Лесовик (СИ) - Босин Владимир
В результате я опять оказался на поповском подворье. Курочки свободно бродят по двору, малец за ними с хворостиной бегает. Типа загоняет в сарай. А на самом деле устраивает геноцид птичьему роду.
В доме вкусно пахнет свежим хлебом, после мрачной церкви в доме светло и спокойно. Перекрестившись на красный угол, мы с приятелем присели на лавку.
— Ну, рассказывайте, как живёте там, на краю леса?
Говорит батюшка с акцентом, величают его Христофором, а супружницу его Еленой. Думаю не ошибусь, если предположу, что он грек. И хотя сейчас Византии как таковой уже не существует, вернее она ещё трепыхается, но через восемь лет, потеряв столицу, окончательно исчезнет. Семейство басилевса ещё долго будет скитаться по Европам в поисках благодетеля и освободителя престола, то турок уже не скинуть. Крепко сели на благословленных козырных местах, контролируя три моря. А вот Константинопольский патриарх будет являться главой церкви и в моё время. Таким образом оказывая влияние на умы людей, населяющих огромный кусок материка.
А вот и матушка Елена нарисовалась. Мило улыбнулась мне, кивнула моему спутнику и скоро накрыла стол. Для нас выставил плошку с мёдом, к ней свежая выпечка и травяной настой.
После разговора на общие темы мне стало ясно, что хитрожопый грек что-то от меня хочет. Он ловко так отправил Скоряту подышать свежим воздухом, оставшись со мною наедине.
— Сын мой, — у батюшки забавный акцент, он не выговаривает шипящие звуки.
— Скажи мне, ты крещён?
— Конечно, вот же крестик.
— Тогда объясни мне, как ты, дожив до своего возраста не знаешь элементарных вещей? Ты не читаешь молитву перед едой, крестишься всей пятернёй, не знаешь основные псалмы.
Вот же зараза инквизиторская, прямо Торквемада какой-то. Когда успел срисовать меня. Ну да, слаб я в этих делах. Меня, давным-давно, крестила бабушка втихаря от родителей, когда мне было лет пять. Но никаких молитв я не знаю. Нет, список основных мне известен. Специально знакомился с этой темой. Это «Отче наш», «Символ веры», «Иисусова молитва» и прочие. Но знать поверхностно и использовать ежедневно — это разные вещи. И ведь не пошлёшь въедливого дядечку на три буквы. Сейчас репутация безбожника опасна, меня просто сдадут властям или тупо сами сожгут на костре, чтобы искоренить заразу. И бесполезно будет кричать про свободу слова, борьбу за права животных и экологию, и вообще про толерантность к убогим. Сейчас этого никто не поймёт. А святой отец пристально смотрит прямо мне в глаза. Ишь собака, землю роет, аж нос дрожит от возбуждения. Почуял добычу, осталось только окропить меня святой водицей и закричать, — «Изыди сатано». И ожидать, когда я сгорю в корчах.
Мой рассказа не занял много времени. Весь прикол в том, что меня легко проверить, стоит только обратится к нашим землякам. Любой подтвердит, что в самом деле я крещён и прожил в деревне всю жизнь. Вот только полноценной жизнью это назвать нельзя.
Я даже не заметил, когда матушка Елена присоединилась к нам:
— И что ты почувствовал, когда осознал себя?
Женщина смотрит на меня жалостливо и мне стало ясно, что я правильно решил раскрыться. Но теперь можно добавить немного мистики.
— Не знаю, — выдержал я мхатовскую паузу.
— Я как бы находился в болоте, тягучем, но тёплом. А в один прекрасный день мне открылось чудо. Будто протянулся ко мне с небес луч света и увидел я человека в белом. Он был невообразимо прекрасен. Мы с ним не говорили так как все люди говорят, но я его отчего-то понимал. Его голос был у меня в голове, он просто протянул ко мне руку, и я проснулся. Очнулся посреди улицы в нашей деревни. Весь в грязи и в крови. Кто-то разбил мне голову. Спасибо одной доброй женщине, которая пожалела меня и приютила. Она помогла осознать, кем я был и кем стал. А ведь я прожил всё это время в темноте. Меня называли убогим и придурком. Приёмная семья пользовалась моей слабостью и заставляли работать на них, выполняю самую тяжёлую работу. Толком не кормили и я мыкался по людям, делая что попросят за кусок хлеба. А когда понял, что я не хуже других, то и начал жить нормально. Пошёл по стопам отца и стал охотником. Вот только я как чистый лист, многого не знаю. В том числе как правильно молиться.
