Ревизор: возвращение в СССР 32 (СИ) - Винтеркей Серж
Они усадили меня на веранде за накрытый стол. Я сразу достал два сборника, которые приобрёл в «Доме книги». Надо было с чего-то начинать интервью…
— Юлия Владимировна, я, как представитель комсомола, хотел бы у вас попросить напутствия нам, комсомольцам, — произнёс я, находясь всё ещё под впечатлением от её стихов. — Что бы вы хотели сказать нам?
Приготовив блокнот и карандаш, приготовился много и быстро записывать.
Первая идея была сказать — что бы вы хотели сказать молодым — но подумал, что это будет бестактно. Ну и тем более, учитывая мой прежний возраст, она сама мне казалась очень даже молодой женщиной… Так что не буду упоминать, что я уже как бы и не комсомолец официально…
— Что бы я хотела сказать комсомольцам? — пожала она плечами, улыбнувшись. — Живите, радуйтесь, наслаждайтесь жизнью. Жизнь прекрасна. Небо голубое, солнце тёплое, деревья зелёные… Что ещё для счастья надо?
— Тепло, сухо и мухи не кусают, — добавил Алексей Яковлевич. — Любимая женщина рядом. Действительно, что ещё надо?
— Он знает, о чём говорит, — уверенно заявила она. — Десять лет лагерей…
К моему стыду, я ничего не знал о её муже. И увидев удивление на моём лице, она, прищурившись, спросила:
— Фильм «Полосатый рейс» смотрел?
— Ну, конечно, — ответил я.
— А «Человек-амфибия»?
— Естественно, — кивнул я с напряжением, не понимая, куда она клонит.
— Сценарий к этим фильмам написал Алексей Яковлевич.
О, как! Вот это я попал… Видимо, у меня было такое выражение лица, что они оба рассмеялись. Она очень ловко перевела стрелки на мужа, переключила моё внимание на него, а сама ушла в дом, сказав, что скоро вернётся. И тут я и сам начал кое-что вспоминать… Конечно, мне было не до телевизора, слишком уж напряженный график я для себя создал. Но пару раз я краем глаза все же видел по телевизору «Кинопанораму»… Так вот почему лицо мне знакомым показалось…
— Вспомнил! Вы же еще «Кинопанораму» ведете!
— Уже не веду. Прошлый год был последним.
Эх, ну не знаток я современных телепередач… Неловко получилось. Вряд ли он сам ушел с такой позиции. Скорее всего, кто-то постарался, и ему не очень приятно об этом вспоминать.
— Я хотел поговорить о войне, о творчестве Юлии Владимировны, — глядя вслед поэтессе, признался я, переведя разговор на другую тему.
— Она не говорит про войну, — ответил он мне. — Только её стихи дают понять, что у неё в душе.
— Я понял, — задумчиво кивнул я. — Большинство ветеранов так же себя ведут…
Вскоре вернулась Юлия Владимировна с большим блюдом разнообразных бутербродов.
— Угощайтесь, Павел, — с мягкой улыбкой предложила она, подливая нам кипяток в чашки. — Хороший вопрос, на самом деле, что бы вы сказали комсомольцам? Да? — взглянула она на мужа. — Вот, что бы ты сказал?
— Не тратить жизнь на то, о чём потом не сможешь вспомнить, — как-то грустно ответил он. — Жизнь слишком быстро кончается…
— До конца жизни ещё целая жизнь! Другой вопрос, длинная она будет или короткая, — уверенно заявила она, и я вдруг спинным мозгом почувствовал, какая могучая сила воли у этой женщины. Вся эта нежность, мягкость — это прикрытие для стального характера… Это точно не кисейная барышня…
— Да, дорогая. Никогда не поздно начать жизнь заново, — улыбнулся он, глядя на неё.
Эх, я не понимал, о чем мне писать статью. То, что поэтесса не будет со мной откровенничать, это я уже понял. Душу она в стихах изливает. А там такое!.. Один раз представив, прочтя её стихи, уже не забудешь никогда… А каково это было видеть? У неё есть четверостишье про рукопашный бой, мол, видела один раз в жизни, а снится теперь каждую ночь…
— Юлия Владимировна, — решил я всё-таки вернуться к своему интервью. — А какие качества вы цените в людях больше всего?
Она посмотрела, вроде, и на меня и, в то же время, сквозь меня.
