Возвращение в Петроград (СИ) - Тарханов Влад
Не выдержала душа!
— Поручик, есть ли у тебя чем горло промочить? — выдавил из себя кое-как Пётр.
— Так точно, ваше императорское высочество.
И поручик протянул Петру плоскую удобную металлическую флягу. С предвкушением наслаждения Пётр сделал большой глоток, чтобы только единственный, но уже глоток так глоток! И поперхнулся… Во фляге оказалась чистая вода! Прокашлявшись вернул флягу и недовольным голосом (не выдержал) брякнул:
— А ничего крепче вы с собой не возите?
— Как можно, ваше императорское высочество, возим. Только перед этим походом его превосходительство лично все отобрал и всем выдал вот это вот…
Да, если нет чего выпить… его и не выпьешь, реши про себя Пётр и тяжело вздохнул. «Чухонец неумытый ты, Брюска» — про себя обозвал своего верного соратника, по его мнению более оскорбить потомка шотландских королей, как сравнить его с чухной, было невозможно. И вообще, эти перекрикивания с поручиком под грохот авто, трясущегося по столичной брусчатке его порядком, утомили. Плюс никакого обещанного Брюсом ветерка не было — тяжелый запах и жар от двигателя, как и не самая удобная поза делали эту поездку сродни пытки… «Вот бы такой гроб моей тайной канцелярии! — подумал Пётр. — любой супостат после получаса поездки в нём сознается в чём угодно!»
Но все когда-нибудь заканчивается. Фыркнув напоследок как-то особенно громко, бронеход остановился. Дверца открылась и показалось веселая морда графа Келлера.
— Государь, прибыли!
Глава пятнадцатая
Петра обидно называют «вонючим бастардом»
Глава пятнадцатая
В которой Петра обидно называют «вонючим бастардом».
Петроград. Царицын луг — Зимний дворец
24–25 февраля 1917 года
Согнувшись в три погибели (а Михаил удался в род Романовых, которые от Петра Великого славились высоким ростом и богатырским телосложением (за редким исключением[1]) будущий регент вывалился из недр броневика «Остин-Путиловец» с грозным именем «Ударнiкъ». И тут же скривился. Что значит приехали? Если они остановились не у Зимнего дворца, а на каком-то поле. Не каком-то, тут же подсказала память, а на Марсовом поле, который в народе называли «Царицын луг». Ну, царицын, так царицын. Была бы плохой царица, ее именем даже лужу не назвали бы! А тут — целый луг! Впрочем, быстро сориентировавшись, Пётр сразу же понял, что место высадки выбрано правильно: площадь была оцеплена преданными ему войсками и тут расположился импровизированный штаб, который возглавлял незаменимый Багратион, выделялись и его постоянные помощники — Юзефович и Половцев. Впрочем, присутствовали и иные военные, большинство из которых были Михаилу (а через него и Петру) знакомы, а некоторые угадывались с трудом. Тем не менее, это был штаб заговорщиков. Прямо на поле развернули станцию беспроводной связи, некое чудо, которое поразило Петра своими возможностями. И восхитило Брюса в личине генерала Келлера. Иметь возможность связаться с отдаленными частями… Да вообще с любым уголком империи![2] За это в свое время он отдал бы левую руку! Да он целый год не пил бы ничего крепче пива!
— Ваше императорское высочество! — браво начал доклад Дмитрий Петрович Багратион, — всё идёт согласно разработанному плану: почта и телеграф под нашим полным контролем, Зимний и подходы к нему блокированы, усиленные наряды направлены к механизмам разводных мостов и готовы поднять их по первому приказу. В узловых точках расположены конные патрули, усиленные броневиками. Порядок в городе поддерживается!
— А что полиция и жандармы?
— Генерал-майор Балк[3] был пол часа назад, отдал приказ полиции усилить военные патрули, помог с составлением маршрутов следования, особенно в рабочих кварталах.
— Кто в Зимнем собрался — известно? — спросил Михаил.
— Так точно, опрошены задержанные филеры. Вот полный список.
— Хорошо! С дворцовой охраной проблем не было?
— Никак нет! Никто и не пытался возражать — ни жандармы, которые были в оцеплении, ни филеры, ни дворцовая охрана.
(князь Дмитрий Петрович Багратион)
— Благодарю за службу, Дмитрий Петрович! Постарайтесь собрать в нужных местах резервы. Запасные полки ненадежны.
