Червь 3 - Антон Лагутин
По стенам окопа струятся коричневые струи. Под ногами хлюпает плотная ткань чехлов от бронежилетов. Мы шли медленно. Через час и вовсе остановились. Смотреть по сторонам я не хотел, поэтому приходилось любоваться грязным полом окопа, где прямо перед нами появились две пары ботинок. Обильный слой грязи скрывал шнурки. Подошедший мужчина сказал тогда этой женщине, что крепко прижимала меня к своему телу:
— Тебе придётся помочь.
И вот сейчас, стоя в подвале этого огромного здания под названием «Швея», глядя на заляпанную грязью обувь Ала, я слышу за своей спиной мужской голос:
— Тебе придётся помочь.
Эдгарс был столь убедительным, что у меня и в мыслях не было желания ему возразить. Надо так надо! Быстрее начнём — быстрее кончим. По этому, как только я взял в руки швабру — работа попёрла.
Мы с Алом драили пол не то чтобы швабрами. Это были деревянные черенки с плоскими скребками на конце. Загоняли весь этот перегной к лестнице, а потом лопатой собирали в ведро. Собирали всё, даже трупы грызунов. Потом Ал выносил эти вёдра наружу, а я смотрел на всё это и мне становилось сыкатно при мысли, что он возьмёт и оступиться на лестнице со всем этим дерьмом. Ладно себя залёт. А если на меня выльется? Но как оказалось, я зря переживал. Со слов Ала, после суток это дерьмо не представляет для человека никакой опасности, только для мелких животных. А если попадёт на тело — может оставить ожог, или волосы поседеют в том месте, где коснулась эта дрянь. Поэтому Эдгарс мне и одолжил дубовый кожаный набор для защиты тела, под которым я обливался потом не хуже чем под душем.
На уборку коридора мы убили два дня.
Из приятного — в штаб квартире «Кожагонов» кормили меня на убой. Вечерком даже позволяли выпить. Сигарет не давали, да я и не просил. Было и так по кайфу: днём греби говно — вечером бухай. Вот была бы житуха, если бы не мои прямые обязанности, из-за которых меня ценили и терпели, прощая мне все мои выходки.
За прошедшие два дня я ни разу не встретил Бориса. Как сквозь землю провалился. Испарился. По слухам, что доходили до меня, как правило, на повышенных тонах, тело амбала выносили из погреба вшестером, а местных баб запрягли отдраивать полы от крови. Я тогда не знал причину их злобных взглядов в мою сторону, а когда понял — долго угорал, пожирая мясной стейк с горошком. Эти драные кашёлки хотели возбухнуть на меня, мол какого хрена я не драю полы вместе со всеми, но им быстро объяснили, что я занимаюсь более грязной работёнкой. Куда грязнее, чем они могут себе представить. Больше на меня ни кто не косился.
Может, мне показалось…
Возможно, мне почудилось…
Но спустя пару дней, на меня стали смотреть как на равную. Но если честно, мне похер. Абсолютно. Поебать. Дайте жратвы, плесните холодного, — и я ваш друг и соратник.
Две ночи я спал как младенец. Моё состояние напоминало эйфорию. Не только внутри кишок улеглось всё ровным слоем. В душе образовался покой. Ушли тревоги. Сидя в четырёх стенах своей новой комнаты я чувствовал себя в полной безопасности. Полный дзен. Но так было только у меня.
С Алом вообще было всё сложно. Мы работали в полной тишине. Хотелось кинуть пару хороших шутеек, но было страшновато рот разевать не смотря на наличие масок. Соскребая корки гноя с пола, бывало, что попадаешь на тело крысы, у которой спина или живот были покрыты пузырями. Хлоп, и густой гной мог подлететь в воздух метра на полтора. Капли летели во все стороны, заливая стены и нашу одежду. Очень опасное занятие. Но нам повезло. До лица не долетало, в рот не попадало.
После очередного взрыва мины, я хотел отшутиться, заведя дружеский разговор, но Ал упорно молчал, строя из себя обиженку. Делал вид, что не слышит меня. Хотя, вспоминая как он пролетел через всю комнату, впечатался в стену и упал на пол, можно допустить, что голову то он мог повредить. Амбал тогда явно переусердствовал. Но хорошо, что не переборщил.
На третий день я убедился в обратном. Слышал парень всё отлично. Ни хера он не оглох. Слышит лучше бухгалтерши, засевшей в туалете в конце коридора офисного здания. На третий день, когда подвал «сиял» от чистоты, когда в него можно было спуститься, не заблевав свой фартук, когда крысиные клетки снова были собраны в крохотные небоскрёбы и установлены по типу свежих микрорайонов, возводимых для бедных эпотечников, Эдгарс повёл нас в рабочий кабинет Ала.
Войдя внутрь, в глаза мне бросается знакомый ящик. Он стоит на столе в ярком прямоугольнике света, бьющего из окна. Любопытно.
Эдгарс подходит к ящику, снимает крышку. Запуская руки внутрь, он пристально смотрит мне в глаза. Хитрая улыбка напрягала, но не вселяла опасений.
Эдгарс говорит:
— Борис настоял на том, чтобы всю работу проделала ты.
— Какую работу?
— Сейчас всё расскажу.
На лице Ала появилась улыбка. Как ни в чем не бывало, он подошёл к столу и плюхнулся на стул. Скрипнув ножками о пол, пододвинулся к столу. Открыл ящик. На лице было полное безразличие. Любопытство отсутствовало напрочь. Он даже не пытался заглянуть в ящик, стоявший перед его носом. Вместо этого он опускает глаза и принимается рыться в ящике стола, шуруя пальцами как на пианино.
Эдгарс вынул руки. Я слегка удивился. В ладонях он держал мою маску. Когда Ал достаёт инструменты, выкладывает их на столе, Эдгарс передаёт ему маску.
— Возьми, — говорит он. — Тебе нужно будет проделать отверстия. Вот здесь, — он указывает пальцем на верхнюю часть маски (на лоб), что меня просто выводит из себя!
— Отверстия? — моему возмущению нет предела. — Вы хотите испортить мою маску?
Эдгарс переводит взгляд на меня и принимается меня успокаивать:
— Инга, никто не собирается портить, ломать или присваивать себе маску. Она станет частью доспеха.
— Да! Но не моего доспеха!
— Борис должен был всё тебе объяснить. Когда всё закончится, она вернётся к тебе. Она твоя.
— Хорошо! Но ни о каких отверстиях не