— Честность, — довольно быстро ответила она. — Честность перед самим собой, в первую очередь. Сделал что-то плохое, не трать время, не ищи себе оправдания. Думай, как исправить и чем быстрее, тем лучше. Потому что потом и захочешь что-то исправить, а может оказаться, что уже поздно…
— Не трать время, не ищи себе оправдания, — задумчиво повторил я, перечитав эти слова в своём блокноте и почувствовал в них что-то личное для себя, зацепило…
— Дорогая моя, это, наверное, ещё очень сложно для молодых, — проговорил Алексей Яковлевич. Видимо, у меня вид был слишком озадаченный.
— Нет-нет, просто, задумался, — поспешил ответить я. — Очень интересно.
— В самом деле? — улыбнулась она. — Вы удивительный молодой человек.
— А от чего бы вы предостерегли… людей моего возраста? — задал я очередной вопрос, решив не отвлекаться на её комплимент. Надоело мне тараторить про комсомол…
— Не позволяйте никому решать за вас, как вам жить, — с мягкой улыбкой сказала она. Как жаль, что даже для человека с такой стальной волей, гибель ее страны оказалась чем-то слишком невыносимым для дальнейшей жизни… Или, причина, как раз, в этой стальной воле?
— Спасибо, — с искренней благодарностью произнёс я, и в голове сложилась, наконец, концепция будущей статьи. — Можно сделать несколько снимков?
— А вы мне их покажете? — взглянув на меня с недоверчивым прищуром, спросила она.
— И снимки покажу, и статью, — пообещал я.
Алексей Яковлевич взял на себя выбор антуража для фото. Вынес плетёное кресло и установил под кустом цветущей сирени. Так я и снимал Юлию Владимировну с её неземной улыбкой Моны Лизы.
Когда мы закончили, хозяйка предложила вернуться к столу.
— Павел, вы же не попробовали балык из осетра, — воскликнула она, заметно обрадовавшись, что интервью закончилось и можно просто пообщаться, а не говорить на заданную тему.
Взял бутерброд с рыбой, понюхал и состроил блаженное лицо, чтобы успокоить хозяйку. Не объяснять же, что нам каждый месяц военные привозят астраханский балык десятками килограммов.
Разговор зашёл о моих статьях, Алексея Яковлевича заинтересовали те, что уже вышли. Рассказал им о статье про женщин-фронтовиков, про фельетоны о таксистах, о поварах в детском саду, переход через железнодорожные пути. А затем оказалось, что они много моих статей читали, просто на фамилию автора внимание не обращали. Замечал периодически, как они переглядывались между собой.
— У вас хороший слог, — сказал мне Алексей Яковлевич и мне было очень приятно услышать это от такого маститого сценариста, о чём я ему и сказал. Они рассмеялись оба.
— Мой муж ещё написал сценарий к фильмам «Три товарища», — поспешила объяснить Юлия Владимировна, явно гордясь, — «Ленин в Октябре», «Ленин в восемнадцатом году», «Котовский» и многое другое. Он и сценарист, и писатель, у него орден Ленина!
— Хватит, хватит, Юлечка, молодой человек не ради меня сюда пришел! — замахал руками Алексей Яковлевич.
— Такой список внушает уважение, — улыбнулся я.
Понятно, что дача в посёлке «Советский писатель» о чём-то да говорит. Думал, это за её заслуги, а может, все же мужу дали? Но спрашивать о таком бестактно, я же не собираюсь подражать беспардонным ухваткам журналистов из двадцать первого века…
Она особо больше не говорила, мне показалось в какой-то момент, что она, вообще, довольно закрытый человек. Она только слушала, улыбаясь и было видно, что она очень гордиться своим мужем.
Зато мы с Алексеем Яковлевичем поговорили… Юлия Владимировна отходила периодически. Я выбрал момент и попросил у неё автограф в обеих книгах, что купил сегодня.
Провожали они меня вдвоём. Уезжал я от них под большим впечатлением. Вот это люди. Вот это судьбы…
Вернувшись домой, рассказал жене, где сегодня был и показал автографы поэтессы. Галия искренне заинтересовалась, долго меня расспрашивала, но видно было, что что-то ее саму гложет… Спросил ее, не хочет ли она сама мне о чем-то рассказать? Оказалось, что они с Ксюшей нарисовали очень хороший эскиз детской площадки, и ей не терпелось похвастаться. Общий вид и три увеличенных рисунка, малышовая часть, площадка со спортивным уклоном и центральная часть с песочницей, лавками для мамочек и гимнастическим бревном на первом плане.