Хм, а сейчас в голове грека происходит другая условная реакция. Вместо инстинкта науськивать на безбожника паству, в нём проявляется желание привести заблудшую овечку в послушное стадо. Нет высшей цели для священника, как стать миссионером и привести дикаря в лоно родной церкви. Видимо, это принесёт на суде дополнительные очки. Потому что тон его стал диаметрально противоположным. Он даже взял меня за руку и смотрит почти с отеческой любовью:
— Сын мой, с тобой произошло настоящее чудо. Сам всевышний или архангел спустился к тебе и вывел из темноты. А ты молись. Как? Мы тебя научим. Главное сердцем возлюбить отца нашего, господа.
Слава тебе господи, вроде выкрутился. Договорились, что завтра прийду на заутреню. Вроде это праздничное утро. Где и начнётся моё обучение. А заодно я сделал ход конём, попросил батюшку поспособствовать с моим переездом в село. Чтобы быть поближе к богу и церкви. А заодно отец Христофор взялся уладить моё дело к скорняку.
Насколько я понял, во владычном селе хозяином являлся или местный батюшка, или служка, присылаемый из монастыря. В этом, именно отцу Христофору доверили наставлять паству, окроплять её и следить за своевременностью сбора податей. Только после его вмешательства меня принял второй скорняк.
Благообразного вида мужик с приятным лицом. И говорит спокойно, без этих понтов:
— Зря ты пытаешься снимать мездру. От тебя нужно только вычесать мех, снять смолу и грязь. Каждый зверь требует своего отношения. Скажем белка и куница обрабатываются по-разному. Ты их просто выноси на мороз, сложив в мешок.
Мы проговорили минут сорок и остались довольные друг другом. Мастер берётся за мои шкурки, а я обязуюсь поставлять их в максимальном количестве. Чтобы успеть до того, как зверьки начнут весеннюю линьку.
В идеале — это использование капканов, было бы совсем здорово. Но у нас нет мастеров по ним. Остаётся только моя праща и опыт.
В отличии от меня мой напарник не так рад общению с попом. У него к ним свои счёты, но он помалкивает о причинах своей нелюбви. В отличии от меня он не делает таких ляпов во время богослужения. Но заметно, что в храме он не частый гость.
— Скажи, Скорята. Что ты намерен дальше делать? У тебя есть жена, дети?
Мужик молчал дольше обычного, потом выдал, — были. И жена, и дети. Сгорели в доме, меня тогда рядом с ними не было. Сопровождал князя, когда тот ездил в ставку к ордынскому хану за княжьим ярлыком. Путь выдался долгим, почти полгода нас не было. А когда вернулся, от дома в посаде даже головёшек не осталось. Пожар тогда был сильный, из наших никто не выжил. Так всех и похоронили за городом, в одной могиле.
Голос у Скоряты ровный, будто рассказывает о незначительных вещях. Но я уже научился его понимать, у него богатая лицевая мимика. Рассказывая о чём-то, он делает это почти артистично. Есть у него умение привлечь внимание к себе собеседника. Но когда он волнуется, то лицо леденеет, даже уголки губ становятся неподвижны, от чего рот некрасиво кривится. Вот и сейчас пытается показаться спокойным, но получается плохо.
— Да, я тоже один. Так получилось.
— А как же хозяйка твоя и малые?
— А, это. Акулина мне не чужая, помогла, когда мне было особенно хреново. А малые просто прибились, тоже сироты.
Я не чувствовал к детям особой любви, но привязался и осознавал ответственность за них. Акулина меня устраивала как человек, благодаря которой у меня всё есть. Благодарен ей, но привязывать к себе не намерен. Всему своё время, мне тесно в деревне. Страсть, как хочется увидеть города и настоящих князей. Что чувствует человек, которому по праву рождения привалила власть над людьми? Меняет ли это мировоззрение сидящего на троне? Думаю, что люди не меняются. Но всё равно меня как магнитом тянет туда, где много людей.
