Владыка морей ч.2 (СИ) - Чайка Дмитрий
— На горку хочу! — громко сказала княжна, не обращая внимания на бояр, хмыкающих в усы. — Ты обещал, что на санках меня покатаешь!
— Давай тебя мама покатает? — совершенно серьезно спросил Самослав. — Я занят немного. А, дочь?
— Ты обещал! — возмущенно посмотрела на него Видна. Огромные голубые глазищи, непонятно как поместившиеся на ее кукольном личике, выражали недоумение и обиду. — Тебя молния убьет, если не пойдешь! Мама говорит, что тех, кто обещает и не делает, молния убивает! Я не хочу, чтобы тебя молния убила! Я хочу живого тебя, медовое пирожное и покататься на санках!
— Тогда сиди тихо, как мышка, — серьезно сказал ей Самослав. — Если до конца разговора не произнесешь ни звука, мы пойдем с тобой на горку.
— Угу, — промычала княжна и крепко прижалась к его груди. Это была их игра, и ее правила она знала. Она не скажет теперь ни слова, и не пошевелится даже, чтобы не помешать серьезному разговору.
— Ираклий никуда не пойдет, — покачал головой Самослав, вернувшись к беседе. — А вот арабам да, этот канал не понравится. Им придется либо всей силой обрушиться на Египет, либо проложить сухопутный коридор в Индию через Парс и Макран. Наша задача — направить их именно по второму пути.
— Морем путь дешевле и быстрее, государь, — испытующе посмотрел на князя Звонимир. — Да и Персия еще сильна.
— У нас выхода нет, — покачал головой Самослав. — Если отдадим Египет, наши внуки будут арабов под Братиславой встречать. Они усилятся неимоверно. Через пятьдесят лет все море под ними будет, а мы снова нищими лесовиками без торговли станем.
— Да быть того не может! — Звонимир откинулся на спинку стула, не скрывая изумления. — Халиф Умар говорит, что человек в море — все равно что червь на доске, несущейся по бурной реке.
— Ему на смену придут другие, — пожал плечами Самослав. — Не такие, как он. Продуманные, жадные и радеющие больше о заработке, чем о вере. Умар, что ни говори, свято верит в то, что делает. Вы понимаете, почему арабы побеждают?
— Не слишком, государь, — поморщился Звонимир. — Ничего в них такого особенного нет. Халид ибн аль-Валид как полководец необыкновенно хорош был, но его больше нет, а натиск арабов все равно продолжается. Они колотят ромеев с персами в хвост и в гриву.
— Любая идея, — пояснил князь, — даже самая странная и непривычная, оживает, как только люди становятся готовы за нее умирать. Понимаешь, Зван? Мусульмане готовы умирать за то, во что верят, и потому побеждают.
— Может, боярина Деметрия в Египет послать? — испытующе посмотрел на князя Горан. — Там не все гладко, княже.
— Если пошлем туда Деметрия, то это будет победа Деметрия, — отрезал Самослав. — Мой сын — наследник. Ему править. А значит, и побеждать должен он сам.
— Тебе видней, — согласились бояре. — Но своих людишек мы в Александрию все равно пошлем. Человека три-четыре. Мы их там чиновниками поставим. Там много еще нестроений, государь. Особенно в войске. Египтяне с ромеями грызутся, даны простых людишек обижают… Много жалоб поступает на их самоуправство. Наглеют северяне. Чувствуют, что нужны нам. Так что пошлем туда людей!
— Посылайте, — кивнул князь. — У меня на сегодня все! Пойдем, дочь!
— Я тоже к княгине иду, государь, — сказал Горан. — Служанку она заказывала. Так я ей целых двух нашел. Чистое золото, а не бабы.
— Ну, нашел и нашел, — равнодушно ответил князь. — Мне-то зачем про это рассказываешь?
— Так это именно этих баб мы по твоему поручению искали,- ответил старый боярин, когда они шли по коридорам дворца. — Всю Тюрингию перетрясли, Баварию и Норик. Мои люди задницы до мослов сбили, пока нашли их.
— Эти, что ли? — князь удивленно посмотрел на двух здоровенных женщин, ростом чуть повыше его самого, что переминались с ноги на ногу у входа в покои княгини Людмилы. — Однако!
