Власть книжного червя. Том 3 (ЛП) - Kazuki Miya

Рихт выглядел так, будто у него сильно болел живот. По его лицу было видно, что он с трудом сдерживается, чтобы не заткнуть мэра. Один раз он даже было двинулся вперёд, но тут же побледнел и остановился. Думаю, он действительно хотел остановить мэра, но его пригвоздил взгляд Фердинанда.

Мгновение спустя я почувствовала, как Фердинанд коснулся моей спины. Я элегантно повернулась и посмотрела на него. Выражение его лица было настолько холодным, что я невольно вздрогнула. Он всё также спокойно улыбался, но во взгляде не было ни капли тепла, и этим взглядом он без слов говорил мне, чтобы я побыстрее закончила со всем этим.

Как же я могла выйти из этой ситуации? Мне нужно было придумать способ благополучно довести её до казни мэра, сохранив при этом мой образ святой. Посмотрев секунду на мэра, который размахивал руками и призывал к милости, я опустила глаза.

— Мэр, вы говорите о милосердии, но разве вы не избивали сирот Хассе каждый день? И Тор, и Рик были в синяках, когда я забрала их у вас, — начала я. О Норе и Марте хорошо заботились, так как, без сомнения, он собирался продать обеих, но Тор и Рик плохо питались и явно были частыми жертвами рукоприкладства. — Я не вижу необходимости проявлять сострадание к тому, кто злоупотребляет властью для издевательств над слабыми.

В глазах мэра можно было увидеть сильную панику, он начал быстро и бессвязно говорить в отчаянной попытке хоть как-то оправдаться.

— Это… Хм, это было просто… наказанием. Я бы не причинил им такого вреда, если бы они не поступали дурно. Разве это не нормально наказать тех, кто этого заслуживает?

— Я не совсем понимаю, какой дурной поступок следует наказывать подобным образом. Скажите, если, например, Тор и Рик нападут на вашу семью — будет ли этого достаточно, чтобы так наказать их? — спросила я.

Я приложила ладонь к щеке и с невинным видом наклонила голову, играя роль ребёнка, ничего не знающего об окружающем мире. Мэр стал кивать, нетерпеливо потирая руки. Когда он решил, что может повлиять на меня, в его глазах появился пугающий хищный блеск.

— Это без сомнения крайне дурной поступок, — согласился мэр. — Если бы сироты напали на мою семью, я был бы в ярости и, конечно, жестоко наказал их. Никто не станет винить меня за это, ведь сироты должны понимать, что живут только по моей милости.

Рихт, стоящий на коленях позади мэра, плотно зажмурился и поник. Старосты деревень, стоявшие рядом с ним, тоже поняли иронию и скривились.

Я посмотрела мэру прямо в глаза и задала последний вопрос:

— Даже если бы сироты не знали, что это ваша семья — вы бы всё равно наказали их?

— Не может быть, чтобы сироты не знали мою семью. Их ложь не оправдает их преступление.

Я вздохнула, прошептала «Как жаль», после чего повернулась и посмотрела на Фердинанда.

— Главный священник, мэр изложил свою позицию.

Холодные глаза Фердинанда сузились, а улыбка превратилась в широкую ухмылку.

— Я понял. Безусловно, он очень ясно изложил свою позицию, — сказал Фердинанд и сделал шаг вперёд.

Я, в свою очередь, сделала шаг назад, передав очередь говорить Фердинанду.

— Всё так, как ты и сказал. А потому за нападение на здание, построенное герцогом для его дочери, преступники должны быть непременно наказаны. Дворяне живут в белых зданиях, построенных силой герцога. Это общеизвестный факт.

— Эм-м… Но я действительно не знал… — запинаясь, произнёс мэр.

Теперь, когда мэру пришлось иметь дело с Фердинандом, а не со мной, он не мог найти слов. Он начал бледнеть, а его уверенность в себе мгновенно испарилась. Мэр посмотрел на меня, в отчаянии надеясь на мою помощь, но я проигнорировала его. Фердинанд сделал ещё один шаг вперёд, словно загоняя мэра в угол.

— Мэры должны вести дела с дворянами, поэтому нельзя представить, чтобы ты не знал чего-то настолько очевидного. Ты послал горожан напасть на монастырь, зная о тяжести такого преступления. Чего ты не знал, так это того, что прежний глава храма умер прежде, чем смог бы защитить тебя.

