Разночинец (СИ) - Прутков Козьма Петрович
Каторжанин улыбнулся щербатым ртом, подмигнул.
- Вышел на большую дорогу стало быть. Как чичас помню своего первого. Приказчик из лавки. Ехал с выручкой, пьяный, песни пел.
Я уже пожалел, что завел разговор о воле. Вон она какая русская воля. Вовсе не там, “где ветру раздолье”.
- Пырнул его ножиком в сердце, выручку всю забрал, коня цыганам свел. Да и сам с ними остался - все деньги неделей промотал.
- Что же… Ничего семье не занес?
- Какое там, - махнул рукой каторжанин. - Проиграл все в карты, да пропил. Вот она, наша воля.
Вдалеке показались купола церквушки.
- Покровское, - Цыган затушил самокрутку в ладони. - Добрались стало быть.
Глава 8
Весть о приближении к Покровскому прошла по колонне видимой даже глазу волной. Близкий отдых и обещанная кормёжка заставили всех непроизвольно ускорить шаг и сомкнуть ряды. Да что там, даже у "буйных" кандалы стали звучать чуть по-другому. Радостней, что ли...
– Семён, гляди, какое чудище! – Ефим чувствительно саданул меня локтем в бок.
Я, с трудом сдержавшись от матерка, поглядел в указанную сторону. Однако и в самом деле, для данных мест зрелище было удивительным. Прямо на околице села стоял, надменно отставив ногу, мужик в партикулярном платье. Что этот франт делает в сибирской глуши? Тут на сотни вёрст вокруг не найдёшь положенных к такому одеянию бальных зал с лакированными полами.
Лениво похлопывая тростью по ноге, местный денди просеивал внимательным взглядом нашу колонну, совершенно не смущаясь разглядывающих его арестантов. Наконец, очередь на доисторический рентген дошла и до нас. Повинуясь непонятному чувству, я решил поиграть в эти игры вдвоём и поймать взгляд этого доморощенного таможенника. Однако всё было тщетно: по мне скользнули пустым взором, видимо, признавая полную никчёмность для таинственных планов и, вдобавок, широко зевнули, деликатно прикрыв рот перчаткой.
Почему-то обидевшись на такое отношение к своей особе, я демонстративно покряхтел и скользнул поглубже в телегу, опершись спиной об облучок. Дескать, видали мы таких дендей во все времена пачками. Я лучше полюбуюсь на начинающийся закат, благо с открывшегося вида хоть картины рисуй.
Однако насладиться вечерними образами у меня не получилось: уж очень бросилось в глаза то, как странно стали вести себя Выкрест со Степаном. Оба превратились в механических истуканов, старательно рассматривающие хвосты своих лошадей. Я лениво перевёл взгляд на пижона и поразился изменению в его облике. Теперь телеги инспектировал не лощенный повеса, а матёрый волкодав. Никакой вальяжной расслабленности, того, глядишь и врежет палкой по хребтине. Посмотрев повторно на возниц и обратно, я решил, что с волкодавом погорячился: всё-таки габариты у повесы не те, но как минимум на боевую таксу, увидевшую хомячков, он точно тянул.
Пока я пытался придумать связь между возницами и столичной штучкой, проскакавший вдоль колонны Северский объявил о порядке размещения. Тщетно пытаясь задавить стыд, я порадовался тому, что принадлежу к местной интеллигенции: и ночевать придётся не на сеновале да и в баньку пойду в числе первых. А прибыв на указанное место, даже не пытался сдержать довольной улыбки: мне выделили небольшую, но зато запирающуюся на здоровенный ключ комнатушку. Перетащив свою поклажу внутрь, я воткнул с внешней стороны двери ключ и принялся им ворочать, пытаясь понять принцип.
Надо отдать должное, изготовивший замок мастер оказался выдумщиком. Сверху засова располагалась скоба, которая своими изогнутыми концами попадала в специально сделанные пазы. Таким образом, злоумышленник, даже хорошенько подцепив засов, не смог бы сдвинуть его. А хозяин, вставив ключ, одной стороной приподнимал скобу, а второй сдвигал засов в нужную сторону. Учитывая расположение комнатушки и то, что замок был сделан из толстенного металла, мне можно совершенно не волноваться за сохранность таинственного пакета с порошком.
