Монстр с нежным сердцем - Таня Белозерцева
Глаза Зейна тоже сияют счастьем, когда он смотрит с профессорского подиума в огромный зал. Сколько их здесь!.. И все они такие же, как Дейви, Дэнни, Ларри и Нейл, открытые сердцем и душой, готовые подарить ему толику своей любви и доброго расположения. А сам Зейн теперь тоже знает, для чего он здесь появился. Он будет защищать детей и их чудесный дом.
Каждый из них уникален, у каждого свои горести и беды в семье, и всем им нужен Хогвартс, в котором они обретают свободу от неволи своей эпохи. Викторианская эпоха — это время просвещения и научных открытий, время создания фотографии и электрической лампочки. Время первых поездов, которые пока были только в планах и на чертежах, для которых только-только начали строить первые железные дороги… И время строгих ограничений.
Дети всегда дети, и в эпоху неолита, и в Средние века, и во времена королевы Виктории, и потом, во времена Гарри Поттера. Но это время, что описывается сейчас — особенное. Волшебники и Гарри, а тем более Зейн, знали эту особенность и пуще глаза берегли детей. Ведь это время синдрома внезапной смерти. То время, когда смерть настолько обычна, что родители не регистрируют ребёнка после рождения, а выжидают первые его годы жизни, чтобы он хотя бы семь лет прожил гарантированно. И только потом выдается детский паспорт. Паспорт живому ребёнку. Конечно, в викторианскую эпоху основной причиной смертей была инфекция при родах, инфекции в первый год жизни, различные болезни инфекционного характера и тому подобное. И это не считая голода в царской и военной России.
Отношение к детям было соответствующим. Трепетным. Беременные женщины до последнего мига не знали, родится ли у них живой, долгожданный и такой желанный малыш и выживут ли при этом они сами? Суровые отцы тайком от жен прокрадывались в спаленку, прикрывая ладонью огонек свечи, благоговейно замирали над люлькой со спящим младенцем и ловили каждый вдох своего нежного солнышка…
Именно в викторианскую эпоху родилось самое жуткое изобретение человечества — посмертная детская фотография. Фотография, на которой запечатлен мертвый ребёнок, как живой, в окружении родственников и игрушек. Фотография, от которой будет бросать в дрожь человека двадцатого века, но которая была необходима тем, чей малыш стал ангелом, ведь этот кусочек картона зачастую становился единственной памятью об умершем члене семьи.
Этот день оказался очень насыщенным. С визитом соседей-гномов и известием об оборотне, которого уничтожили на окраине какого-то Литтл Хэнглтона. После этого, увы, плохо стало директору, что-то там Гарри страшное ляпнул, отчего Найджела срочно увели из зала, а сам Гарри тоже расстроился и куда-то ушел. Беспокоясь за Гарри, Зейн незаметно проследил за ним, виртуозно прячась в кустах и тени деревьев, и невольно стал свидетелем препотешной встречи со странными зелеными собаками. Особенно позабавила Зейна сучка, так явственно выразившая возмущение, что ему пришлось подавить смешок.
А Гарри не смешно, он очень грустный. Отмахнувшись от собак, он поплелся обратно к замку, у калитки притормозил, понаблюдал за тайной встречей мальчика и гнома и повеселел. Зейн обрадовался и с облегчением вышел из укрытия, нагнал… Интересно, а осмелится ли он назвать Гарри вслух папочкой? Или лучше не надо?.. Нагнав папочку, он пошел рядом, ломая голову, хватит ли храбрости? Не слишком ли это по-детски? Но мне же нужен папа — начал он себя уговаривать, преданно топая огромным слоном следом за тоненьким стройненьким юношей.
Гарри, не подозревая о хотелках Зейна (и хорошо, наверное, а то испотыкался бы), приметил низкое строение на опушке леса, там, где в будущем встанет хижина Хагрида, заинтересовался и свернул к нему. Зейн индийским преданным слоником повернул за ним. Дом оказался вотчиной магозоолога Морана Мракса. Встав у забора, Гарри задумчиво уставился на худого мужчину, занятого ощипыванием кого-то похожего на гиппогрифа. Во всяком случае, у пернатого существа были четыре ноги и крылья…
— Простите, а разве гиппогрифов едят? — робко уточнил Гарри.
— Ну а куда ещё эту конину с курятиной? — беззлобно отозвался Мракс. — Только хорей зря переводит, вредитель драный… А хорьки, дорогой мой, свою нишу в природе занимают.
Гарри виновато поежился, вспомнив о гордом Клювокрыле, и срочно переключился на другую тему, а так как перед ним на лавочке сидел Мракс, то о нём он и завел речь.
— Вы женаты, сэр?
— Не-а, — безмятежно отозвался тот. — Жду, когда кузина подрастет.
— Зачем кузина? — опешил Гарри.
— Сосватаны мы с ней. Лиззи пока двенадцать. Вот выпустится в свет на ярмарке невест…
— Лучше бы вам другую девушку найти. Не кузину… — пробормотал Гарри, исподлобья глядя на Мракса. Тот прекратил выдирать перья и настороженно посмотрел на насупленного парня.
— А ты это к чему? — поинтересовался он. Подумал и добавил опасливо: — Что-то в будущем?..
— Да, — Гарри сглотнул. — В будущем откроют, что близкородственные браки приводят к вырождению. Ваш род прервется, профессор Мракс.
Повисла тишина. Моран в хмуром молчании выдергивал перья и напряженно думал. Потом уточнил, подняв глаза на Гарри:
— Кто-то из моих потомков родится уродом?
— Нет. — Гарри покачал головой. — Проблемным будет уже ваш с Лиззи сын, а уже от него родятся сквибы.
— Проклятье! — Мракс яростно дернул пучок перьев из загривка. — Всё будет настолько плохо?
На это Гарри только плечами пожал, мол, главное я вам сказал, а дальше уже сами разбирайтесь. Этот безмолвный ответ Мракс принял, но счел нужным попенять парню:
— Спасибо, конечно, за то, что чуточку приоткрыл завесу будущего, но впредь больше не делай так. Нельзя. Человеку лучше не знать о том, что готовит ему завтра. Но твоему совету я последую, ведь грядущее угрожает не лично мне, а моим потомкам и моему роду.
Совет Морана Гарри тоже решил принять и поблагодарил, как-никак взрослый опытный волшебник, ерунду не будет предлагать… Попрощавшись, Гарри повернулся к замку и уперся носом в грудь Зейну, стоявшему прямо за ним. Вздрогнув, Гарри поднял глаза к лицу великана и вопросительно нахмурился, увидев восхищение во взгляде Зейна.
— Что?.. — осторожно спросил он,