— Это просто не… — залопота́л мэр, в шоке вытаращив глаза.

Он отчаянно пытался найти выход. Но даже горожане, которые ещё недавно просили пощадить мэра, теперь лишь равнодушно смотрели на него. Наверное, он всю зиму убеждал их, что не осознавал преступности нападения.

— Но в любом случае, не имеет значения, знал ты или нет. Действия жителей Хассе — ничто иное, как нападение на семью герцога, а это измена. Измена должна быть наказана, и никто не может винить герцога за вынесенный приговор. Простолюдинам должно быть очевидно, что они живут только по милости дворян — это принцип, который ты сам только что озвучил.

— Но…

— Я устал от твоих лживых оправданий. Больше ни слова, — категорично приказал Фердинанд, прервав мэра.

Фердинанд повернулся и посмотрел на меня с тем же суровым выражением, с каким только что смотрел на мэра.

— Розмайн.

Я инстинктивно выпрямила спину, думая, что он собирается отчитать меня. Увидев это, Фердинанд наигранно вздохнул, а затем с лицом, идеально подходящим для злодея, заговорил таким голосом, от которого кровь стыла в жилах:

— Вы умоляли герцога смягчить приговор, говоря, что жители Хассе поняли серьёзность своего преступления и искренне раскаиваются. Но мне кажется, что они так ничего и не поняли.

Фердинанд перевёл взгляд с мэра на собравшихся людей. Все напряглись под его взглядом, и на площади мгновенно стало тихо.

— Розмайн. Вы известны как святая Эренфеста. Вы правда всё ещё верите, что Хассе заслуживает вашей милости? — продолжил он.

Горожане застыли, поняв, что смягчённое наказание, обещанное мною, может быть отменено одним словом. Чтобы не нарушать тишину, люди боялись пошевелиться, ожидая, что Фердинанд скажет дальше. Но, несмотря на массовый страх, такой сильный, что некоторые боялись вздохнуть, Рихт медленно поднял голову, словно она была невероятно тяжёлой. Он так нервничал, что вспотел. Его бледное лицо немного блестело, а волосы прилипли ко лбу.

— О достопочтенный главный священник. О достопочтенная глава храма. Я прошу разрешения говорить, — сказал Рихт дрожащим голосом.

— Ты можешь, — ответил Фердинанд.

Рихт выразил огромную благодарность и продолжил:

— Главный священник. Мы, жители Хассе, действительно понимаем серьёзность преступления, которое мэр приказал нам совершить. При обычных обстоятельствах весь наш город уже был бы разрушен. У нас нет возможности достойно отблагодарить святую за то, что даровала нам свою милость и спасла наши жизни. Мэр — единственный, кто этого не понимает. Но мы не такие, как он, уверяю вас, — сказал он, дрожа под холодным взглядом Фердинанда, но тем не менее отчаянно пытаясь защитить своих соотечественников.

Его храбрость поразила меня до глубины души. Фердинанд, не сводя глаз с Рихта, снова легонько хлопнул меня по спине. Я подняла глаза, а он бросил на меня взгляд, в котором читалось: «Ты не забыла, какая у тебя роль?»

Верно. Я должна изображать святую. Как бы я ни была тронута словами Рихта, у меня не осталось времени думать об этом. Я встала перед Рихтом, повернулась к Фердинанду и широко развела руки, словно останавливая его.

— Главный священник, я верю Рихту. Я знаю, что горожане понимают тяжесть своего преступления.

— Глава храма… — взволнованно произнесли Рихт и стоя́щие позади него старосты.

Восхищение и благодарность в их голосах заставили меня почувствовать такую вину, что я с трудом это выдержала. Мне хотелось крикнуть «Я не святая! Для меня это чересчур!» и убежать со сцены. Но я противостояла Фердинанду, который, в свою очередь, играл роль злого финального босса, с безжалостным выражением лица и всё в таком духе. Я не могла взять и убежать. К тому же это было частью работы, которую он взвалил на меня уже очень давно.

Фердинанд покачал головой, не спуская с меня глаз.

— Розмайн, доброта порой приносит больше вреда, чем пользы. Вы должны вырвать ростки мятежа прежде, чем они перерастут в кровопролитие.