Закрыв комнату, я пошёл искать Ефима — уж больно хотелось пошептаться о замеченных странностях. Немного побродив по округе, был перехвачен уже слегка принявшим поручиком Северским. Тоном, не терпящим возражений, тот немедленно приказал отправляться на помывку и даже любезно указал направление. Дескать, представительное общество уже собралось, и только я препятствие для начала оздоровительных процедур. Зайдя в предбанник, я и в самом деле обнаружил лучших людей общества. Сливки местного бомонда сидели за столом в чем мать родила и, не обращая ни на кого внимания, ожесточённо о чём-то спорили. Так, надо мне догонять начальство, ведь если судить по их красным лицам, один заход я уже пропустил.
– Господин фелшар, скидайте одёжу, я бабам снесу, они постирают – робко подёргал меня за рукав дядька Макар.
И это я полностью одобряю, хотя после стирки сушка нужна же... Поразмышляв буквально секунду между чистой мокротой и грязной сушью, решительно сделал выбор в пользу первой. Чёрт его знает, когда в следующий раз получится постираться.
Свернув свою одежду в большой ком, я передал его дядьке Макару и, зачем-то глубоко вздохнув, шагнул в парилку. Закрыв за собой дверь, постоял немного, привыкая к жару и тусклому свету и полез на полок. Осторожно дыша через рот, я огляделся. Здоровенная бочка с холодной водой, шеренга ковшиков с замачивающимися вениками и пышущее жаром жерло каменки. Поёрзав на гладко обструганных досках, я протянул ноги ступнями к печке. Как же хорошо ощущать, как пот буквально выдавливает через поры всю скопившуюся грязь...
Ополоснувшись, я выполз в предбанник. Тут же вездесущий дядька Макар вручил мне здоровенную кружку с квасом. Проглотив залпом половину, я удовлетворённо крякнул и тыльной стороной ладони вытер выступившие слёзы
– Вот кто может бросить ещё одну гирьку на весы нашего спора! – преувеличенно громко воскликнул Наумов.
Я приветственно отсалютовал кружкой, тем самым отмечая свою полную готовность принять участие в любом кипише.
– Семён Семёнович, как вы считаете, будет ли человек способен летать аки птица?
- Господа, право, немного странный вопрос для бани, но у меня ответ на него совершенно однозначный. Да и ещё раз да – я подсел на свободное место и захрустел свежей редиской.
– Но позвольте, ведь если бы господь пожелал дать нам полёт, то и снабдил бы крыльями! – в разговор вступил незнакомый мне мужичок. Наверняка представитель встречающей стороны.
– Пути господни неисповедимы. Но я не так давно читал в «вестнике европы»... или это было в «русском вестнике»? Не важно, но ещё в пятьдесят втором году некий француз по имени Жиффар пролетел аж 24 километра. И всё, что препятствует развитию данного вида занятий – это просто наше несовершенство во многих областях науки.
– Но позвольте, там был баллонет! Никаких крыльев! – в перепалку вступил ещё один незнакомец.
– Ну, как я уже сказал, только наше несовершенство препятствует нам. У тех же воздушных змеев крылья вполне себе наличествуют. Дайте ещё чуть-чуть времени, господа, и мы полетим как птицы!
– Но господа учёные утверждают...
Спорщики тут же забыли про меня. Я же, подтянув к себе курицу, потихоньку клевал кусочки мяса. Это вон, горлопаны уже позабыли о первоначальной цели своего посещения, а я ещё хочу попариться. А перед этим делом наедаться не стоит... Как и напиваться. Но вообще, скажи кому-нибудь, что в отдалённом сибирском селе толпа голых мужиков не баб лёгкого поведения ждёт, а спорит о перспективах воздухоплавания... Не поверят! Да я сам себе не поверю, поэтому прямо сейчас пойду и немного помашу веничком.
Едва успев напариться, я был вытеснен из парилки толпой громко галдящих мужиков, наконец-то вспомнивших про баню. Закрыв за собой дверь и оглядевшись, с изумлением обнаружил изменение концепции вечернего паропринятия. Стоящая посреди стола здоровенная бутыль с немного сизоватым содержимым не оставляла сомнений, что вечернее посещение бани превратилось в банальную пьянку. Вспомнив, что я всё-таки лицо, маскирующееся под медика, приоткрыл дверь в парилку и попросил был аккуратнее, ибо мне лень сомлевшими заниматься. В общем, кто помрёт, тот завтра никуда не пойдёт!