Мать и дочь надолго притянули его взгляд. Высокие, крепкие, кровь с молоком, довольно приятные на вид. Матери чуть больше тридцати, дочери — лет пятнадцать-шестнадцать. Простоволосые, с крупными, натруженными ладонями. У обеих румянец во всю щеку и арбузная грудь, рвущая тугую ткань рубахи.
— Ну, пойдем, что ли, — хмыкнул Самослав, когда обе женщины склонились перед ним. У него родилась интересная мысль.
Он прошел в покои жены, занимавшие целое крыло дворца. Служанки и няньки, встречавшиеся по дороге, застывали на месте, присев в поклоне и щипком приподняв подол платья. Улрике и Леутхайд с изумлением оглядывали женщин в белых чепцах, замерших в одинаковых позах, словно неживые, и изрядно заробели. А когда вошли в покои княгини, то заробели еще больше. Не каждый день увидишь, как стены комнаты затянуты обоями из переливчатого, расшитого цветами шелка. Они и платьев-то таких красивых сроду не видели, а тут стены…
— Государь муж мой, — Людмила склонила голову, не поменявшись в лице. Ледяную правильность ее черт нечасто искажали чувства. Она не пускала их наружу, делая это лишь изредка, и не при посторонних.
— Я дочь привел, — сказал Самослав. — А Горан привел новых служанок.
— Я просила одну, — удивленно посмотрела на женщин княгиня. На ее лице появилась задумчивость. — Я помню тебя! Ты просила Богиню, чтобы она вернула тебе сына.
— Богиня вернула мне его! — преданно посмотрела на нее Улрике. — Ты коснулась меня, и она вернула мне моего мальчика. Позволь служить тебе, госпожа.
— Что в тебе такого, чтобы я приблизила тебя? — Людмила чуть наклонила голову, изучающе разглядывая женщину, которой едва доставала до подбородка.
Вместо ответа Улрике подошла к столу, на котором стоял серебряный кубок. Она сдавила его в кулаке и чуть погодя разжала ладонь, демонстрируя уродливый комок металла.
— Да что ж ты творишь, глупая баба! — Горан даже крякнул от огорчения, зато князь расхохотался в голос, разглядывая изумленное лицо жены и расстроенное — старого боярина. Он так долго искал служанку, а она, дура такая, княжью посуду портит.
— Она мне подходит, — к Людмиле вернулось самообладание, а лицо вновь стало неподвижным, словно прекрасная маска. Именно такой ее и видели горожане, отождествляя с Богиней.
— А ты так сможешь? — князь, утирающий слезы, посмотрел на смущенную Леутхайд. Та зарделась и мелко кивнула в знак согласия.
— Кубок мне притащите! — крикнул князь и, когда его принесли, протянул девчонке. — Давай!
Леутхайд смяла кубок в неряшливый комок, но князь больше не смеялся. Его лицо стало задумчивым, словно он вспоминал что-то…
— Грамотна? — спросил он у девчонки. Та отрицательно покачала головой.
— К себе ее возьмешь, — сказал он Людмиле. — Полдня у тебя служит, полдня учится.
— Чему учим, княже? — уточнил Горан.
— А помнишь, как Добряту учили? — спросил Самослав. — Вот прямо так и учите. В школу ее поздно отдавать, да и не нужно это. Грамматика, история, география, медицина. Немного риторики. Вот прямо завтра и приступайте. Не будем время терять, у нас его и так немного. Ах да! Научите ее из лука стрелять и ножевому бою. Хотя бы основам.
— Да когда же она мне служить-то будет? — безмерно удивилась Людмила.
— Да, действительно, когда? — задумался князь. — Не успеет… Значит, жена моя, сегодня ты возьмешь только одну служанку. У тебя их и так табун. Легче пехотную тагму прокормить, чем всё это бабье.
Он развернулся и пошел на третий этаж, отпустив ладошку дочери. Княжну Видну оставлять одну было нельзя. В прошлый раз это закончилось пожаром. В голове князя вновь крутилась одна интересная комбинация, которая поможет решить сразу несколько проблем. И в настоящем, и в будущем. В очень далеком будущем…
Глава 30
Февраль 640 года. Ратисбона. Королевство Бавария.
Королева Умила сидела за письменным столом, украшенным затейливой резьбой. Это чудо столярного искусства было первым в Баварии, ибо никому и никогда не было здесь нужно. Массивные тумбы по бокам имели выдвижные ящики, запирающиеся на ключ, и еще парочку ящичков потайных, запиравшихся на совсем крошечные ключики.