— Так точно, Ваше императорское высочество! Тем более, что сейчас подходят части генерала Келлера, они берут под контроль железнодорожные вокзалы. Из них будем формировать группы быстрого реагирования. Кроме того, нами задержана делегация Думы, вот ее список.
Пётр быстро пробежался по списку глазами. Ну что же, получилось более чем удачно — одна из голов заговора (политическая, или думская) была, фактически, нейтрализована.
— Хорошо, я бы даже сказал, отлично! Вот что, милейший Дмитрий Петрович! Вы продолжайте держать руку на пульсе. Ваша важнейшая задача — не допустить в городе беспорядков!
Пётр неожиданно для себя отметил, что говорит не совсем привычным для себя языком. Хотел-то он сказать несколько по-другому, хотя по смыслу, получилось бы тоже самое. Но его речь сама подстраивалась под речь современников, никаких его слов. Которые воспринимались бы архаизмами… Что сие значит? Тут подошел Келлер, улыбающийся, видимо, получил какие-то хорошие новости.
— Отойдем-ка. Поговорить надо бы. — сказал Пётр своему верному соратнику Брюсу.
— Скажи, друг мой ситный, чего это я говорю такими странными словами, многие из которых мне и не известны? Что происходит?
— Сие дело не странное, государь! Это называется по-научному «наложением матриц сознания», а проще говоря, сознание Михаила помогает вашему императорскому величеству и не позволяет совершать грубых ошибок. Вы ведь сами заметили, что говорите, как все современники. Это работают остатки сознания вашего далекого потомка. Кровь Романовых вас защищает, государь!
— А это зело прилично! Сам до такого додумался? Молодец, хвалю!
— Извини, герр Питер, но это помимо моей воли получилось. Про сие свойство я даже не догадывался. Но получилось знатно, главное, к месту и ко времени!
— Ладно. А чему ты так улыбался? Что за новости хорошие?
— Более чем хорошие, государь! Через час прибудет крейсер «Аврора», на нем стоит самая мощная на Балтийском флоте станция беспроволочного телеграфа. Припаркуется как раз напротив Марсова поля у берега Невы. Мы будем иметь связь со всеми фронтами и крупнейшими гарнизонами, государь. В первую очередь, с Москвой!
Петра резануло слово «крейсер». Флот был его любимым детищем и такого класса кораблей он просто не знал. Правда, тут же пришла на помощь память Михаила, подсказавшая. Что так называются быстроходные бронированные корабли, которые предназначаются для разведки и нейтрализации торгового флота противника. Хотелось бы посмотреть на это чудо, но сейчас явно не до того, времени не остаётся.
— Хорошо! Теперь пора в Зимний.
Надо сказать, что Зимний дворец в эти годы перестал быть резиденцией главы государства. Николай Александрович, имея большую привязанность к собственной семье посчитал, что местопребывание хозяина земли Русской должна быть в отдалении от шумного города и не менее шумной Думы, согласие на созыв которой у него вырвали события девятьсот пятого года. Им стал дворец в Царском селе. Но большую часть времени государь проводил в своем дворце в Гатчине. Министры приезжали к нему с докладами, на что тратилась уйма времени, сам император занимался государственными делами в промежутках между ублажением своей Алис и отстрелом ворон. Ну а что может помешать государю пребывать в неге и наслаждении, когда дела в государстве идут хорошо? Даже если они идут из рук вон плохо, это не должно нарушать гармонию семейной жизни! Николай Александрович не был глуп, имел интерес к технике, старался применять в армии различные новшества, но при этом его разум был слишком расслабленным, слишком ленивым, слишком медленным. Во время спокойного развития государства (как это было в эпоху Александра Миротворца) такой стиль жизни и работы государю сошел бы с рук. Но сейчас, когда Россия проигрывала вторую войну подряд… Во времена кризиса требуется жесткая рука и умение быстро принимать непопулярные, даже жесткие или жестокие решения. А вот к этому Николай готов не был. Да и с женой ему откровенно не повезло. Так вот, часть дворца была отдана под госпиталь имени цесаревича Алексея Николаевича. В этом госпитале трудились и жена государя, и его старшие дочери. Но это была только часть дворца. Многие покои оставались за членами семьи Романовых, в том числе были комнаты, принадлежавшие императору Николаю, в которых он и встретил свою смерть, и самого Михаила, да и вдовствующая императрица, Мария Фёдоровна, с декабря прошлого года обитала в Зимнем на постоянной основе.
