно признав мою доминанту, в последнее время себя почти не проявляет. По крайней мере, пока его вмешательство реально не потребуется. Теперь бы еще разобраться, что мне со всем этим «счастьем» делать и куда применить.
Что я знаю об этом времени? Да ни фига. Помню только, что в четырнадцатом году Первая мировая начнется, а в семнадцатом — революция. А-а! Еще Русско-японская война была! Если покопаюсь в памяти, даже даты начала и конца оной вспомню. Только чего мне с этих знаний? В читанных мной аишках герои то к Сталину, то к царю (не важно, какой у того идентификационный номер) на прием попадали, и те, моментально проникнувшись к «попаданцам» любовью и доверием, совместными усилиями, то есть Самый Главный + главгерой, разом всех плохишей побивали и устраивали если не рай на земле, то один из его филиалов. И чего? Мне теперь, следуя канонам и заветам, тоже пытаться прорваться к царю и поведать, чем для России эти вехи обернутся? Ага, щаз-з-з. Крайне сомнительно, что у меня это получится. Представил картинку: юноша бледный со взором горящим вещует царю… о чем? О новейших способах преподавания и превосходстве системы ЕГЭ над стандартными экзаменами? Большего-то я не знаю. А еще нельзя не учитывать вероятность, что по пути к их величеству я раз пять успею в местный дурдом загреметь. Так что пробиться в мессии даже пытаться не буду. Не мое.
Вывод прост, не имея возможностей спасти Россию в целом, буду спасать себя, любимого. Этот путь представляется мне более простым, а главное, можно обойтись без самопожертвования. Может, такой образ мышления и неправильный, но желания класть живот на алтарь я за собой чегой-то не наблюдаю. Некомфортно это и больно. Так что, пойдем по пути наименьшего сопротивления: как хотел Лопатин, доберемся до Одессы, с помощью его компаньонов разживемся деньгою, а после устроимся где-нибудь, где его (меня, нас?) никто не знает, и дело свое откроем. А году эдак в тринадцатом смоемся за границу. В ту же Аргентину, к примеру, там вроде бы никаких войн и потрясений на ближайшие полвека не ожидается. Решено, дожидаюсь абрека и с ним на пару отправляюсь в Батуми. Такой попутчик очень полезен. Вот только интересно, что он во мне нашел, что вызвался помочь? Ладно, не пропадем… но горя хватим.
