Ванька 10 - Сергей Анатольевич Куковякин
Полети в родну сторонку,
Где у маменьки был мал,
И скажи ей потихоньку,
Что за Родину я пал.
Потихоньку, взяв за плечи,
Что за Родину я пал...
Федор Терентьевич даже напевать начал. Мне тут и вспомнилось, что любил он эту песню.
Да, что-то не больно весёлые песни поют продотрядовцы. Не всё хорошо на душе у них. Понимают, чем они занимаются. Но, люди они сейчас подневольные…
Где-то через полчаса и костыга появился.
- Замолкли, - доложил костыга атаману.
- Ну, пошли потихоньку. – Федор Терентьевич махнул мне рукой.
По дороге к фельдшерскому пункту атаман ещё троих мужиков позвал на помощь. Правильно, лишними они не будут.
Когда дошли до места, Федор Терентьевич сам обстановку в помещении бывшего земского медицинского учреждения проверил и нам отмашку дал.
- Выносим и грузим.
На чем вынести продотрядовцев имелось – Павел Павлович носилки к себе домой с фельдшерского пункта не утащил. Наркоз у бойцов продовольственного полка был крепкий, никто из них и не заметил, как они на телегах оказались.
- С зерном что? – поинтересовался один из мужиков.
- Оставим. Надо же им как-то перед начальством ответ держать.
Федору Терентьевичу, само-собой, тоже зерно было жалко, но приходилось жертвовать малым.
- С винтовками что? – не унимался тот же мужик, вопрос за вопросом задавал.
- Оставить. Разрядить только, - последовало распоряжение от атамана.
Мужик аж крякнул с досады. Такое богатство прямо из рук уплывало.
- Как за границу волости выедите, оставляйте их там. Как проспятся, пусть в уезд сами добираются.
Оказывается, этим троим мужикам Федор Терентьевич ещё и роль возниц уготовил. Они не спорили, без слов подчинились. С нашим атаманом – не забалуешь.
Телег было пять, а мужиков трое. Оставшимися двумя подшалимок и костыга будут править. Всем у Федора дело нашлось.
- Как вывезете их, сразу домой не идите. В кустиках затаитесь и дождитесь, чтобы хоть один из этих проснулся. Не надо нам, чтобы их сонных обобрали или порезали. Чистенько нужно дело сделать.
Да, всё Федор Терентьевич предусмотрел, о всём заранее подумал.
- Пошли, Ваня, спать. Дел с утра много…
Я давно уже позёвывал, время было третий сон видеть.
- Пошли, Федор Терентьевич, пошли.
Скоро уже петухи петь начнут, а мы ещё и не ложились…
Глава 24
Глава 24 Парнишка от кума
Выспаться мне не дали…
Вернее, не дал. Федор Терентьевич.
Какая его неспиха забрала? Только-только лёг, а тут уже за плечо трясут…
- Ваня, вставай.
Мля…
Встаю, куда деваться-то…
- Что, московские продотрядовцы вернулись? – попытался я со сна пошутить.
Тут же понял, что неудачно. На Федоре лица не было.
- Хуже…
Что же такое хуже-то может быть?
- От кума парнишка прибыл. Чуть лошадку свою не загнал.
Фёдор Терентьевич за левое плечо себе кивнул.
Кумовьев у атамана – в каждом селе. Человек он уважаемый и авторитетный. Вот и обращаются к нему – будь да будь крестным отцом. Федор Терентьевич и не отказывается – церковным уставом каких-то ограничений в этом отношении не предусмотрено.
Супруга Федора Терентьевича только иногда тяжело вздыхает. Но, это – когда он не видит. Крестный отец же должен купить нательный крестик, оплатить процедуру крещения в храме и продукты для праздничного стола по случаю крестин. Это – расходы. Пусть и застолье после крещения не пышное – только для близких и стол без спиртного – крестильная каша, пироги и сладости.
- Из уезда новости. Первый-то Московский продовольственный полк против советской власти выступил.
Во дела… Против советской власти? Так сама советская власть его в Вятскую губернию и направила за хлебушком.
Тут от таких новостей я окончательно и проснулся. Бунт против большевиков в уезде, это тебе не фунт изюму. Тут непонятно, чем всё закончится может. Вот Федор и расстроен…
- Так, Федор Терентьевич, давай всё по порядку.
- Пошли за стол, там и расскажу. – атаман по голове пятерней провел, широко зевнул, вид у него тоже был совсем не выспавшийся.
Я не возражал. Сами разбудили, теперь сами завтраком и кормите.
- Продотрядовцы эти в уезде почти уже месяц, - начал Федор. – Сначала ближние от города села и деревни обирали, пьянствовали и безобразили, а потом вот и до нас, дальних, добрались. Сам знаешь, там, вокруг города, места всё хлебные и народ посмирёней, не как у нас на севере уезда в лесном краю. Мы тут, хоть и беднее, но всегда вольно жили…
Это – точно. Уезд – огромный. Весь из конца в конец проедешь – как почти пару-тройку мелких северо-германских государств до объединения их в империю.
Я, не дожидаясь предложения, молока себе налил и хлебушка ломоть взял. Слушаю да ем, одно другому не мешает. Как тому котику.
- Кум в уездном городе в писарях состоит, много знает… - Федор, на меня глядя, тоже решил молочком себя побаловать. – Командует полком бывший офицер императорской армии Степанов. Вот он и решил, когда хлеб собрал, себе его оставить, а не отдавать советской власти. Ещё и, как мне парнишка кумов рассказал, полк собрались на фронт отправить, а самого Степанова под суд. Не держал де, он дисциплину в полку, допускал много безобразий. Убили они в уезде восемнадцать большевиков, что Степанова арестовывать пришли и сейчас в Уржуме не советская власть, а Южный округ Вятской губернии со своим правительством.
Федор отпил молока из кружки и продолжил.
- Хлеб больше у крестьян не забирают, а даже малую часть обратно раздали. Сейчас они не продотряд, а борцы за народ. Везде, где можно, расклеивают воззвание патриарха Тихона, где большевики церковному проклятию предаются. Бывшие офицеры и кто советской властью недоволен, теперь все к Степанову потянулись.
- Когда всё это случилось? – уточнил я.
- Почитай, больше уже двух дней.
